Она его проучить хотела, а он ей в волосы вцепился, и она его толкнула, и он упал.
Андрей с такой силой сжал край подоконника, что, казалось, отломает.
– А потом что было?
– Не знаю, – дёрнула Маринка плечами, – я в туалете закрылась.
– Ну понятно, – сквозь зубы процедил Андрей и силой заставил себя улыбнуться. – Ладно, разберёмся. Давай спать, да? Кстати, а суп-то ты зачем испортила?
Маринка пожала плечами:
– Просто.
Просто. Андрей усмехнулся. Вот на этих-то «просто» и завалились все остальные няньки, которые были до Тимофеевны. Что тут и говорить, дочуня его не подарок, как и сын, но всё равно ни одна сволочь не посмеет издеваться над ними!
*** *** ***
Оксана полночи проревела, уткнувшись лицом в подушку. Было так стыдно! Что на неё нашло, ну зачем она всё это ему вывалила?
А просто накатило. Он ведь действительно долгие годы был для неё тайным идолом. Девчонки из класса собирали карточки кинозвёзд и певцов, и их кумиры менялись из года в год, согласно моде, а она, как дурочка, с середины шестого и по конец девятого класса бредила милиционером Ивановым.
Хотя на самом деле дольше, просто после девятого, когда он, получив звание капитана и её почётную грамоту, идею которой ей тогда ещё и пришлось отстаивать перед педсоветом и комсомольской организацией, перестал вдруг приходить в их школу. Вместо него теперь присылали какого-то другого, скучного и невнятного…
И вот это было уже запредельно – не видеть его, не надеяться, но помнить и продолжать испытывать мучительную тягу. И мечты. Наивные грёзы «ах, если бы…»
Что это было – возраст, гормоны? Подростковый максимализм? Какая разница, если закончилось всё тем письмом, оставленным для капитана Иванова в дежурке. В нём не было признаний в любви или каких-то ещё вольностей, но всё-таки оно было слишком личное, написанное на эмоциях и наполненное девчачьими глупостями…
В общем, к вечеру того же дня она пожалела, что написала его, но так и не рискнула снова пойти в Отделение, чтобы узнать – а может, ещё не передали? Потому что… а вдруг уже?
И именно тогда ей впервые стало стыдно за свои чувства, и появился мучительный, полный противоречий страх случайно столкнуться со своим кумиром на улице.
Сразу же изменился маршрут в школу, в магазин, в библиотеку, во Дворец пионеров, да и вообще по району – теперь он неизменно огибал Отделение по большой дуге…
Не изменилась только вырезанная из местной газеты фотография милиционера Иванова, вклеенная в секретный девчачий дневничок и глупые стишки, разукрашенные сердечками.
И вот надо же, прошло десять лет, и опять то же самое – не сдержалась, и снова, и стыдно, и страшно… Но теперь ещё и очень больно, словно её обманули в лучших чувствах!
Когда ей ещё только рассказывали про отца самодура, который не даёт детям видеться с матерью, она была возмущена до самой глубины души! И даже не за вознаграждение, а просто искренне, со всей своей самоотверженностью жаждала посодействовать справедливости!
А потом, когда узнала о ком речь – не поверила. Просто не поверила! Он, её капитан Иванов из юности, не мог так поступать!
А оказалось, правда. Сухой самовлюблённый самодур. И детей действительно отчаянно жалко, потому что они, в отличие от отца – замечательные!
________________________________
* Денис Машков – один из главных героев цикла остросюжетных любовных романов Стаси Андриевской «Откровения о…», опубликованного в бесплатном доступе в сети интернет. Дополнительная информация есть в группе автора в ВК
Ночь была маятная, полная мыслей о том, как поступить. Накаляло то, что слова десятилетнего ребёнка к делу не пришьёшь, а других свидетелей просто нет. Да и работала нянька по устной договорённости, вот и получается, что всё, что он может – лично высказать ей своё возмущение. При этом ещё и придётся держать себя в руках и действовать строго в рамках закона. Вот такая оборотная сторона медали «честного мента», как презрительно называла его бывшая жена.
– А давай, может, клепанём на всю их контору анонимку, – понизив голос, предложил Харламов. – Натравим проверки по всем инстанциям, там же нарушений валом, взять хотя бы незаконную коммерцию!
– Ты не понимаешь, Олеж, так мы ударим не по Тимофеевне, а по самому диспансеру в первую очередь. Ну проверка, ну снимут заведующую, и что? Во-первых, не думаю, что она в курсе, а во-вторых, таких как Тёмка знаешь, сколько в городе? До хрена. И далеко не у всех родителей есть возможность быть с ними круглосуточно, а официально ты няньку не найдёшь. Только вот этой незаконной коммерцией и спасаемся.
– Гу-у-улять пойдём! – неожиданно отвлекся от долгого созерцания трофейного, отрезанного вчера от нянькиной сумки ремешка Тёмка. – Гу-у-улять!
– Пойдём, пойдём! – успокоил его Андрей. – Марин, может, выйдете на улицу? Только никуда не уходите. Я скоро.
Она совсем по-взрослому вздохнула и, оторвавшись от рисования, глянула на брата:
– Ну чего ты разгалделся? Гулять тебе? А то, что у других свои дела могут быть, это тебе всё равно?
– Гу-у-улять пойдём, гу-у-улять!
– Ладно уж. Погуляю с тобой разочек! – взяла его за руку, но возле двери остановилась: – Ну? А кто за тебя до свидания дяде Олегу говорить будет?
Тёмка, естественно, не отреагировал, но в этот момент дверь кабинета распахнулась и на пороге, едва не столкнувшись с детьми, появился Маруновский. Застыл, с ошарашенным испугом глядя на Тёмку.
– Здрасти, товарищ майор. Может, вы всё-таки дадите нам пройти? – спустя почти полминуты деловым тоном вывела его из ступора Маринка.
Харламов сдавленно захрюкал, а Маруновский шуганулся в сторону и наступил на стоящую у стены швабру. Она треснула его по плечу, и с висящей на её древке тряпки взвилось белое облако засохшей побелки. Маруновский выругался, снова сделал неловкое движение, задев ногой пустое ведро и тут же, дёрнувшись, пихнул стол Андрея, с которого с грохотом полетели шаткие башни папок и бумаг.
– Чёрте что развели тут! Детский сад, а не Отделение! – взревел Маруновский. – Иванов, почему личные дела в рабочее время решаешь?
Андрей молчал, крепясь, чтобы не съездить гаду по морде. Всё-таки и времени прошло прилично, и давно уже всё для себя решил, а стоило только коснуться этой темы – и всё как с нуля.
– Андрюха, спокойно… – с одного взгляда понял его состояние Харламов. – Ты при исполнении. Дыши. Лучше после работы его, шкуру позорную, залови, – и так глянул на Маруновского, что тот попятился.
– К Разумову тебя, Иванов! Срочно! – выкрикнул и поспешил сбежать, так
