– я даже не пытался вспомнить. Я покинул её без сожаления. Эта игра изначально велась на костях. Глупо было надеяться на продолжение. И тешить себя иллюзиями. Таких, как я, в её жизни может быть сколько угодно. Таких, как она, в моей, возможно, не будет. Но мне это совершенно не нужно. В большом городе, куда я еду, сотни молодых девушек. Возможно, с одной из них меня ожидает светлое будущее. Ну, а пока пусть всё останется, как есть. И вскоре и Татьяна, и всё, что было с ней связано, забудется, как страшный сон. Я продолжу учиться, работать и… медленно, но верно катиться по наклонной. Я ведь Павел Сазонов. Моя фамилия уже стала словом нарицательным. Так говорят о самых отъявленных избранниках судьбы. И каждый, кто столкнулся со мной, имел возможность в этом убедиться. Ну, а мне скрываться нет причины. Да я и не пытаюсь, честно говоря. Зачем мне прикрываться этими фиговыми листочками? Чтоб репутацию себе выбить? Она у меня уже есть. Может, не самая идеальная, зато – моя. Если бы у меня была визитная карточка, то на ней можно было написать следующее: «Павел Сазонов – студент пятого курса, отчисленный за драку и вновь восстановленный. Отъявленный хулиган, пьяница и бабник, картёжник и матершинник, авантюрист и балагур. А ещё сволочь редкостная». Дружить со мной – себе в убыток. Любить – этого совсем не рекомендую. Простите, но меня этому никто не учил. На лекциях в универе ничего такого не объясняют. А если вдруг представить, что могли бы, я всё равно бы не услышал.
* * *
Мы веселились до утра. Евгеша, махнув пару стаканов, вновь потянулся к гитаре, но вдруг обнаружил, что забыл аккорды. Воспользовавшись этим, я подошёл к нему, положил руку на плечо и попросил:
– Друг мой, твоя любимая женщина (так я его гитару называю) умоляет: освободи пространство. Дай и мне поиграть немного. А то от твоей лирики, боюсь, струны заржавеют.
Вряд ли он обрадовался моим словам. Но место уступил. И гитару отдал. Евгеша парень незлобивый.
И вот я сажусь на его место с гитарой в руках. Сначала проверяю струны – крепко ли настроены. Потом вспоминаю аккорды. Не так часто я упражняюсь, чтобы навык идеально отточить. Но память меня не подводит. И вот уже, вспомнив, знакомый мотив, резко ударяю по струнам и начинаю играть.
Я не люблю лирику. В большой компании – не люблю. Она здесь неуместна. Какую-то тоску навевает, хандру. Мне кажется, что нам всем этого в жизни достаточно, чтобы и здесь ещё слушать. Хочется, наоборот, чего-то весёлого, задорного, смелого! Но Евгеша так не умеет. Технически может. Но техника это не самое главное. Подача – вот что важно. А в этом отношении ему куража не хватает.
Соседка Яночка подсела ближе. Сначала глазки свои стыдливо опустила, потом неловко вскинула. Вроде неплохая девочка. Обед нам иногда готовит, порядок в комнате наводить помогает. И ничего за это не просит. Говорит, что ей дружбы достаточно. Но я давно таким словам не верю. Что значит дружба для того, кто сам её предавал не раз?
А рядом с ней сидит другая девочка, имени которой я не помню. Но точно знаю, что от девочки в ней мало что осталось. Здесь вообще, если внимательно посмотреть, настоящих девочек не обнаружить. Иначе давно бы в своих комнатах спали, плотно накрывшись одеялами. Что их сюда принесло? Неужели в пять часов утра им всё ещё хочется музыку слушать? А завтра рано вставать и идти на занятия. Но раз вы музыки ищете, будет она вам! Только такая, какую я хочу. Бойкая, дерзкая, подстать моему характеру! И слова в этой музыке – то, что надо! Резкие – как удар хлыстом по лицу со всего размаху! И ещё раз, и ещё!.. Давай, не жалей! Бей так, чтоб не попадя! До крови рассекай! Не жалей и не милуй – никого!..
– Паша, струны порвёшь! – Евгеша руку протягивает, пытаясь остановить. Как бы не так! Или ты плохо меня знаешь?
Юрец, видя всё это, решает вмешаться. Он из нас, пожалуй, самый дипломатичный. Способен разрешить любую ситуацию. Недаром на юриста учится. И говорить он умеет красиво. Встаёт, подходит ко мне и ласково так произносит:
– Паша, тебе не надоело инструмент мучить? Может, лучше по маленькой?
– Почему же «по маленькой»? – я гитару тут же в сторону откладываю, на ноги поднимаюсь. – Можно и по большой.
– А вот это – всегда, пожалуйста, – и Юрец расплывается в довольной улыбке. Наполняет мне стакан примерно до середины и протягивает. Затем себе наливает.
– За здоровье!
– И – за новые знакомства! – добавляю я и залпом осушаю стакан. По вискам резко ударило, но я быстро взял себя в руки. И чувствую: кровь бурлит, настроение поднимается. Надо было сразу с этого начинать. – Евгеша, друг мой, сыграй теперь ты что-нибудь. У тебя лучше получается, – и хлопаю его по плечу, а потом крепко обнимаю.
Евгеша скромно улыбается (а по-другому он не умеет). Затем возвращается на своё место. Гитару в руки берёт как святыню. Она ему всех женщин мира заменяет. Начинает играть. Чёрт возьми!.. Может, голос у него и не самый сильный, зато музыка необыкновенная. А ведь он знает, как произвести впечатление. Инструмент в его руках так и мается, так и плачет. Струны натянуты до предела, как нервы в теле моём. Так и льётся эта музыка – горькая, лирическая. В самое сердце проникает, раздирая его до крови. Эх…
– Что-то мы засиделись! – громко заявляю я. – Не пора ли повторить?
Юрец уже с тревогой смотрит на меня.
– Передохни, Паша, – советует он. – Не так быстро. Разгорячишься.
– А мне, может, это и нужно сейчас! – громко произношу я. Чем пьянее становлюсь, тем сложнее интонациями управлять. – Налей, мой друг, ещё!
– Давай по последней и будем расходиться, – советует Юрец. – Ты пьяный опасный становишься.
Драку с охранником мне до сих пор припоминают. Впрочем, Юрец это делает лишь для того, чтобы меня усмирить. Я знаю, он никогда не желал мне зла.
Смотрю я в «зрительный зал» и вижу, что ряды пустеют. А потом вдруг взгляд задерживается на новенькой девочке, что скромно сидит вдали от меня, опустив руки на колени. Кажется, именно она подходила к Евгеше с чувством восторга, нарисованном на лице. Ну-да, он может обаять таких, как она, молодых и неопытных. Но только пока держит в руках инструмент. А без него он как без рук.
Девочка, похоже, собирается
