красная пелена.
Прижимаю к себе юное тело, толкаясь языком. Чувствую нелепое сопротивление, но мне уже все равно. Рука снова на полуголой заднице, стискивает плоть. И лишь на мгновение я ощущаю, как отталкивающие меня руки начинают поглаживать мои плечи, как язык ласкает мой.
Женская капитуляция. Нет ничего слаще.
Расслабляюсь настолько, что вжимаюсь стояком в мягкое бедро, поднимая одновременно над полом. Но стоит мне снова тронуть плоть под трусиками – все меняется.
Язык обжигает адская боль и я чувствую привкус крови, а в следующий момент Полина на полу. Хватает сумку, пакет и бежит к лифту.
Дрянь. Кто так делает?
– Если уйдешь сейчас, можешь не возвращаться! – мычу ей в след, но вместо того, чтобы стоять, продвигаюсь вперед, не отрывая взгляда от задницы, которую она прикрывает. Почти дошел до лифта, но она умыкнула в него. Развернулась и показала средний палец.
– Удачно подрочить, похотливый старик.
Я не буду плакать. Вот не буду и все.
Я не плакала, когда отец от нас уходил.
Не плакала, когда мама снова вышла замуж. Не плакала, когда поняла, что не будет счастья в этой гнилой семейке.
Тем более не буду плакать сейчас, когда какой-то доморощенный начальник выгнал меня только потому, что не смог трахнуть.
Не хочется, конечно, снова звонить Майе и тем более возвращаться на ночную работу в клуб, но пока похоже выбора немного.
Но самое главное, сейчас просто необходимо вернуть деньги, заработанные в ресторане. И плевать, что прошло больше недели. Записи у бухгалтера должны быть, а если Иннокентий будет вякать, то я быстренько натравлю на них налоговую и Роспотребнадзор.
С этими боевым настроем и просыпаться с утра легче и не думать о нем. О том, что вчера испытывала, когда эта обезьяна грубо со мной обращалась.
Нет, это же надо. Еще бы немного и он бы меня изнасиловал…
Но самое главное не это. Его бы я остановила. Не раз умеючи подавляла приставания отчима и сводного брата.
Почему впервые мне сложно было остановить себя.
Мне буквально пришлось вырывать себя из рук страсти и стыдливой похоти, которая стягивала свои щупальца на моей груди. Впервые грубость не казалась насилием. А скорее прелюдией к чему-то волшебному. Настоящему и незнакомому.
Но одно касание между ног, как страх прошиб меня током.
Это что, я реально была готова отдаться как попало мужчине? Нет, я, конечно, не клялась себе быть вечной девственницей, но и становиться дыркой на раз мне не улыбается.
Я еле встаю в десять, зашиваю свою юбку, складываю костюм единорожки в пакет, чтобы отнести Василине Дмитриевне, которая дала мне поносить его взамен порванной юбки.
На самом деле было забавно. Мне в этом костюме пришлось ходить по отделам, и сообщать суровым мужикам, что завтра у них собрание с боссом.
А чтобы они немного смягчились к новой помощнице босса и ее внешнему виду, я должна была соврать, что костюм надела в честь своего дня рождения. Сработало. Некоторых даже удалось рассмешить.
В итоге, когда вечером девочки устроили мне приветственное чаепитие, пришли эти работяги и присоединились. Было бы весело, если бы не было по итогу так грустно.
Босс все испортил. Стал метать свои молнии Зевса даже не разобравшись.
Я рада, что больше не придется наблюдать его надменную рожу. И мучиться от странных волнений внизу живота. Лучше устроюсь в фирму попроще.
Туда, где я буду работать, а не думать о том, как связать босса и обмазать его идеальное тело сливками. Вот еще.
Как только юбка была починена, я быстренько оделась и, покормив вечно недовольного кота, стала собираться. Ботинки. Сумка. Все есть. Пора.
Но стоит моей руке коснуться двери, как я торможу. Там голоса. И если голос управляющей этой коммунальной квартиры я бы никогда не испугалась, то голос сводного брата Эдика Кислякова вызывает холодную дрожь.
– Значит, говорите, здесь она живет?
– Да, дома вроде была, но могла и уйти ночью. Хрен знает, где таскает эту шлюху.
В дверь стучат. А я медленно опускаюсь на колени и закрываю рот ладонью, чтобы не кричать. Если он найдет меня здесь… Если начнет ломать двери…
– Полина! Полина, детка, ты здесь? Давай поговорим. Мы с папой очень по тебе соскучились.
Дверь ручки начала дергаться. Раз. Другой и я уже закрываю глаза.
– Полина, сука, если ты прячешься, то бесполезно, я уже знаю, как тебя найти.
– Эй, вы дверь-то не ломайте. Придется платить за возмещение ущерба.
– Заткнись, старая сука. Полина, я знаю, что ты там. Открой дверь! По-хорошему прошу.
– Да как ты со мной разговариваешь, гандон малолетний. Вот я сейчас своего Васютку позову, он тебя как козявку раздавит! А ну вон пошел!
За дверью почти драка, маты, крики, а я сижу, чуть покачиваясь. Маркиз приходит и забирается ко мне на колени, а я утыкаюсь в рыжую шерсть. Дышу часто.
Как они меня нашли? Майя не могла сказать. Или могла?
Я не знаю, сколько я так просидела. Потом встала, продолжая прижимать к себе кота, и осмотрелась. Оставаться здесь нельзя. Хозяйка уйдет, он точно дверь взломает. Сейчас еще есть шанс остаться живой и невредимой.
Я быстро беру переноску, сую туда орущего кота, рюкзак, ноут. А единорожку надеваю. Он меня не узнает, и я смогу сбежать.
Выбираюсь из своей комнаты, смотрю по сторонам и бегу к лестнице. Здесь есть лифт, и скорее всего Эдик спустится в нем, больно ленивый своими ногами ходить.
Бегу через две ступени на первый этаж, толкаю двери и чуть не врезаюсь в поджидающего меня сводного брата. Он смотрит то на дверь лифта, то в телефон. Трубку к уху прикладывает.
– Да не знаю я. Она точно здесь должна быть. Нет, я не мог ночью. Я только приехал. Мне тоже, знаешь ли, нельзя светиться, мой папаня в розыске. Не надо на меня орать! Найду я ее. Она заберет заявление. Можешь не сомневаться.
Я опускаю голову как можно ниже, натягиваю капюшон и, прижимая к себе вещи, тороплюсь на выход. Пробираюсь мимо него, на улицу, чувствуя волнующий запах свободы. Мне нужно бежать, бежать, бежать. Я бы и в другой город уехала, если бы не мама.
И тут как выстрел.
– Полина? Полина, а ну стой.
Давай, давай, жирдяй, побегай за мной. Я бегу. Капюшон уже спадает, но я не разбираю дороги. Вон остановка. Надо только успеть.
– Полина! Полина, вернись! Мы просто поговорим!
Я почти
