Мне действительно кое-что нужно, но она не та, кто может принести это мне, поэтому я качаю головой.
Она продолжает гладить меня по волосам и гладить моё лицо со слезами на веках. Если бы кто-нибудь наблюдал за этой сценой, он бы подумал, что Анна — моя мать. Не имеет значения, что у нас разный цвет кожи или что на самом деле она меня не рожала. Эта женщина подарила мне больше любви, чем моя настоящая мать, которая, вероятно, совершает какие-то сатанинские ритуалы, чтобы молиться о моей смерти, пока мы разговариваем.
Доктор приходит проверить меня и помогает мне сесть. Он делает несколько тестов и несколько упражнений на речь, память и подвижность. В это же время Анна, Карина, Виктор и почти каждый из моих охранников собрались у входа в комнату, чтобы наблюдать.
Идиоты покинули свои посты, чтобы стать зрителями донельзя скучного шоу.
После того, как врач заканчивает осмотр, он сообщает хорошие новости. Нет никаких необратимых повреждений от осколков, попавших в моё сердце. И также в течение тех пяти дней, которые я провёл в беспамятстве, процесс восстановления организма шёл полным ходом. Теперь я не должен напрягаться в ближайшие две недели и мне нужны постоянные осмотры. Так же неудивительно, что от пулевых ранений останутся шрамы.
Мои люди в основном ссорятся из-за того, кто будет покупать лекарства, когда врач выписывает рецепт, пока Виктор не бросает на них сердитый взгляд и не вкладывает листок бумаги в руку Юрия.
Единственный пример взрослого человека, который не принимал участия ни в наблюдении, ни в ссоре. Максим, который был зачинщиком ссоры, настаивает на том, чтобы присоединиться к Юрию.
Они оба здесь, но их самый близкий друг отсутствует.
Я знаю, потому что я просмотрел толпу ранее, и не было никаких признаков её грёбаного присутствия.
Не то чтобы я ожидал, что она вернётся после того, что она сделала.
Доктор настаивает, что мне нужен покой, поэтому Виктор выгоняет всех, включая Карину и Анну, но с ними он использует более дипломатичные методы.
Как только мы остаёмся только вдвоём, он захлопывает дверь и встаёт рядом со мной, как какой-то падший ангел.
— Ты что, не слышал доктора? — я говорю так, словно постарел на несколько десятилетий. — Мне нужен отдых. Почти уверен, что это означает, что тебе тоже следует уйти.
Он хмуро смотрит на меня сверху вниз.
— Что произошло после того, как ты уехал? Кто сделал это с тобой?
Интересно.
Когда я проснулся и обнаружил, что нахожусь в Нью-Йорке, я был уверен, что Виктор последовал за мной, спас меня и вернул сюда. Но, согласно его, только что сказанным словам, это было не так.
Был ли тот сон, в котором нежный голос с рыданиями звал меня по имени, был не сном?
— Как много ты знаешь? — спрашиваю я вместо того, чтобы ответить ему.
— Ничего, кроме того, что этот ублюдок Липовский каким-то образом довёз тебя до больницы и позвонил мне оттуда.
Я прищуриваю глаза.
Что это значит? У неё не было причин везти меня в больницу после того, как она привела этих людей устроить на меня засаду.
Мысли, которые мучили меня, когда в меня выстрелили, были не о том, что я потерял свою жизнь, свои амбиции или о том, что я оставляю всех, кто был мне дорог, без защиты. Это был сам факт того, что она предала меня.
И на один глупый миг я фактически проиграл всю борьбу и сдался перед последствиями этого факта.
Но этот момент закончился. Эта глупая, сентиментальная, абсолютно нелогичная часть меня была убита этими двумя пулями.
— Это он стоит за этим? — Виктор настаивает. — Отдай мне приказ. Все, что угодно.
— Я хочу, чтобы ты вывернул Россию наизнанку. Но найди его.
Он хмурит брови, как будто не расслышал меня правильно.
— Зачем мне это делать? Он вернулся вместе с нами.
Мой рот удивлённо открывается.
— Он... здесь!?
Виктор медленно кивает, все ещё выглядя озадаченным.
В этом нет никакого смысла. Зачем ей сопровождать меня обратно в Нью-Йорк после этого трюка? Если она думает, что сможет одурачить меня, я, блядь, клянусь…
Боль пульсирует в моей груди. Может быть, врачу нужно дать мне больше обезболивающих, чтобы я мог более эффективно справиться с этой ситуацией.
— Разве он не должен быть здесь? — спрашивает мой телохранитель своим обычным подозрительным тоном.
— Где он? Его не было тут с остальными.
— Вероятно, тренируется и бьёт кулаками. Он часто это делает с тех пор, как мы вернулись. И ты не ответил ни на один из моих вопросов. Липовский виноват в том, что с тобой случилось?
Короткий ответ – «да»! Но если я скажу это Виктору, он будет пытать и убьёт Липовского, не задумываясь.
Все не так просто и это не может быть так легко.
Я единственный, кому позволено иметь с ней дело.
Никто, кроме меня.
Поэтому я качаю головой.
— Если это был не он, тогда кто это был? — спрашивает Виктор.
— Наёмники, — я рассказываю ему часть правды. — На них были маски, но я узнал их по тому, как они обращались со своим оружием. Они могли быть врагами моего отца или моими врагами из армии.
— Я займусь этим вопросом.
Я киваю в знак согласия.
— Сделай это незаметно. Я не хочу, чтобы кто-то ещё копался в этом инциденте.
— Может быть, это твоя мать?
— Она не из тех, кто пачкает руки.
— Может быть, Константин?
— Может быть.
Виктор прочищает горло.
— Он... был здесь каждый день с тех пор, как мы приземлились в Нью-Йорке. Вроде как утешал мисс Карину, но он приходил, даже когда её здесь не было.
Я закрываю глаза и откидываю голову назад. Слова Виктора едва доходят до моего сознания. Мои мысли заняты не моей новообретённой жизнью, не моим братом или сестрой, и не моими людьми.
Это тот горький привкус предательства, который застрял у меня в горле с того момента, как в меня выстрелили.
Этот грёбаный вкус – худшее лекарство, которое я когда-либо глотал, и из-за него я чуть не потерял всю свою силу.
Но этого не произошло.
Сейчас я здесь, даже несмотря на то, что каждую секунду продолжаю глотать этот ужасный вкус.
— Я оставлю тебя отдыхать, — говорит Виктор. — Если тебе что-нибудь понадобится, рядом трое наших лучших людей, которые охраняют твою комнату. Просто нажми кнопку внутренней связи, и они будут здесь. Если я понадоблюсь тебе лично, позвони мне.
Я киваю, мои глаза все ещё закрыты. Я вижу кроваво-красный цвет. Посреди снега. От резкого контраста у меня кружится голова.
— Босс.
— Хм?
— Липовский здесь. Должно быть, он услышал о том, что ты проснулся.
Мои глаза медленно, но настойчиво открываются. Я смотрю на Виктора, который стоит в дверях, ожидая ответа.
За этой дверью стоит женщина, из-за которой я испытываю эту иррациональную жгучую боль. И я не говорю о физическом дискомфорте от раны. Это не идёт ни в какое сравнение с постоянной болью в моем раненном сердце.
— Не впускай его, — приказываю я. — Отныне Липовскому запрещено находиться рядом со мной. Поручите ему чистить и обслуживать оружие.
Виктор приподнимает бровь.
— Есть ли для этого какая-то причина?
— Делай, что тебе говорят. Я не хочу видеть его лицо.
— Мы можем его уволить.
Конечно, Виктор предложил, как он думает, правильное решение. Но я не отпущу её, пока не докопаюсь до истины.
Я выясню, почему, как и кто. Особенно, блядь, кто, только тогда я буду удовлетворён, и смогу положить этому конец.
А до тех пор я заставлю её сойти с ума от скуки.
— Просто выполни приказ, — я снова закрываю глаза. — Не впускай никого.
— Да, Босс.
Я должен был умереть на том заснеженном холме, но я этого не сделал.
Когда я закончу с ней, Александра пожалеет, что не прикончила меня, вместо того чтобы отвезти в больницу.
6 Глава
Саша
