ложбинку между шеей и плечом и с трудом переводя дух. Желание было столь велико, что казалось, мне недостанет сил взять его под контроль и остановиться.
Поппи поглаживала меня по спине, и я попытался успокоиться, сосредоточившись на ритме ее пальцев.
Минута шла за минутой. Я лежал неподвижно, распластавшись на Поппи, вдыхая ее аромат, чувствуя под рукой ее мягкий живот.
— Руне? — прошептала она.
Я поднял голову.
Она тут же дотронулась до моей щеки.
— Малыш? — В ее голосе прозвучала тревожная нотка.
— Все в порядке, — прошептал я как можно тише, чтобы не побеспокоить ее родителей, и заглянул в ее глубокие глаза. — Просто чертовски тебя хочу. Когда вот такое случается… когда мы заходим так далеко… я как будто теряю рассудок.
Поппи запустила пальцы мне в волосы, и я закрыл глаза, наслаждаясь ее прикосновениями.
— Прости. Мне так жаль…
— Нет, — решительно перебил я, невольно повысив голос. Получилось слишком громко. Огромные глаза Поппи смотрели на меня. Я отодвинулся. — Не надо. Не извиняйся за то, что остановила меня. Мы не сделаем ничего, о чем тебе придется потом пожалеть.
С ее распухших от поцелуев губ слетел долгий вздох.
— Спасибо, — прошептала она. Моя рука нашла ее руку, и наши пальцы переплелись.
Я сдвинулся к краю и кивнул, приглашая ее в объятия. Поппи положила голову мне на грудь. Я закрыл глаза и постарался выровнять дыхание.
В конце концов сон все же взял верх. Палец Поппи выписывал узоры на моем животе. Я уже проваливался в забытье, когда она вдруг прошептала:
— Ты — мое все, Руне Кристиансен. Надеюсь, тебе это известно.
Глаза распахнулись сами собой. Подсунув палец под подбородок, я повернул ее лицо к себе. Ее приоткрытые губы ждали поцелуя.
Я поцеловал ее — нежно, мягко — и отстранился. Лежа с закрытыми глазами, Поппи улыбнулась. Она выглядела такой счастливой и умиротворенной, что моя грудь разрывалась от нежности.
— Вместе навсегда, — прошептал я.
Она повернулась, устраиваясь поудобнее, и ответила тоже шепотом:
— На веки вечные.
И мы оба уснули.
Глава 3
Песчаные дюны и соленые слезы
Руне
— Руне, нам нужно поговорить, — сказал папа, когда мы уже сидели за ланчем в ресторане с видом на пляж.
— Вы что, собрались разводиться?
— Нет, Руне. — Он побледнел и тут же принялся уверять меня в обратном, а для убедительности взял маму за руку. — Господи, конечно, нет. — Мама улыбнулась, но в ее глазах блеснули слезы.
— Тогда о чем? — спросил я.
Папа медленно отклонился на спинку стула.
— Твоя мама недовольна не мной, а моей работой. — Это заявление совершенно сбило меня с толку, но тут он добавил: — Меня переводят в Осло. У компании возникла проблема, и мне поручено ее решить.
— И на сколько ты уезжаешь? Когда вернешься?
Папа провел ладонью по густым коротким волосам — точно так же, как это делал я.
— В том-то и дело, — осторожно сказал он и вздохнул. — Возможно, придется задержаться на несколько лет. Возможно, на несколько месяцев. Если оценивать реалистично, то это продлится от одного года до трех лет.
У меня глаза полезли на лоб.
— И ты оставишь нас здесь, в Джорджии, на такой срок?
Мама накрыла мою руку своей. Я смотрел на нее, ничего не понимая, но потом смысл сказанного отцом стал понемногу до меня доходить.
— Нет, — негромко произнес я, качая головой. Нет, он не мог поступить так со мной. Не мог так со мной обойтись.
Я посмотрел на него, и он виновато отвел глаза.
Все стало ясно.
Так вот почему мы поехали на пляж. Вот почему он хотел, чтобы мы были одни. Вот почему не разрешил взять с собой Поппи.
Сердце как будто пустилось вскачь. Лежавшие на столе руки задрожали. Мысли бросились врассыпную. Нет, они этого не сделают… не могут… Я не хочу!
— Нет! — бросил я. Вышло громко, и сидевшие за соседними столиками посмотрели в нашу сторону. — Я никуда не поеду. Я не оставлю ее.
Я с надеждой повернулся к маме, но она опустила глаза. Я вырвал руку из-под ее ладони.
— Мама? — В ответ на мою мольбу она покачала головой.
— Мы — семья, Руне. Мы не можем расставаться на такой долгий срок. Нам всем нужно поехать с папой. Мы — семья.
— Нет! — крикнул я и, отодвинув стул, вскочил и сжал кулаки. — Я не оставлю ее! Вы меня не заставите! Наш дом — здесь! Вы не заставите меня вернуться в Осло!
— Руне! — Папа тоже поднялся и протянул руки. — Успокойся.
Но я уже не мог находиться с ним рядом и, повернувшись, выбежал из ресторана и повернул к пляжу. Солнце спряталось за темными тучами, холодный ветер гнал по берегу песок. Я бежал к дюнам, и колючие зернышки били в лицо.
Гнев и злость бушевали во мне, норовя вырваться наружу. Как они могли так поступить со мной? Они же знают, что мне не жить без Поппи.
Дрожа от злости, я забрался на самую высокую дюну и упал на вершине. Надо мной расстилалось серое, сумрачное небо. Жить в Норвегии без Поппи? Не быть с ней рядом? Не держать ее руку? Не целовать ее губы? От одной этой мысли меня едва не стошнило. Нет, невозможно.
Горло перехватило — ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Мысли метались в поисках выхода. Что можно сделать, чтобы остаться? Но хватаясь то за один, то за другой вариант, я понимал, что отца не переубедить. Если он решил для себя что-то, то уже не отступится. Мне придется поехать с ними — выражение на его лице ясно показывало, что другого варианта нет. Они разлучали меня с моей девушкой, моей половинкой. И я ничего не мог с этим поделать. Будь оно проклято.
Кто-то поднимался на дюну. Конечно, это был он, мой отец. Он сел рядом. Я отвернулся к морю. Не хотел его видеть. Не хотел даже замечать.
Какое-то время мы молчали, потом я спросил:
— Когда мы уезжаем?
Я почувствовал, как он напрягся, и искоса взглянул на него. Отец смотрел на меня с жалостью и сочувствием, и от этого мне сделалось еще хуже.
— Когда?
Он вздохнул и опустил глаза.
— Завтра.
Мир замер.
— Что? — не веря своим ушам, прошептал я. — Как так? Это невозможно.
— Мы с твоей матерью узнали обо всем месяц назад, но решили ничего не говорить до самого последнего дня. Знали, что тебе это не понравится. Мне нужно быть на работе, в Осло, уже в понедельник. Со школой
