Это убьет его.
Мое сердце разбилось на крошечные осколки при мысли об уничтожении Артура таким образом. Я? Я могла выдержать это. Я могла исцелиться. Но он? Он никогда не смог бы снова взглянуть на меня, не испытывая такого ужасного чувства вины.
— Почему ты так ненавидишь своего сына? — прошептала я, опасаясь его ответа.
Рубикс усмехнулся.
— Ты так и не догадалась?
«Не догадалась?»
— Нет.
«Как я могла угадать что-то настолько неправильное?»
— Он должен был быть похожим на меня. Вместо этого он был похож на нее.
— Что? — мой лоб наморщился. — На нее… твою жену?
— Да, — прорычал он. — Такая чертовски мягкая. Она всегда была такой кроткой — пронизанной нерешительностью, а затем и болезнями. Артур должен был заставить меня гордиться, но все, что он сделал, это выставил меня посмешищем.
— Все потому, что он предпочитал использовать свой мозг, а не кулаки? Потому что он решил пойти в школу, а не курить крэк с остальными подонками?
Рубикс заправил мне волосы за уши.
— Нет, милый Лютик, потому что он предпочел твою семью своей собственной.
У меня разрывался желудок.
— Он не выбирал нас вместо тебя. Ты не оставил ему выбора. Артур хотел быть хорошим, а не следовать морали, в которую не верил. Это не делает его мягким. Это делает его сильным.
«Сильнее, чем ты когда-либо будешь».
Он оскалил зубы.
— Он был моим. Его кровь была моей. Его судьба была моей. Но потом ты и твоя гребаная добрая семейка украли его у меня.
— Мы не крали его. Мы любили его. Как и следовало бы...
Рубикс сжал мои волосы в кулак.
— Как я мог когда-либо любить того, кто мог довольствоваться вторым местом? Как я мог терпеть свою плоть и кровь, думая, что он чертовски лучше меня, потому что он хотел дипломатии вместо насилия? — его лицо побагровело от ярости. — Нашим миром правят кулаки, а не демократия. Артур отказался выполнять мои приказы. Он был гребаной киской, а не моим сыном.
Любил ли Рубикс когда-нибудь своего сына? Неужели это все, что нужно, чтобы так называемая любовь превратилась в горькое негодование?
Возможно, была надежда. Возможно, Рубиксу было больно, потому что он чувствовал, что Артур бросил свою семью. Возможно, они смогут примириться и это ужасное недоразумение прекратится. Даже когда я думала об этом, знала, что это невозможно. Прошло слишком много времени. Слишком много ненависти собралось.
— Не делай этого, Скотт, — умоляла я, сдерживая низкий голос.
«Ты желаешь чуда».
Стоя прямо, он схватил меня за бедра. Жесткость его эрекции впилась мне в задницу.
— Что не делать?
Байкеры захихикали, когда Рубикс отвратительно потерся об меня.
— Не делай больно мне, чтобы причинить ему боль.
Он засмеялся, пробегая пальцами по моей грудной клетке.
— И какое же это развлечение, если бы я этого не сделал?
Я зажмурилась, когда Кобра пробормотал:
— Ты слышала президента, ты наша. А нашим будет все, что нам вздумается.
Моя грудь болела от того, что меня так сильно прижимали к столу. Ужасный металлический привкус от наркотика не покидал мой язык. Я не хотела ничего, кроме как ускользнуть от этой части моей жизни и притвориться, что ее никогда не существовало.
Я ненавидела себя за свою слабость. Ненавидела то, что мое намерение убежать уменьшалось с каждой секундой. Но беспомощность не помешала мне заглянуть в свой разрозненный мозг, умоляя даровать амнезию, которая смела бы меня и спасла.
Если бы я не смогла сбежать физически, возможно, могла бы сбежать мысленно.
«Как я делала много лет назад».
Разве я недостаточно вытерпела от рук этого человека?
Разве я не заплатила весь свой долг?
— Ты знаешь, что планировал для меня твой отец, маленькая принцесса?
Пальцы Рубикса гладили меня по позвоночнику, впиваясь в каждый позвонок. Каждый щепок оставлял на моей коже резкий синяк.
— Он планировал преподать мне урок. Хотел исключить меня из Клуба, все потому, что у меня были достаточно большие яйца, чтобы представить себе лучший образ жизни, чем он когда-либо мог.
Его прикосновение скользнуло по моей заднице, обвело мое бедро и исчезло под краем футболки Артура.
— Он был слаб, твой отец. Он верил в искупление вместо возмездия. Он верил в снисхождение вместо закона. И посмотри, что с ним случилось.
Мужчины усмехнулись.
Мои глаза горели непролитыми слезами. Мой отец был хорошим человеком. Несмотря на свой избранный образ жизни и нарушение правил, он был добрым, щедрым и любящим.
А этот человек... он был просто трусом, змеей, насекомым.
— Ты видишь иронию, принцесса? — сказал Сикамор. — Ты видишь, насколько мягким был этот ублюдок?
Кобра встрял, убедившись, что я не была настолько глупа, чтобы пропустить их иголку.
— Твой отец был киской, а теперь он мертв.
Пальцы Рубикса поднялись выше; отвращение подстегивало мой рвотный рефлекс.
— Твой отец не заслужил этот клуб. А мой сын не заслужил меня как своего отца.
— Только я, През.
Этот голос.
Он прошел под тяжелыми взглядами и окутал меня грязью. Я глубоко вздохнула, когда хозяин пригнулся ко мне и посмотрел мне в глаза.
— Привет, малышка Клео.
Моя щека болела от поцелуя со столом, но боль исчезла, когда моя кровь отхлынула от гнева.
— Ты.
Старший брат Артура усмехнулся. Семейное сходство было сильным, с одинаковыми орлиными носами, симметричными чертами лица и скульптурно очерченными губами. Однако у Артура были выдающиеся скулы, которые подчеркивали его загорелую кожу, делая его нестареющим, в то время как у Декса «Асуса» Киллиана были пухлые щеки и ямочка на подбородке.
Я оскалила зубы.
— Я надеялась, что ты мертв, Асус.
Он ухмыльнулся.
— Разве ты еще не поняла? Жизнь не заботится о твоих надеждах.
Он выглядел пухлее, чем в последний раз, когда я его видела — слишком долго сидел на заднице, взламывая ноутбуки невинных людей с помощью своего компьютера Asus. Так он получил свое прозвище — будучи компьютерщиком с плохими намерениями. (прим. пер.: Асус — это сокращение от слова «пегас»)
«Оказывается, в его семье одарены цифрами».
Мой нос сморщился от его ужасного лосьона после бритья.
— Сначала я не поняла, но теперь понимаю.
Когда я промолчала, Рубикс оттянул мои бедра назад, прижимаясь ко мне.
— Что поняла?
Асус запустил пальцы в мои волосы, медленно сжимая кулак, пока я не почувствовала агонию на коже. Меня мучают два Киллиана, и все, чего я жаждала, это третьего, чтобы он заставил их уйти.
— Продолжай, во что бы то ни стало.
Моя кровь превратилась в сухой лед, дымясь по моим венам.
— Я не могла понять, почему Артур не убил тебя в тот день, когда он сбежал из тюрьмы, но теперь… понимаю.
Мужчины в комнате ворчали себе под нос. Вонь насилия и жестокости усилилась.
Рубикс прорычал:
— Я предлагаю тебе подумать о том, что ты собираешься сказать, иначе...
— Я знаю, что хочу сказать, — отрезала я, прерывая его. Вернув свое внимание к Асусу, я улыбнулась. — Он не просто хочет тебя истребить; он хочет отобрать у тебя все, как ты отобрал у него.
Асус наклонился вперед, привлеченный моим тихим голосом.
— Он будет мертв через несколько дней; тогда мы посмотрим, кто победил в истреблении.
Пальцы Рубикса прижались к моей внутренней стороне бедра.
— Все, над чем он работал, все, что он считал секретом, укусит его за гребаную задницу, — повысив голос, он потребовал: — Кобра, с твоего позволения.
Татуированный лысый байкер кивнул и встал, оставляя мое левое запястье свободным.
Просунув руку под туловище, я хотела, чтобы чувствительность вернулась в мое плечо и руку. Если я замечу возможность драться, мне нужно, чтобы мое тело двигалось быстро и уверенно.
Мужчины молча смотрели, как Кобра двинулся к другой двери, ведущей в комнату для собраний, где мы с Артуром подслушивали мужчин, пока они обсуждали мировое господство. Он исчез на мгновение, прежде чем вернуться с пленником.
