мрачно от принятого решения. — Нет. Я заставлю ее пожалеть о своем обмане. Она очень, очень сильно пожалеет…
— Он плохо кушал, — говорит русская няня Аня, поправляя на спящем Адаме легкое голубое покрывало, — тоскует без вас…
Прикусываю губу, сдерживая слезы. Киваю.
Смысла нет что-то говорить, оправдываться. К тому же, Аня не ждет оправданий и не для того мне это все говорит.
Она просто качественно выполняет свою работу, информируя о самочувствии ребенка в мое отсутствие.
Разворачиваюсь, выхожу из детской, на кухне включаю кофемашину.
Спиной ощущаю неодобрительный взгляд Ани, но мне нужна эта чашка кофе! Пусть уже ночь на дворе! Мне надо… Хоть немного выдохнуть.
— Кофе противопоказан при лактации, — все же решает нужным заметить няня, но я не реагирую.
Знаю, что противопоказан, знаю.
Адам проснется ночью, захочет есть… Ночь — один из немногих периодов, когда мы с ним можем побыть вместе. Я его кормлю, выдавливая остатки того, что есть в груди. И ему не особенно хочется кушать, просто именно в этот момент сын ощущает мое внимание, мое тепло… Наше единение.
Насытившись немного, он спокойно засыпает, и я до утра обнимаю маленькое, сладко пахнущее, такое родное существо, насыщаясь этим неповторимым ощущением счастья. Бесконечного. Всеобъемлющего.
А утром приходит Аня. Ну а я ухожу. До вечера.
Не каждый день, конечно, так задерживаюсь, как сегодня, обычно застаю Адама бодрствующим, сажаю его в коляску, и мы идем дышать вечерним воздухом в парк. Любуемся беконченой зеленью, на которую так щедр этот речной город, разговариваем. И мне кажется, что сын понимает каждое мое слово…
Иногда добираемся до небольшого зоологического сада, где Адам с огромным удивлением рассматривает лосей и оленей, свободно гуляющих за оградой…
На уик-энды мы уезжаем в гости к родителям Скотта.
Они живут в пригороде, и их милый дом с зеленой ухоженной лужайкой — самое любимое место Адама.
Но сегодня я задержалась до самой ночи.
И мой мальчик, конечно же, уснул, не дождавшись…
Ночью он захочет есть…
Отключаю кофеварку, сажусь бессильно к окну.
— Ну вот и хорошо… — Аня, про которую я успеваю забыть, оказывается, никуда не уходит, спокойно возится в кухонном уголке, ставит чайник, продолжая тихо говорить, — давайте я вам чаю заварю. Полезно при лактации.
— Что? — поднимаю я на нее взгляд, понимая, что в какой-то момент выпала из реальности, пропустила что-то.
— Чай, — спокойно повторяет Аня, — “чай с молоком”,по- русски если. Это напиток такой, очень полезный. Я, когда своих кормила, только им и спасалась.
Не понимаю названия напитка, но равнодушно пожимаю плечами.
Усталость, разочарование, весь этот жуткий день наваливаются, давят.
Такого напряжения я не испытывала… Да, пожалуй, с момента побега из той клетки, которую Зверь называл нашим домом.
Да и то… Там был порыв. Подходящая ситуация, которой надо было пользоваться, не позволяя себе рефлексировать.
А вот сегодня… Ох, сегодня я это сделала в полном объеме.
Все возможные жуткие сценарии развития ситуации рассмотрела в голове, повертела и так и эдак, просчитывая свои ходы в кадом отдельном случае.
И одновременно лихорадочно подчищала за собой хвосты, беззастенчиво используя доступ к закрытой базе по персоналу. Совершая, по сути, должностное преступление.
Поменяла все, что касается Адама, все копии документов подправила в фотошопе, очень рассчитывая, что в компании мало кто помнит, когда именно я родила. В конце концов, внесением этих данных тоже я занималась.
Все знают, что у меня грудной ребенок, но никто не вспомнит про то, сколько именно ему месяцев. Кроме Лауры, а она не выдаст.
Конечно, все мои попытки шиты белыми нитками, и подлог легко выяснится, если проводить экспертизу… Надеюсь, Азату не придет в голову ее проводить. Проверять мою информацию он конечно будет, но вот рассматривать под лупой цифры в паспорте ребенка — вряд ли. По крайней мере, я на это рассчитываю.
А еще рассчитываю остаться в этой компании, несмотря ни на что.
Работа здесь — это слишком большое везение, слишком серьезная поддержка, чтоб просто так от нее отказываться и бежать, сломя голову, прочь из города и страны.
Вполне возможно, Азат именно этого от меня и ждет… Да я и в самом деле рассматривала такой вариант. И склонялась к нему. Особенно, когда допускала панические мысли о том, что Азат может захотеть увидеть сына. И узнает, что Адам — его сын…
Но вероятность этого не особенно велика, учитывая, в каком настроении Зверь сегодня вылетел из конференца. Все же, то, что я замужем теперь и родила от другого мужчины, для Азата — самое жуткое предательство. И мне вряд ли будет место рядом с ним… Это на эмоциях он мог по-другому думать, тащить меня куда-то, словно неандерталец.
Он не неандерталец совсем, уж мне ли не знать…
Азат — очень даже здравомыслящий человек… Когда ему надо. И когда дело касается его самого и его моральных устоев. В этих вопросах он лабилен.
И именно потому я сегодня, чуть подождав для верности, вышла из конференца и побежала не к выходу из офиса, сверкая слезами и едва дыша, как непременно поступила бы еще год назад, а спокойно поехала на лифте на свой этаж, там села за компьютер и начала методично готовить материальную базу для своей лжи.
Потому что бежать куда-то — это заманчиво… Когда одна. А вот с Адамом на руках я особо не побегаю. Да и не хочу, если честно.
Здесь, в этом тихом красивом городе на берегу реки, я обрела, наконец, то, к чему стремилась: спокойствие, самоуважение, планы на будущее. Свободу.
И никогда от этого не откажусь.
Буду бороться до конца. Пусть и не самыми честными способами.
В конце концов, у меня ребенок на руках. Не до игр.
— Не волнуйтесь, это вредно тоже для лактации, — Аня ставит передо мной кружку с теплым напитком.
Я удивленно смотрю на нее: неужели мое потерянное состояние настолько заметно?
— На вас лица нет, — отвечает на мой молчаливый вопрос Аня, — на работе проблемы?
Я беру в руки кружку, аккуратно отпиваю… Странный вкус. Похоже немного на какао, но разбавленное. Сладковатое.
Пока пью, размышляю, надо ли мне откровенничать с чужим человеком? Хотя, с другой стороны, именно чужие люди мне безвозмездно помогли в свое время. И так помогли, как не каждые родные смогут.
А,
