Прижимаю ладонь к левой половине груди, пытаясь успокоиться. Всё хорошо, хорошо. Я снова в безопасности, в своем уютном коконе, из которого так неохота выбираться.
Делаю глубокий вдох и касаюсь горящих губ. Облизываю их. До сих пор ощущается вкус чужого мужчины. Дерзкого, самоуверенного и наглого. Я подобных никогда в своей жизни не встречала!
Иван был таким горячим, что клянусь, я думала, сгорю от его поцелуев и касаний. Тело на него реагировало. Активно. И он реагировал, судя по упирающейся в мой живот твердости. Мамочки… Это была не я, правда! Какая-то похотливая самка, для которой существовала одна только цель: поскорее совокупиться с сильным, доминирующим самцом.
Быстро целую обручальное кольцо и прикрываю глаза. Мало помогает, мало. Иван, черт его дери, попал в яблочко, когда сказал, что
там
я мокрая…
«Саша, ты сошла с ума. Не иначе», — шепчу самой себе.
Эмоции плещут через край. Я и злюсь на себя, и ненавижу. И почему-то глупо при этом улыбаюсь.
Вспомнив о любимице, зову срывающимся голосом:
— Черри, Черри, малышка, где ты? Почему не встречаешь?
Собака выглядывает из спальни, смотрит с опаской. Создается впечатление, что даже она догадывается, чем занималась хозяйка тридцатью минутами ранее!
— Ты меня осуждаешь? — спрашиваю, усмехнувшись.
Черри подходит ближе, обнюхивает мои руки. Знаю, я все еще пахну им. Чужим мужчиной.
— Не осуждай, пожалуйста. Просто… ты бы видела его, Черри… — продолжаю разговаривать с собакой. — Ходячий тестостерон, как сказала бы Светка.
Бульдожка облизывает меня, я глажу мягкую шерстку.
— Счастье, что я вовремя взяла себя в руки и остановилась. Счастье, понимаешь?
Собака, конечно же, ничего не понимает и продолжает сидеть рядышком.
— Извини, Черри. За отсутствие и невнимание. Я сейчас исправлюсь, только поводок найду.
Кое-как поднявшись с пола, пошатывающейся походкой похожу к тумбе. От выпитого алкоголя немного ведет. Это все шампанское! Да, точно. Отличное оправдание. Я редко пью, почти никогда. У меня был стресс — чуть не поседела, когда выронила торт после появления Ивана. В глубине души прекрасно понимала, что он совершенно ни при чем и это все моя дурацкая реакция на него, но продолжала показательно злиться.
Спустя пять минут, изрядно побегав, чтобы одеть комбинезон, мы с Черри наконец выходим на прогулку.
Оглядываюсь по сторонам и выдыхаю, понимая, что во дворе никого нет. Надеюсь, своими словами я хотя бы немного поумерила пыл Ивана.
Сделав свои делишки, Черри тянет домой. Вновь закрывшись на все замки, я снимаю с себя пижаму и бросаю ее в стиральную машину. Принимаю душ, отмываясь от навязчивого запаха мужского тела и парфюма. Приятного, к слову, с древесными нотками.
Когда захожу в спальню, глаза упираются в свадебный портрет. Настроение тут же уходит в минус. На фотографии мы с Костей. Влюбленные и счастливые. В этот момент хочется со стыда сгореть.
В ближайшие выходные меня вместе с родителями приглашают Варламовы. Там, как всегда, собирается тесная дружная компания. Я не особо хочу ехать, но мама настаивает.
Отец подъезжает к подъезду на старом, немного примятом жигуле, громко сигналит. Я открываю дверь машины. В салоне явно пахнет бензином и ароматизатором, от которого всегда немного тошнит.
— Привет! — здороваюсь с родителями.
Мама оборачивается в мою сторону, слегка улыбается. Строгий пучок, никакого макияжа на лице и глубокие морщины под глазами. Я ловлю себя на мысли, что даже не заметила, когда она постарела.
— Здравствуй, Александра. Ты позавчера не ответила на мой звонок.
— Я плохо себя чувствовала, — тут же вру.
На самом деле я просто долго отходила от встречи с Иваном. Изводила себя и корила. Пришла к выводу, что нужно постараться забыть произошедшее как нереальный сон, который случился не со мной вовсе.
— Ох, ну вот! Ты плохо себя чувствовала, а я даже не знала! — сетует мама. — Говорила тебе: возвращайся домой! Одной жить очень сложно и небезопасно.
— Спасибо за предложение, но я, кажется, уже отвечала, что мне нравится жить одной.
Мама показательно кривит лицо и отворачивается.
Отец плавно катит по заснеженной дороге в сторону особняка Варламовых. Предпочтительно молчит. У него характер такой: папа не слишком разговорчивый, закрытый и безэмоциональный.
— Как у вас дела? — спрашиваю я примирительно.
— Да как тебе сказать. Не очень хорошо, — включается в разговор отец. — Я теперь безработный.
— В каком смысле?
— В прямом, Александра! Оптимизация кадрового персонала, — ломает он голос и кого-то пародирует. — Может, мать тебе говорила? На завод пришел новый начальник и сократил добрую половину штата.
— Какой ужас! — вспыхиваю я. — Ты же там десять лет проработал! Всё знаешь, всё умеешь!
— Но оказался за бортом.
Я продолжаю возмущаться. Негодую! Затем, почти до самого дома Варламовых, рассказываю родителям о приюте.
— К счастью, Давид пообещал, что поможет с трудоустройством, — заключает мама. — Голодными не останемся.
— Я тоже хотела попросить его о помощи с приютом.
Мама оборачивается, мечет молнии в мою сторону.
— Приют подождет. Пусть отцу для начала поможет.
— Этот приют создавал Костя. Думаю, в память о родном брате Давиду не составит труда немного напрячься.
— Александра! Неужели ты не понимаешь, чем это грозит? Думаешь, моя учительская зарплата поможет нам с отцом выжить? Молчи, умоляю!
Она растирает виски, всем своим видом показывая, что вопрос закрыт.
Отец останавливается у высокого забора и глушит двигатель.
Выбравшись на улицу, я громко хлопаю дверью. Не со злости. Просто у родителей древний автомобиль, и двери не всегда закрываются с первого раза. Я все мечтаю, что однажды накоплю на новый и подарю им, чтобы хоть немного мной гордились.
В доме шумно и полно людей. Ирина, жена Давида, коротко клюет меня в щеку и уносится в гостиную. Кажется, там дети разбили вазу.
Поздоровавшись со всеми гостями, мы с родителями садимся за стол. Вечер проходит прекрасно, в теплой атмосфере, хотя я, конечно же, предпочла бы поваляться дома.
Мы много разговариваем, делимся планами и житейскими историями.
Давид сидит во главе стола рядом с отцом. В какой-то момент ему звонят, он просит прощения и выходит из гостиной, чтобы поговорить. Я тут же следую за ним. Знаю, что мама начнет злиться, но другого шанса остаться наедине с братом Кости у меня не будет.
Замечаю его в коридоре. Сложив руки на груди, жду, пока договорит.
— Да. Да, Вань, сегодня всё в силе. Ага. До связи.
От имени невидимого собеседника Давида меня передергивает. Ну нет, это точно не тот самый Ваня. Я только-только перестала грызть себя, а тут очередное напоминание, которое вспышками воспроизводит в памяти фрагменты того сумасшедшего вечера: жадные поцелуи, прикосновения, теплые ладони, сжимающие грудь… Низ живота тут же ноет. Быстро тряхнув головой, заставляю себя прекратить.
— Саша! — восклицает Давид, увидев меня. — Как ты, родная?
— Всё хорошо. У тебя найдется минутка, чтобы переговорить?
Он кивает и указывает рукой в сторону кухни.
Опираясь бедрами о деревянную столешницу, я нервно кусаю губы.
Давид — почти копия моего покойного мужа. Они с Костей были погодками. Разные по характеру, но поразительно похожие внешне. Каждый раз, глядя на Давида Варламова, я непроизвольно вздрагиваю и ощущаю, как от тоски щемит сердце.
— Рита рассказывала о недавнем инциденте! — произносит он, возмущаясь. — Какой-то придурок напугал тебя!
— Да, было такое, — тут же киваю я. — Надеюсь, не испортила этим празднование.
— Всё в норме! Ты близко к сердцу не бери. Ритка сказала, что купила в супермаркете что-то попроще. Для молодежной компании сошло.
— Хорошо.
— Я волнуюсь за тебя, Саш. Может, поживешь с родителями? Одной, наверное, скучно? И психи всякие ходят!
— Если ты не возражаешь… я бы хотела продолжить жить в квартире… Могу платить аренду.
