— Фу. Так неоригинально.
— Верно? Она не была создана для мира ТикТока. — Он останавливается у края столешницы, бесцельно рисуя узоры на мраморе. — Я скучал по тебе.
Я складываю руки на груди.
— Ты не должен был скучать по мне. Я была прямо здесь.
— Я был расстроен из-за вас. Вы оба.
— Это нормально, но избегать меня в течение недели — нет. Мы так не решаем проблемы в этой семье, Картер. Не ты и я. Мы разговариваем. Мы общаемся.
Он опускает голову.
— Я знаю.
— Что правда? Потому что мы всегда были друг у друга, а потом вдруг тебя рядом не оказалось, и я почувствовала себя такой одинокой. Ты всегда был моим самым большим сторонником, но вместо этого ты оттолкнул нас обоих, меня и Гаррета, и я почувствовал, что потеряла тебя. Но знаешь, что самое худшее из всего этого? На секунду я не знала, кем я была без тебя рядом. Я не знала, кем быть, кроме как твоей младшей сестрой. Я сказала себе, что я никому не нужна, если мы перестанем быть чем то целым. Я почти переехала в Торонто, потому что убедила себя, что живу в твоей тени. Но потом я поняла, что никогда там не жила. Ты мой брат, но я не просто твоя сестра. Единственное, что удерживало меня в твоей тени… это я сама.
Во взгляде Картера все раскаяние человека, у которого было слишком много времени, чтобы подумать о том, что он сделал не так.
— Прости, что я оттолкнул тебя. Прости, что заставил тебя чувствовать себя одинокой. Прости, если я не давал тебе достаточно места, чтобы блистать. Ты всегда сияешь в моих глазах.
— Ты всегда позволяешь мне блистать. И Гаррет тоже. Он такой терпеливый со мной и такой добрый. Он заставляет меня чувствовать, что я могу быть той, кем захочу. Он говорит и слушает. С ним я чувствую себя в безопасности, Картер.
— Я чувствую, что постоянно подводил тебя. Я не смог уберечь твое сердце, когда умер папа. Я не смог уберечь его в старших классах. Я всегда… я всегда чертовски беспокоился, Дженни, что кто-то может причинить тебе боль. В этот раз, я позволил своему эго встать у меня на пути, это был не я. — Он берет мою руку в свою. — Я должен защищать тебя. Я должен быть тем, к кому ты приходишь, на кого ты рассчитываешь.
— И ты останешься им. Это не изменится. Но я должна уметь позаботиться о себе. Гаррет помог мне научиться это делать.
— Но… — он покусывает нижнюю губу. — Я думал, что я твой лучший друг.
— О, Картер. — Я крепко сжимаю его руку, подходя ближе. — Ты и есть, и ты всегда будешь им. Но Гаррет для меня, тоже, что и Оливия для тебя. Когда я нашла Гаррета, действительно нашла его… я почувствовала себя такой счастливой, как будто наконец-то нашла то, что было у вас с Оливией, то, что, как я думала, никогда не предназначалось для меня. Тебе не кажется, что я заслуживаю того, чтобы меня любили так, как ты любишь Олли?
— Ты заслуживаешь целого мира, Дженни.
— Я чувствую, что у меня все получится с Гарретом.
Он долго смотрит на меня.
— Он говорит, что любит тебя.
— Он любит.
— Ты тоже его любишь?
— Так сильно. — Я ухмыляюсь. — Он ударил Саймона за меня.
Его глаза загораются.
— Он сделал это?
— Дважды.
Его грудь раздувается.
— Я бы сделал это трижды.
— Это не соревнование, — мягко напоминаю я ему.
Он отводит взгляд, бормоча свои следующие слова.
— Боюсь, я тебе больше не понадоблюсь.
У меня щиплет в глазах, и я быстро моргаю, пытаясь остановить слезы, прежде чем они начнут скатываться по моим щекам. Бесполезно. Черт возьми. Дурацкие слезы. Я ненавижу это.
Глаза Картера расширяются, руки поднимаются к лицу, он раскачивается и вертится на месте, как будто понятия не имеет, что делать.
— О нет. Нет, я не хотел — нет. Оливия! Я довел ее до слез!
— Ради всего святого, — кричит она в ответ. — Надень свои трусики для большого мальчика и исправь это, Картер! У меня крошечный человечек грызет мой сосок! У меня нет времени на твои драмы!
Я обнимаю Картера за шею, и он держит меня, пока я плачу.
— Ты всегда будешь нужен мне. Это никогда, никогда не изменится.
— Обещаешь? — спрашивает он шепотом.
— Обещаю.
Меня охватывает странное чувство дежавю, когда я медлю у двери Дженни с хоккейной сумкой, перекинутой через плечо, клюшками в руке, как в первый раз, когда я был здесь, чтобы проверить, как она, с коробкой фаллоимитаторов перед лицом.
Дело не в том, что я боюсь стучать; просто я…
Я немного боюсь. Дженни такая сильная и уверенная в себе. Она уверена во многих вещах в своей жизни, и единственное, в чем я когда-либо был так уверен… это она.
Я умирал от желания обнять ее, поцеловать, но я не знаю, как принять то, что я хочу прямо сейчас. Нам нужно время? Мы должны вернуться к этому? Я никогда не чувствовал, что в наших отношениях что-то сильно изменилось. Конечно, со временем кое-что прояснилось. Но по большей части Дженни сразу открывала свое сердце и просила о том, чего она хотела, и я без колебаний давал ей это: дружбу. Я получил всю ее, даже те роли, о которых и не подозревал, что хочу. Теперь, когда они у меня были, я не знаю, как сбавить обороты. Все, чего я хочу, это двигаться вперед, но я не хочу давить на нее.
Прочищая горло, я стучу. Изнутри доносится музыка, и после еще нескольких ударов я дергаю за ручку, с радостью обнаруживая, что она не заперта.
Музыка, доносящаяся из ее спальни, такая громкая, что неудивительно, что она ничего не слышит. Я оставляю свое оборудование у двери, скидываю туфли и направляюсь по коридору.
— Дженни? — Тихо зову я, просовывая голову в ее комнату. Ее прикроватный столик открыт, одеяла на кровати смяты, и я бреду в ванную, где слышу, как она напевает, зовет меня по имени.
Не уверен, чего я ожидал, но уж точно не яркого набора фаллоимитаторов и вибраторов, покрывающих почти каждый дюйм сверкающей белой кварцевой столешницы.
Я также не ожидал увидеть Дженни обнаженной, прислонившейся к стене, с закрытыми глазами и стонущей, одна рука двигается у нее между ног, другая крепко обхватывает Индиану Боунс, как будто ей нужно за что-то уцепиться.
— Черт возьми.
Глаза Дженни распахиваются, и она подпрыгивает в воздух, издавая один из своих леденящих кровь воплей. Давненько не слышала ничего подобного. Забыл, как сильно они повышают мое кровяное давление.
Она вертится во все стороны, как будто ищет место, где можно спрятаться, а когда она его не находит, случайно сметает все игрушки со стола, пока они не начинают жужжать и прыгать у ее ног. Индиана Боунс вырывается у нее из рук, и крик вырывается из моего горла, когда этот мясистый ублюдок парит в воздухе, приближаясь прямо к моему лицу в замедленной съемке.
— Ах! — Я вскрикиваю, хлопая себя ладонью по правой стороне лица, когда он ударяет меня и с грохотом вскакивает на ноги. — Мой глаз!
— Гаррет! — Дженни визжит, упираясь двумя руками мне в грудь, и выталкивает меня из ванной. — Вон! Убирайся!
Дверь захлопывается у меня перед носом прежде, чем я успеваю осознать, что происходит, а когда она снова открывается восемь секунд спустя, Дженни одета в одну из моих футболок, щеки раскраснелись, музыка приглушена до тихого гудения. Она не выглядит менее сердитой, а у меня не было времени переварить услышанное, поэтому я все еще на взводе.
— Какого черта ты здесь делаешь? — кричит она на меня.
Я поднимаю руки и дико машу ими в воздухе. Может быть, если я заставлю себя выглядеть крупнее, она будет менее страшной.
— Твоя дверь была не заперта! Я-я-я… Я услышал свое имя!
— Я оставляю свою дверь незапертой и все время повторяю твое имя!
— Зачем бы ты оставляла свою дверь незапертой, если ты вытащила все свои игрушки для секса?
— Я делаю то, что хочу!
— Почему ты мастурбируешь с незапертой двери?
— Я делаю то, что хочу! — это все, что она снова кричит. — Ты не должен был быть дома до полуночи, придурок!
