— Строители, что за забором, выгружали стройматериалы. Боно каким-то чудом вырвался и начал рычать на них. Охранник, черт возьми. Не знаю, что именно строители ему сделали, но на лапу он больше не смог наступить и громко скулил.
— Изверги! Дикари! — негодую я. — Как так можно?!
Просто разрывает от несправедливости и отчаянья! Новости с каждым днем все хуже и хуже. И ни одного просвета.
Когда Леонид привозит Боно, я не могу сдержать слез. Всегда довольный пес с трудом отходит от наркоза. У него раздроблена кость.
— Фиксировали спицами, — поясняет Лёня. — Чтобы спица оставалась на месте, закрепили с помощью бинта, обмотанного вокруг кости, помогая, таким образом, закрепить и мелкие осколки.
Я склоняюсь над собакой и плачу. Глажу Боно, но он никак не реагирует, только поскуливает об боли.
Вскочив на ноги и накинув сверху куртку, несусь в сторону старой подсобки. Беру оттуда небольшую канистру с бензином, прошу у Леонида зажигалку. Нина пытается успокоить, но меня уже не остановить.
Я прохожу на территорию стройки, вижу деревянные доски, бетонные блоки и прочую строительную хрень. Поливаю доски бензином, щелкаю зажигалкой. Сначала они слабо горят, но затем начинают трещать и вспыхивают сильнее. Нина закрывает рот ладонью, вскрикивает от ужаса. Я и сама не ожидала, что загорится настолько ярко.
Появляется охрана, которая, видимо, мирно сидела в своем железном фургончике. Мы пытаемся сбежать, но не тут-то было. Один из мужчин хватает меня за локоть, крепко удерживает. Другой торопится за огнетушителем. На улице темно, и только пламя освещает наши с Ниной лица, полные гнева.
— На месте стоять! — командует высокий амбал с одутловатым лицом и достает из внутреннего кармана фуфайки телефон.
Набирает кого-то.
— Допрыгались, защитнички животных, — злобно произносит он. — Сейчас с вами серьезно побеседуют.
Глава 13
Иван
— Здорово, Иван! — слышу я в телефонной трубке довольный голос младшего брата.
— Привет, Паш. У тебя что-то строчное? — спрашиваю, посматривая на заместителя директора.
— Хотел обговорить планы на новогодние праздники.
— Подождет, да? Я перезвоню, как только освобожусь.
Завершив звонок, включаюсь в работу. На общение с Олеговичем уходит примерно час. Он толковый мужик, понимает, что я с трудом вливаюсь. Чисто подфартило, что завод оказался в моих руках. Пока понятия не имею, как тут все работает и на ком держится, но искреннее верю, что со временем освоюсь. И к городу привыкну, и к людям. Ограниченным, диковатым и любопытным. Это не Москва, да. Здесь все другое. Странное, чужое. При желании всегда можно продать завод к херам собачим и вернуться в столицу, но пока во мне играет шкурный интерес и жажда доказать отцу, что я чего-то стою.
Открыв окно кабинета, сажусь на подоконник и, вставив сигарету в зубы, щелкаю зажигалкой. На улице идет снег, потеплело.
Я осматриваю территорию, глубоко затягиваюсь. Слева доменный цех, рядом литейка. Чуть поодаль — прокатный цех, а справа — центральная заводская лаборатория. Мое. Теперь это все мое.
Вообще-то на территории курить нельзя, — для этого отведено специальное место — но мне можно. Мужики снизу косятся на окна, что-то громко обсуждают. Блядь, порой хуже базарных баб. Взмахнув рукой, приветствую их и вновь затягиваюсь, ощущая, как дым заполняет легкие. Мой приход им, конечно же, совсем не понравился. Я тут же сократил часть штата, ввел свои порядки и правила. Но кто виноват, что прошлый владелец оказался таким лопухом?
Набрав брата, слушаю длинные гудки. Хочу сбросить, но он снимает трубку.
— Освободился, Гефест*?
— Да, сейчас свободен.
— Как тебе провинция? Не наскучила?
— Пока нет. Тружусь.
— И по столице не скучаешь? Или там тоже есть красивые девочки?
— Есть, — отвечаю, вспомнив Сашу.
— Тогда жди в гости, — смеется брат. — Ладно, я вообще-то по делу звоню. Ты же помнишь о нашей многовековой традиции?
— Помню, конечно.
Каждый год, где бы мы ни были, встречаемся на новогодние праздники в горах. Отдыхаем, катаемся на лыжах и сноубордах, устраиваем долгие пешие прогулки, а вечером собираемся за большим столом.
— И какие у тебя планы? Сможешь вырваться? Наши подтягиваются уже завтра.
— Думаю, что ненадолго смогу.
— Один?
Я крепко задумываюсь. Было бы неплохо поехать с кем-то разрядки ради. Проблема в том, что девушка, которую хотел бы взять с собой, — занята, а пустышку Дину из местного бара тянуть с собой неохота. Можно снять дом вдали от родных и не брать ее с собой на совместные ужины, но боюсь, Дина наскучит мне в первый же день. Слишком уж пресная.
— Скорее всего, один.
— Хорошо, я передам родителям, что ты будешь, — произносит Пашка. — До встречи, бро.
Завершив разговор, я тушу окурок в пепельнице и закрываю окно.
На заводе задерживаюсь до позднего вечера: все равно делать нечего.
Когда в очередной раз общаюсь с замом, кто-то звонит ему на мобильный. Олегович виноватым голосом просит прощения, выходит в коридор. Коротко разговаривает, затем возвращается. Злой и взвинченный.
— За*бали! — несдержанно матерится.
— Что-то случилось?
— Да приют этот!.. Подожгли стройматериалы, устроили очередное показательное выступление! Клоуны отдыхают! Надо ехать туда и разбираться.
О проблемах с приютом для бездомных животных я наслышан давно. Митинги, статьи в местной прессе и обращения к мэру. Один из приютских напросился ко мне на прием. Пытался разжалобить, но не тут-то было. Эта земля давно выкуплена под производственный цех. Жаль, конечно, но никакими словами меня давно не проймешь. Я не занимаюсь благотворительностью.
— Ты на машине? — спрашиваю Олеговича.
— А, нет, — отмахивается он. — Моя колымага в ремонте.
— Давай подкину. Заодно посмотрю, что там и как. Большие убытки?
— Пока не в курсе. На месте разберемся.
Мы приезжаем к пункту назначения спустя десять минут. По дороге я сообщаю, что отлучусь на неделю максимум. Олегович понимающе кивает и отвечает, что без проблем. Разберутся и без меня. Продолжает втирать про чертов приют. Оказывается, несколько дней назад он заставил мужиков перед моим приездом отпидоривать краску, которой активисты разрисовали ворота завода. И чё у них только в башке?
Оглянувшись по сторонам, я замечаю небольшой одноэтажный дом. Из-за темноты ничего больше не видно, но догадываюсь, что это и есть приют: слышно, что там без устали лают собаки.
Олегович по сугробам ведет меня дальше, в сторону стройки. В железном фургоне горит свет. Все виновные сидят под строгим наблюдением охраны.
Открыв дверь, я первым захожу внутрь. Здесь тесно и холодно, слабо работает обогреватель.
— Иван Степанович, Дмитрий Олегович! Добрый вечер! — подходит к нам мужик с ярко выраженным запахом перегара.
Глаза красные, движения рассеянные. Ясно, как грелись — горючим. Но речь сейчас не об этом.
— Поймали хулиганов! Ждем вашего решения. Что с ними дальше-то делать?
Я обхожу его и смотрю на сотрудников приюта: мужчина в коричневой дубленке, немолодая женщина с седыми прядями волос и… Сашка. Златовласка. Идеальный третий размер. Сидит без шапки, в тонкой куртке, опустив глаза в пол. Часто дышит, волнуется. На меня не смотрит. Ощущаю, как в венах вскипает кровь. Да ну нахер… Вот это подарок!
Сердце громко бьется о ребра, внутри все вибрировать начинает. Саша будто чувствует, что кроме нее, я ни на кого больше не смотрю. Вскидывает взгляд, приподнимает брови и закусывает нижнюю губу. На хорошеньком личике застывает шок.
Я подмигиваю ей, посылаю ответную реакцию.
Удивлена? Я тоже.
— Вы тут не жестили? — спрашиваю, обернувшись к охране.
— Обижаете! — качает головой мужик.
Засунув руки в карманы, вновь впиваюсь глазами в Сашку. Девушка-загадка. Что я знаю о ней? Замужем, кондитер, волонтер. Чертовски красива и соблазнительна. Я помню, какая сладкая она на вкус.