дойдет до суда, я сомневаюсь, что какой-либо судья вынесет решение в его пользу. Но мне нужно время, чтобы подготовить соответствующие документы. Я мог бы оформить расторжение брака в течение недели. Урегулирование развода, гарантирующее защиту твоих активов, будет гораздо более сложным делом.
— Хорошо, — сказала я. — Есть ли что-нибудь, что я должна сделать, пока ты работаешь над бумагами?
— Ничего не нужно делать. Ты можешь получить нежелательную огласку, даже если больше не живешь в городе, но я сомневаюсь в этом. Я уведомлю тебя и твоего отца до того, как будет подано мировое соглашение, так как эта работа будет оплачиваться его деньгами.
— Нет. Пожалуйста, выставь счет мне напрямую. Спасибо тебе, Фред, — сказала я ему перед тем, как мы попрощались и закончили разговор.
Я уронила голову на руки, обмякнув на своем рабочем стуле.
— Упрямая и глупая, — пробормотала я пустому классу.
Много лет назад Фред сказал мне, что он мог бы расторгнуть мой брак с Ником на основании того, что меня бросили.
Послушала ли я?
Нет.
Потому что была упрямой и глупой.
Я была слишком зла и расстроена, чтобы так легко отпустить Ника с крючка. Я настояла на том, что мой частный детектив выследит Ника в кратчайшие сроки, и у меня будет шанс посмотреть ему в глаза и понаблюдать, как он объяснит, почему солгал и ушел.
Отчаянно желая покончить с этим, я отказалась разводиться, пока не получу объяснений.
Я понятия не имела, что Ник Слейтер окажется призраком, которого невозможно найти. Что мое упрямство будет настолько глубоким, что годы спустя я все равно не прошла бы через развод.
Теперь, оглядываясь назад, я должна была проглотить свою гордость и забыть о противостояния с Ником.
Мне следовало развестись.
— Итак, класс. Это звонок к обеду. Вы все можете взять свои пальто на перемену и прогуляться в кафетерий.
Крики ликования наполнили класс, когда четырнадцать пятилетних детей выбежали в коридор.
Мы только что закончили кружок рассказов, и я расставляла книги по полкам, думая о том, как сильно я буду скучать по детям и своему классу, когда уеду из Прескотта.
Я понятия не имела, куда перееду, но поскольку Ник жил здесь, я не могла остаться.
Мысль о том, что я разочарую своих коллег и брошу своих учеников, вызвала у меня острую боль в животе, но мысль о том, что я буду регулярно сталкиваться с Ником или видеть его с другой женщиной, была еще хуже.
Был ли он сейчас с кем-то? Были ли у него дети? От одной этой мысли мое сердце ушло в пятки. Мне нужно было убраться отсюда, пока он не разорвал меня в клочья. Может быть, я смогла бы дожить до лета и закончить учебный год. Если буду жить отшельницей, держаться поближе к школе и дому, я, вероятно, смогу избежать встреч с Ником.
Погруженная в свои мысли, я подпрыгнула, когда в комнате раздался рокочущий голос.
— Эмми?
Избегать Ника было действительно трудно, так как он только что ворвался в мой класс.
Я с трудом вдохнула, прежде чем развернуться, мои глаза осмотрели его с головы до ног. Он был так же великолепен, как и всегда. За эти годы в нем мало что изменилось. Его щетина была немного короче, и у него было больше мускулов на теле.
— Эммелин, — поправила я. — Что ты здесь делаешь, Ник?
— Я сказал тебе в пятницу. Нам нужно поговорить.
— Я еще не готова говорить.
— Девяти лет было недостаточно, чтобы придумать, что сказать?
Я вздрогнула от его шутки.
— Это должно быть смешно? Потому что это не так.
— Прости, — пробормотал он. И оглядел меня с ног до головы. — Черт, Эмми. Это то, что ты носишь каждый день?
Я опустила подбородок, чтобы осмотреть свою одежду. Что было не так с моим нарядом?
На мне были широкие черные брюки, лакированные туфли-лодочки телесного цвета и кремовая блузка с воротником-стойкой. Поскольку блузка была прозрачной, под ней был топ с кружевной отделкой. На моем запястье были большие часы Шанель из розового золота, которые моя мама подарила мне на Рождество в прошлом году.
Я одевалась так почти каждый день. Это было стильно и профессионально, именно тот образ, который я хотела изобразить как учитель. В моей одежде не было ничего неподходящего для начальной школы, хотя, возможно, была немного нарядной для сельской местности Монтаны.
— Что не так с моим нарядом?
— Ничего. Ты выглядишь просто прекрасно, — сказал он.
Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох.
— Пожалуйста, не говори мне подобных вещей.
— Я не могу сделать тебе комплимент?
— Нет. Больше нет.
— Эмми, — мягко сказал он. — Нам нужно поговорить о нас.
— Эммелин. И нет никаких нас. Даже если бы и были, мы не будем говорить здесь, — сказала я и села за свой стол.
Я сделала все, что могла, чтобы отвести глаза. Было слишком тяжело смотреть на него. Сначала я занялась организацией ручек. Затем я снова разложила бумаги на своем столе. Наконец, я схватила свою кофейную кружку и тщательно осмотрела ее.
Я была одержима кружками с надписями, и за эти годы я собрала их много. Сегодняшняя была простой белой кружкой с надписью: «О, ради Фокса», но вместо слова «фокс»4 там был мультяшный лис в очках для чтения.
— Эмми, — сказал Ник. — Ты, блять, посмотришь на меня?
— Нет, — сказала я своей кружке.
Две руки хлопнули по моему столу.
— Мы поговорим. Сейчас.
— Нет, — отрезала я и вскочила со стула. — Мы поговорим, когда я буду готова. На этот раз мы собираемся все сделать по-моему. По моей временной шкале. А прямо сейчас мне нужно перекусить, чтобы я была готова, когда мои дети вернутся в класс. Я не буду вдаваться в это с тобой. Мне нужно поговорить с моим адвокатом о наших отношениях, и, в зависимости от его совета, я рассмотрю возможность поговорить с тобой позже.
— Твой адвокат? — спросил он. — Почему тебе нужно поговорить со своим гребаным адвокатом, прежде чем разговаривать со мной?
— Прекрати ругаться. Ты находишься в школе, полной впечатлительных детей.
— Ответь на гребаный вопрос.
Я скрестила обе руки на груди.
— Мой адвокат приступает к нашему бракоразводному процессу. Мне нужно выяснить, считает ли он, что мы должны ограничить наши взаимодействия теми, которые контролируются адвокатом, — я забыла спросить об этом Фреда этим утром, главным образом потому, что не была уверена, какой ответ хотела от него услышать.
Ник отодвинулся от стола
