с кровати и с гордо поднятой головой выхожу из комнаты.
Роман сидит за столом, в одной руке вилка, а другой он прижимает к уху телефон. Судя по мрачному выражению его лица, это не очень хорошие новости. Я изо всех сил стараюсь придать своему лицу непринужденное выражение и присоединяюсь к нему, специально выбирая стул рядом с ним. Мои действия говорят: «Я тебя не боюсь. Эпизод на кухне был просто недоразумением. Давай сделаем вид, что этого не было.»
Когда я сажусь, он все еще разговаривает по телефону, но следит глазами за каждым моим шагом. Убедившись, что мои движения совершенно спокойны, я наполняю стакан водой и сосредотачиваюсь на еде в центре стола. Там стоит миска с картофельным пюре, ассорти из рыбы и несколько салатов, поэтому я беру тарелку и накладываю себе. Я также беру кусок хлеба и начинаю есть.
— Я буду внизу через двадцать минут, — говорит Роман по телефону, кладет его на стол и продолжает есть.
Мы едим в тишине, единственный звук исходит от столовых приборов, и он странно... домашний. Я ожидала, что он начнет расспрашивать о сегодняшнем утре, но Роман даже не упоминает об этом, и я чувствую облегчение.
— Я послал Валентину за твоей одеждой, — говорит он наконец. — Они в сумке в гостиной.
— Отлично. — Я беру помидор черри со своей тарелки и бросаю его в рот.
Роман откидывается на спинку стула и, скрестив руки перед собой, наблюдает за мной несколько секунд. Я пытаюсь сосредоточиться на еде, а не на его мускулистых руках, которые растягивают материал его рубашки. Мне это не удается.
Он наклоняет голову в сторону и сужает глаза.
— Знаешь, мне кажется очень интересным, что ты справляешься с этой ситуацией гораздо лучше, чем я надеялся.
— С какой ситуацией? — Я тянусь к салатнице и наполняю тарелку салатом и помидорами черри.
— Этой. Тебя шантажом заставили вступить в брак с таким, как я. Тебе придется отложить свою жизнь на шесть месяцев. Я ожидал, что ты будешь настороженной. Сдержанной. Испуганной. Ты выглядишь... неестественно невозмутимой
— Ты думаешь, что я психически неуравновешенна? — Я беру лист салата, оборачиваю его вокруг помидора черри и макаю его в майонез, пока Роман с интересом рассматривает меня.
— А это так? — спрашивает он. — Ты психически неуравновешенная?
— Конечно, нет. Я — воплощение психической стабильности. Спроси любого. — Я показываю на свой шарик салата-помидора-майонеза. — Хочешь?
Судя по выражению его лица, ему не до веселья. Я вздыхаю и смотрю ему прямо в глаза.
— Да, я нахожу эту ситуацию тревожной, но она такая, какая есть. Есть ли у меня право голоса? Нет. Я могу что-то изменить? Опять же, нет. Буду я бороться или нет, результат будет один и тот же. По мне, так лучше просто принять эту чертовщину и смириться с ней.
— Ты немного сумасшедшая, ты ведь знаешь?
— Жизнь — это безумие. Ты должен принять ее. — Я пожимаю плечами и показываю головой на костыли, прислоненные к столу рядом с ним. — Зачем тебе инвалидное кресло, если ты можешь ходить?
— Я бы скорее назвал это перемещением. И я все еще не могу провести целый день на костылях. В какой-то момент я планирую отказаться от инвалидного кресла, но пока я не могу выдержать целый день, я не хочу, чтобы кто-то знал.
— Почему?
— У меня есть свои причины. Об этом знают только Максим, Варя и мой физиотерапевт. А теперь еще и ты. Я хочу Нина, чтобы так оставалось и дальше.
— Никто не застал тебя на прогулке? Горничная? Никто не приходит к тебе в комнату без предупреждения?
— Только Варе можно сюда заходить. Она занимается уборкой. Все остальные знают, что в мои комнаты нельзя заходить, если их не пригласили.
— А что будет, если тебя поймают? Это будет проблемой?
— Не совсем. Потому что я бы убил их на месте.
Сначала я думаю, что он шутит, но потом он смотрит на меня, и я вижу это в его глазах. Он абсолютно серьезен.
— Вы страшный человек, мистер Петров.
— Это входит в должностные обязанности, Нина, — говорит он. — В моем мире люди понимают только три вещи: верность, деньги и смерть. Запомни это. — Он достает костыли. — Мне нужно кое-что обсудить с Максимом. Я вернусь через час.
Я быстро встаю, делаю глубокий вдох и усилием воли заставляю себя не двигаться с места. Я ни за что не допущу повторения утреннего эпизода. Он не Брайан. Я не позволю своему необоснованному страху управлять мной.
Роман расставляет костыли по обе стороны от себя и встает прямо передо мной. Боже, какой же он огромный. Мое сердцебиение учащается, но мне удается не вздрогнуть. Я справлюсь с этим. Я буду жить с ним следующие шесть месяцев, так что мне нужно собраться. Очень медленно я поднимаю голову и смотрю ему в глаза, не дрогнув ни единой ресницей. Но я, черт возьми, уверена, что мои дрожащие руки спрятаны за спиной.
— Интересно, чем тебя кормили в детстве, — говорю я и даже умудряюсь слегка ухмыльнуться.
Он смотрит на меня несколько секунд, а затем проводит большим пальцем по моей щеке.
— Ты выдающаяся актриса, malysh.
Он убирает руки от моей щеки, и медленно направляется в свою спальню. Интересно, что он имел в виду?
Я смотрю на Максима, который стоит перед моим столом со скрещенными на груди руками, удивляясь, откуда у него вдруг берутся его дурацкие идеи.
— Нет, — говорю я.
— Почему нет? Это прекрасная возможность. Она может сказать, что просто заблудилась или что исследует дом.
— Потому что, во-первых, она, вероятно, никогда в жизни не видела подслушивающих устройств и не знает, как и где их разместить. А во-вторых, никто не поверит, что она случайно забрела в комнату Леонида или в его кабинет. Мы не знаем, кто еще в этом замешан. Это может быть кто-то из персонала или один из охранников. предупредила Леонида или его напарника раньше времени.
— Ты уверен, что это был Леонид?
— Достаточно.
— Тогда давай сразу же уберем его в мешок. Пусть Михаил над ним поработает. К
