день можно. Ну ладно, полтора тоже погоды не сделают.
***
Ненавижу. Всех ненавижу. Девять месяцев мучений с животом и прочими неприятностями, связанными с положением. А теперь эти схватки. Ну кто, кто в сознании вообще рожать соглашается? Надо было кесарево просить. И хрен бы с ним, со шрамом. Сама теперь виновата.
— Скоро?
Недовольно смотрю на молоденькую медсестру. Глаза таращит. Что, милая, не видела никогда столько охраны? Отец нагнал. Сначала после того разговора карты заблокировал. Старый пень. Хорошо, я продуманная — каждый день налик снимала и откладывала. Не знаю сама зачем. Хотя нет, знаю. Сначала думала подсобрать и девку ту купить. Не срослось. Зато самой пригодились.
Что за гадина, а? Даже сейчас отправляет мои мысли. Я так ненавидела в школе одну. Тоже, кстати, Сашей звали. Всегда лучшей ученицей была, учителя любили. И одноклассники. Выскочка. Хорошо, что ее из школы перевели. Это ее спасло. Я на грани уже была.
Как больно! Кричу, вцепившись в ручки кровати. Чувство, что изнутри рвут.
— Наталья, Вы в родах. Сейчас все подготовим, и будете делать так, как я говорю. Вы меня слышите?
Киваю. На язвительный ответ нет никаких сил.
Не очень хорошо понимаю, что происходит дальше. Как туман. Поднимается кушетка, на ноги цепляют бинты или гольфы. Мои крики сливаются с приказами врача. Ненавижу детей!
— Поздравляю! Вы стали мамой.
Что это?! Красное не пойми что кладут на мою грудь.
— Уберите, уберите от меня. — Меня сейчас точно накроет истерикой. Не хочу смотреть. Это измучило меня. Хочу на пляж. Прилечу и буду лежать неделю. Или две. И никто не посмеет трогать.
Пропускаю оставшиеся манипуляции, проваливаясь в сон. Я так устала. Безумно устала. А сейчас чувствую легкость. Как освобождение.
— Что за шутки, Наташа? — Красный от злости отец трясет за плечо. — Что это???
Машет перед лицом какими—то бумагами. Тру глаза, перехватывая лист. А, понятно. Все правильно.
— Здесь все верно. Мой отказ от ребенка.
— Ты еб… с ума сошла?
— Пап, я говорила, отстань, а? Дай спокойно поспать.
Валюсь на подушку, собираясь вздремнуть еще пару часиков. Грудь только болит, но на тумбе уже лежат заветные таблеточки, которые скоро прекратят мучения.
— Ты… да как ты?! Это моя внучка, как у тебя рука не дрогнула?!
Внучка? Значит, девочка. Забавно. Не нет. Я не хочу ее. И не хотела никогда.
— Пап, мне все равно. Хочешь, оставь ее себе.
— Оставлю, дочь, оставлю. Какая же ты… — в голосе слышно разочарование. Ну а что он хотел? Что я любовь воспылаю? Нет. Это не сказка.
Спустя три дня меня выписывают, и я улетаю к тетке. Плевать я хотела на запреты и предостережения врачей. Там тоже медицина на уровне.
Через полгода ко мне прилетает мама. Одна. Без папы. И ошарашивает с порога, что они развелись. Он развелся. Мама не поддержала идею отца оставить младенца у себя. А он так и не смог понять ни меня, ни маму. Вместо поддержки своей дочери помешался на фактически чужом ребенке. Все, что он сказал за единственный телефонный разговор: «Не пожалей».
Не пожалею, отец. Это моя жизнь и у меня еще все впереди. Без распашонок и пеленок.
Шамиль.
Спустя 5 лет.
Одно мгновение может перевернуть всю жизнь. Не всем везет и не у всех бывает это мгновение. Повезло ли мне? Однозначно, да. Познать великую силу любви, узнать горечь от разочарования, проверить, насколько ты силен внутренне — не это ли есть цель каждого мужчины в этой жизни?
Мы гонимся за физическим, не думая о внутреннем. А оно важнее всей той мишуры, что окружает нас.
Думал ли я, когда мне было тридцать пять, что жизнь моя пресна и скучна? Нет. Я любил тот адреналин, который мне дарила работа. Любил кайф, который создавал себе сам, выбирая самых лучших девочек на ночь. Мне нравилась легкость и беззаботность, что я создавал сам себе. А финансовые возможности и власть только помогали в достижении целей.
Но все сломалось в один миг, когда я увидел ее. Мою девочку. Моего ангела. Мою любовь. Мою боль. Мое все.
Это чувство не принесло в жизнь много счастья. Скорее убила меня внутри. Почти убила. Я погибал днем и воскресал ночью. Сны с ней стали необходимостью. Воздухом. Стимулом идти дальше.
Улыбаюсь, раскидывая руки. Моя девочка бежит ко мне, широко улыбаясь.
— Сашка, осторожнее, — кричу, когда вижу, что она спотыкается и чуть не падает. Шагаю вперед, и сгребаю в свои объятия. Прижимаю к себе, вдыхая аромат волос. Вот он — мой рай.
— Оно того стоило, Харрасов?
Сбоку появляется недовольная физиономия бывшей жены. Эля сводит брови, смотря на нашу идиллию.
— Однозначно, стоило.
Отпускаю Сашку, держа ее за руку. Сжимаю пальчики. Три года, как я безмерно счастлив. Три года, как со мной моя любовь. Любовь на всю мою оставшуюся жизнь.
— Эль, не начинай. Ты сама знаешь, почему не получилось.
— Знаю. Потому что мой муж помешался на сопливой девчонке. Не очень приятно, знаешь ли, когда тебя имеют только сзади и ночами называют чужим именем. Тебе лечиться надо, Шамиль.
— Всем надо. Мы не молодеем.
— Ты понял, о чем я.
Лечиться… а лечат ли от этого? Называй, как хочешь: одержимостью, помешанностью, занозой в сердце… да только образ как поселился внутри, как проник во все клетки, так никуда и не делся.
* * *
От автора: Дорогие читатели! Надеюсь, Вам нравится эта история и Вы наградите мой труд одной маленькой, но важной звездочкой. Эти звездочки кормят Музика и вдохновляют его.
* * *
Пожалел ли я хоть раз о том решении, которое принял пять лет назад? А черт его знает. Наверное, все—таки нет. Если бы увидел, что есть смысл бороться, то сделал бы что—то… но там вообще было бесполезно. Она видела только своего Давида. А я видел только ее. Жизнь, конечно, та еще сука: никогда не знаешь, как повернется.
— Саш, пойдем домой? Ты, наверное, уже замерзла?
Беру свое самое главное в жизни сокровище на руки и тащу вперед. Она хохочет и отбивается. У ног скачет рыжий пес. Девчонка любит собак и в нашей квартире появился забавный щенок.
