горячего, дымящегося супа, который попав в рот, возбудил все имеющиеся рецепторы. Как же вкусно…
— …а Максим что?
В сознание ударился вопрос, потому что в нем участвовало его имя. Против моей воли мой разум хотел как больше новостей, связанных непосредственно с ним. Если даже я зло шикнула на свою излишнюю любознательность.
— А что он. Нашего бывшего соседа и не узнаешь, так сильно вымахал за все годы.
— Ну конечно вымахал, — раздался мужской бас. Это наши мужчины вошли, внося в помещение свежий морозный воздух, немного сумбура и поленья для камина в гостинной. — Спецназовца видно по воспитанию, — с веселой улыбкой закончил отец.
Он выглядел довольным — улыбка не сходила с лица, и даже морщинки вокруг глаз и рта не могли испортить его воодушевленное настроение. Высокий мужчина с чёрными волосами и густыми бровями обладал яркой харизмой и сильно любил свою жену, и как обычный влюбленный человек, видел в своей любви только хорошее. Бывший хирург пару лет назад получил серьезную травму руки, после чего ему пришлось оставить любимую работу.
Чему он был рад?
И тут меня укусил червячок стыда — мне бы не хотелось, чтобы кто-то страдал из-за меня, но и поделать с сложившимися обстоятельствами я ничего не могла.
— Спецназ ведь предусматривает такие качества, как физические, психологические и в частности умственные способности. Там же нервяк еще тот, да и перегрузки никто не отменял, — поделился своим мнением дядя.
— Молодец, пацан, — раздался общий вздох.
Мужчины уже разделись, расслабились и дружной командой прошли к нашему особому стеллажу, откуда отец достал бутылку выдержанного коньяка. В закрытом теплом помещении разнесся его крепкий запах, достаточный, чтобы ударить по моим расшатавшимся нервам.
— Молодец, пацан, не каждый выбирает служить в таких войсках. Спецназ сплошной риск здоровьем и своей психикой, не считая опасность на операциях.
Так где же сам виновник таких разговоров? Суп был забыт тут же, а рот занялся совсем другим — никак не мог подобрать отвисшую челюсть. Максим выбрал горячие точки по своей инициативе? Навязанный выбор конечно же не предусматривает других вариантов. Молодец? По-моему это просто выработанная жизнеспособность.
Мне хотелось закричать, сорвать голос, но донести до всех кто именно решил тогда судьбу этого пацана. Жаль только, что женщина в своей природе коварна и хитра и может сделать все так, чтобы никто не знал о ее проделках.
Отец не знал о той ночи, не знал о моих чувствах, не знал итога пятилетней давности — он оправдывал мою холодность тем, что мама была слишком строга ко мне. Он не знал, что сейчас причиняет мне боль почти на физическом уровне.
— Служба службой, а обед по расписанию, как говорится, — улыбнулся дядя, глубоко вдохнув воздух после опрокинутой в себя стопки. — Надежда, где закуска? — пробасил он.
— Так давайте за стол, — встрепенулась тетя. — Мы здесь чаем перебились, а Анька, вон, от супа нос воротит, — ответила она, на секунду лишь сверкнув глазами. Не любили они, когда ими командуют, но мужчины на то мужчины — если бутылка открыта, будь добра хозяйка, подай закуску.
— Ну так, хозяйничайте…
— Так на то здесь есть хозяйка.
Речь зашла наконец о моей маме. И где она, черт побери, ходит? — возмутился внутренний голос.
Она что, вообще не скучала? Не ждала? Не искала?
Волна горечи вновь нахлынула исподтишка. Ну когда уже я привыкну? Я же обещала себе, что ничто мне не испортит настроения.
А потом он же заметил, что и бабушки нет
— И где она? — спросил отец.
— Так она пошла гостя проводить, — тетя Надя уверенно посмотрела в сторону входной двери.
Я подавилась воздухом, но увлеченные разговором не обратили на это внимания.
— Как проводить? Я же его лично пригласил поужинать с нами, — непонимающе выдал отец. — Я сейчас разберусь.
И он вышел с кухни, открыв дверь. На секунду послышался до боли родной голос — немного слабый и приглушенный из-за расстояния, но мои натянутые до предела нервы успели среагировать.
Может не надо разбираться, слабо подал голос комок нервов, стянутый в один сплошной нерв, пусть уйдет, прошептал он едва, но его тут же заткнула тоска — острая тоска по нему всему.
Пока я вела внутренний разговор в кухню зашли они — радостный отец, не пытающийся скрыть улыбку, такой же невозмутимый Максим и мама.
Глава 6
Мама была очень и очень недовольна. Поджатые губы, чуть прищуренный взгляд и сжатые кулаки выдавали ее напряженное состояние. Для меня понадобилась секунда, чтобы это понять, потому что я успела очень хорошо изучить именно это состояние — самое частое.
— Никто никуда не уходит, — подсказал отец всем. — Потому что у нас сейчас что? Правильно. У нас сейчас зима и за несколько часов обвалило дороги. Снегоуборочные машины до нас дойдут еще не скоро. В общем не выехать.
— Нельзя держать гостя насильно, — мама умела владеть своим голосом, поэтому у нее получилось очень спокойно и ненавязчиво. Будто ей просто неудобно портить планы человеку. — К тому же дорога не так сильно завалена, вот Анна же приехала.
И это приветствие с дочерью, с которой не виделась пять лет? Я не успевала удивляться. Или огорчаться. Сердце раз за разом покрывалось льдом.
— Ты разве видишь цепи? — хохотнул отец, не видя мою реакцию.
Я сидела на краю длинного стола, подальше от входа и кухонной утвари, но близко ко дворовому выходу. Напротив меня развернулась семья Явницких, и я не чувствовала с ней какой-либо связи. А еще в этой компании очутился каким-то боком Кравц. От него даже не пахло этой связью.
Ну что ж…
Пикировка родителей кажется никого не задевала. Никто не вмешивался. Даже Максим… Почему, я не знала. А смотреть на него я не намеревалась, и даже дышать в его сторону. И жалобные мольбы чувства тоски я затыкала на корню.
— К тому же я разговаривал с таксистом, он не планировал вернуться в город. По дороге сто раз пожалел, что взялся выехать за город.
— Да, — поддержал отца его брат. — Пока мы кололи дрова, я успел поймать радиоволну, где говорилось о приближающейся буре. До нас дошел его ветер.
— Но, — мама подошла к холодильнику и спряталась за открытой дверью. — У него свой дом и совсем недалеко.
Я тут одна понимаю, что она всячески пытается всем донести, что не желает видеть в своем доме этого гостя!
И почему он сам, чёрт побери, молчит?
— В нем холодно, — низкий баритон с хрипотцой отозвался напряжением в каждой моей
