в приемную, ничего не соображая. В голове вата. Не знаю, почему подумала на Никиту, его действительно не было на лекциях несколько дней. Да и зачем ему меня так подставлять? Какой мотив? В последнюю нашу встречу мы нормально разговаривали. Никита подошел после занятий, мы перекинулись парой фраз, я поблагодарила его за вечер, и на том распрощались. Больше я его не видела.
— Анастасия Артемовна… Настя… Воды? — доносится голос Алины.
Я нахожусь в ступоре и не могу сделать и шага. Опускаюсь на стул, не чувствуя под ногами опоры.
— Что он сказал? На вас лица нет…
— Чтобы попросила у тебя листок бумаги и написала заявление по собственному желанию.
— Что?!
На автомате я беру ручку со стола, придвигаю к себе протянутый секретарем листок и пишу заявление. Руки дрожат, почерк неровный. Можно было бы позвонить Нелли, спросить, что делать в подобной ситуации, но если уж Сергей Русланович все решил, поверив в мою виновность, за что сражаться? Как доказывать, что я не вымогала ни у кого денег?
В голове всплывает недавний разговор со студентами. Он был о предстоящем зачете. Ершов насмехался, задавал провокационные вопросы. Наверное, он и записал мои слова на диктофон или видео, а потом сделал из них нарезку. Собрать деньги и подписи тоже не проблема. Какие жестокие дети… За что они так со мной? Что я им сделала плохого?
По селектору звонит Щербаков. Мелькает надежда, что сейчас он позовет меня обратно. Извинится, скажет, что вышло недоразумение. Но вместо этого директор уточняет у Алины про мое заявление и просит сообщить в учительскую, чтобы нашли кем меня заменить.
Задыхаясь от эмоций и боли, я оставляю заявление на столе Алины и иду за вещами в аудиторию. Ноги не слушаются, в глазах собираются слезы, в груди тяжесть.
После того похода в клуб прошла без малого неделя. Первые два дня я ждала подвоха, появления Третьякова у моего дома или на работе, но ничего не происходило. К концу шестого дня я успокоилась. А сегодня, как гром среди ясного неба, прозвучало такое серьезное обвинение в мой адрес…
Я настолько ошарашена, что, кажется, даже не в состоянии осознать произошедшее.
Не помню, как добираюсь до дома. Боль по новой впивается в меня ядовитыми стрелами, когда начинаю прокручивать в голове разговор с Щербаковым.
Дома встречают Татьяна Павловна и Денис. Я прошу няню немного задержаться и уложить сына спать. Закрываюсь в ванной, смываю косметику, а потом, раздевшись догола, почти час мучаю себя контрастным душем, но легче не становится. Можно было бы залпом осушить бутылку вина, но после этого я поеду в больницу. И не факт, что откачают.
Проводив Татьяну Павловну, выпиваю вместо вина две таблетки обезболивающего и иду спать. Всю ночь мне снятся кошмары, сплю плохо, а наутро просыпаюсь от громкого стука в дверь.
Протерев сонные глаза, фокусируюсь на часах, которые стоят на прикроватной тумбочке. Время около полудня. Давно я не позволяла себе так долго спать. Даже в выходной день. Удивительно, что и Денис разоспался, не разбудив меня раньше.
Стук повторяется. Накинув халат, я тороплюсь в прихожую. Открываю дверь и вижу перед собой Щербакова. Младшего.
— Привет, — здоровается Никита, впиваясь в меня глазами. — Я только вчера вернулся в город и узнал, что ты уволилась. Что случилось?
Я не в том состоянии, чтобы разыгрывать спектакль, будто мне хорошо и ничего ужасного не произошло. Меня раздавили, морально выжали, перемолотили системой. Даже представить не могла, что можно так жестоко обойтись с незнакомым человеком. А главное, за что? Ведь я ничего плохого не делала.
— Зачем ты приехал? И откуда узнал адрес? Я не давала тебе личных контактов.
Сильнее запахиваю халат на груди и не тороплюсь пускать Никиту в квартиру.
— Это, конечно, огромная проблема — узнать твой адрес, — иронизирует он. — Может, впустишь или так и будем стоять здесь и разговаривать через порог?
— Я вообще не хочу ни о чем говорить, извини.
Собираюсь захлопнуть дверь перед носом Никиты, но он просовывает в щель ногу.
— Я уже здесь. Ехал по пробкам слишком долго, чтобы вот так уйти, не получив от тебя ответ.
Еще один с желанием узнать подробности моей жизни. Ну ок. Вкратце расскажу и пойду будить сына. Посвящу день Денису. Мы давно с ним никуда не выбирались. Оденемся потеплее и до позднего вечера будем где-нибудь гулять, заглянем в наше любимое кафе. Алкоголем расслабиться нельзя, но вокруг масса других возможностей прийти в себя и отвлечься.
— У вас есть чат группы, я в курсе. Неужели не обсудили свою победу над сложным зачетом? Вы весь последний семестр только и делали, что занимались подстрекательством. Сколько я ваших бестактностей, насмешек, глупых подколов пережила, но не ходила и не жаловалась никому. Так вы решили пойти дальше и растоптать мою репутацию? Все получилось, Никит. Но после этого видеть никого из вас я не хочу. Убери ногу и дай мне закрыть дверь.
— Что значит слили? — На лице Щербакова появляется искреннее удивление. — Не читаю я этот треп в чате. Пришел к первой паре, а вместо тебя Никольская ведет занятия. Ребята говорят, что ты написала заявление по собственному желанию. Отец молчит. Что случилось? — повторяет он свой вопрос.
— Хватит притворяться. Вы с дружками третесь вместе, и ты не в курсе, что произошло? Мы сейчас не на лекции, можешь не строить из себя дурачка. Нелли просветила, чем ты на самом деле занимаешься. Мозги у тебя хорошо работают.
— Чем бы ни занимался, я не имею отношения к тому, что случилось в колледже. Но очень хотел бы тебе помочь. Не прогоняй меня, Анастасия Артемовна.
Никита проникновенно смотрит на меня, склонив голову, потому что я намного ниже.
Во мне поселяются сомнения. Может, правда перегибаю палку и Никита не в курсе произошедшего?
— Впустишь? — предпринимает он еще одну попытку добиться своего.
— Не сегодня. Сейчас ребенок проснется. Ты и впрямь не вовремя. Я не хочу это обсуждать. Уверена, по колледжу уже вовсю гуляют слухи. Возвращайся на занятия, заодно и узнаешь, что к чему. От кого-то, но не от меня.
Воспользовавшись заминкой и тем, что Никита убирает ногу из проема, по-видимому собираясь опять что-то сказать или, что еще хуже, войти в квартиру, я захлопываю дверь и иду в спальню Дениса.
Жду, что мой бывший студент начнет настаивать и долбить в железное полотно кулаком, но, к счастью, Щербаков-младший понятливый. Стук не повторяется ни через пять
