На практических занятиях студентам полагалось приобретать технические навыки непосредственно в мастерских. Учебники и теория – это одно дело, но профессор Уоррен придерживался принципа, что инженер должен уметь варить металл, паять, обрабатывать медь, а горный инженер – уметь работать в забое, взрывать, бурить и участвовать во всех стадиях получения конечного продукта, будь то уголь, золото, медь или другие ископаемые и вещества. На первом курсе горных инженеров в шахты не пускали, практические занятия проводили в мастерских при литейных и других цехах.
Когда речь зашла о Нелл, владельцев предприятия пришлось заранее ставить в известность и просить у них разрешение на прохождение практики. Получить такое разрешение было нетрудно на предприятиях, сотрудничающих с компанией «Апокалипсис», но в остальных случаях почти невозможно. Но это не останавливало Нелл, которая в конце первого года обучения пожелала пройти практику на заводе в юго-западном районе Сиднея, где изготавливали буры новой конструкции, обещающей произвести революцию в разработке твердых скальных пород. Поскольку компания «Апокалипсис» входила в число покупателей усовершенствованных буров, Нелл получила разрешение, однако ее предупредили, что рабочие, в основном члены профсоюза, не пустят женщину даже на порог цеха, а тем более не дадут приблизиться к машинам.
Обращаться за помощью к сэру Александру Кинроссу в этом случае было бессмысленно, и Нелл решила действовать своими силами. Первым делом она обратилась к цеховому старосте, который служил связующим звеном между рабочими и профсоюзом. Встреча прошла бурно, но совсем не так, как предполагал староста, рассчитывающий обратить в бегство плачущую капиталистическую сучку. Этот фанатик шотландец из Глазго ненавидел сэра Александра Кинросса, считал его предателем своего класса и поклялся в присутствии Нелл, что женщина попадет в цех только через его труп. Но вместо рыданий ему пришлось выслушать вопросы, ответов на которые он не знал, а когда раздосадованный староста обругал Нелл, она ответила ему не менее хлесткой бранью.
– Она хуже, чем женщина! – возмущался староста в кругу закадычных друзей, когда Нелл ушла. – Это мужчина в женской одежде.
И что же дальше? Нелл задумалась, решив выиграть любой ценой. Старый козел! В цеховые старосты лезли самые ленивые и никчемные члены профсоюза, которые больше ни на что не годились. Близость к профсоюзам служила им защитой и избавляла от тяжелой работы. «Ну, Энгус Робертсон, держись! Ты все равно проиграешь».
После внимательного изучения таких изданий рабочей партии, как газета «Лейбор», Нелл наметила следующий шаг: заручиться помощью местного члена Законодательного собрания, признанного республиканца и социалиста. Его звали Бэда Талгарт.
Бэда Талгарт! А ведь она с ним знакома! По крайней мере, поправила себя Нелл, однажды они обедали вместе в Кинроссе. И она отправилась в кабинет Бэды на Макуори-стрит, но аудиенции не удостоилась, поскольку не принадлежала ни к избирателям Бэды, ни к рабочему движению. Секретарь, который служил не только у Бэды, но и у других рядовых членов Законодательного собрания, жилистый коротышка, высмеял Нелл и посоветовал ее отправляться домой да рожать детей, как положено женщине.
Благодаря поискам в библиотеке парламента Нелл выяснила, что Бэда Талгарт, неженатый профессиональный углекоп, родился 12 мая 1865 года и живет в Арнклиффе. Этот малонаселенный рабочий пригород был удален от Ботани-Бей, но находился недалеко от завода, изготавливающего буры. Если встретиться с Бэдой на службе невозможно, придется навестить его дома, решила Нелл. Он занимал коттедж, сложенный из песчаника еще в эпоху переселения каторжников; дом стоял на запущенном участке земли площадью в акр.
Широкими шагами подойдя к облупившейся входной двери, Нелл взялась за молоток и громко постучала, но ответа не дождалась. Предприняв еще одну попытку и подождав минут десять, она обошла дом со всех сторон, осмотрела засаленные занавески, стекла в немытых окнах и переполненный мусорный бак у задней двери, поморщилась от тошнотворной вони, исходящей со стороны выгребной ямы в конце замусоренного двора.
Ненавидя бездействие, но решив дождаться Бэду Талгарта во что бы то ни стало, Нелл принялась выпалывать сорняки вокруг дома. «На такой скудной песчаной почве ни цветы, ни овощи не вырастишь», – думала она, складывая вырванные сорняки в быстро растущую кучу.
Лишь в сумерках Бэда толкнул покосившуюся калитку в штакетнике, отгораживающем участок от немощеного тротуара. Первым делом он почуял запах сырой земли, вторым – заметил впечатляющую кучу сорняков с облепленными землей корнями. Кто это взялся за неблагодарную работу?
Нежданная садовница обернулась: рослая, сухощавая девушка в темно-сером хлопчатобумажном платье, доходящем до щиколоток, почти бесформенном, с высоким воротником и длинными рукавами – впрочем, сейчас закатанными выше костлявых, острых локтей. Бэда не узнал ее, хотя девушка выпрямилась и уставилась на него в упор.
– Ну и свалка у вас тут! – заявила она, вытирая грязные руки о юбку. – Сразу ясно: здесь живет холостяк, питается всухомятку, вместо стула сидит на ящике из-под апельсинов и домой является только ночевать. Но если у вас туго с деньгами, могли бы хотя бы выращивать овощи на коровьем навозе – заодно и поработали бы руками! Вон какой живот вы себе отрастили, мистер Талгарт.
Бэда и сам знал, что безбожно растолстел, и досадовал на это, поэтому замечание незнакомки попало не в бровь, а в глаз. Внезапно он вспомнил, где слышал этот резкий и властный голос, и изумленно вытаращил глаза.
– Нелл Кинросс! – воскликнул он. – Какого черта вы здесь делаете?
– Выпалываю сорняки, – отозвалась она, окинув взглядом его темно-синий костюм-тройку, целлулоидный воротничок и манжеты, галстук с эмблемой Законодательного собрания и запонки. – Вознеслись, значит? Загордились?
– Даже члены парламента от рабочей партии обязаны одеваться прилично, – попытался оправдаться он.
– А сегодня пятница, рабочая неделя кончилась. Одевайтесь-ка попроще, за выходные приведете в порядок свой участок.
– Обычно выходные я провожу в кругу избирателей, – недовольно возразил он.
– Да-да, объедаетесь печеньем со сладким чаем, булочками с джемом и сливками, а под вечер пропускаете кружку пива, да побольше. Мистер Талгарт, с такими привычками вам и до сорока лет не дотянуть.
– А какое вам дело до моего здоровья, мисс Кинросс? – осведомился Бэда. – Вы, должно быть, чего-то хотите от меня. Чего именно?
– Зайти в дом и выпить чаю.
Он поморщился:
