вообще как-то… но если подумать, кому будет лучше, если они тоже засядут дома и станут лить слезы с женами за компанию, в то время как могли бы достичь чего-нибудь толкового? Ты не хуже меня понимаешь, что такие вещи, как жертвенность и успех, несовместимы.
Костя усмехнулся, не отрываясь от дороги:
— А я вас недооценивал, Андрей Петрович… У вас так язык подвешен, что не инженером стоило становиться, а экспертом на политических ток-шоу. Вы бы там точно всем доказали, что дважды два это пять.
— Ты о чем, Константин? — удивленно спросил тесть у молодого человека и дотронулся до рукава его куртки-косухи. — По-твоему, я не дело говорю?
— Может быть, и дело, только вам не приходит в голову, что такие люди тоже нужны? Знаете, в вашей любимой природе есть еще и такая вещь, как баланс. Не могут все мужики быть терминаторами, как и все бабы — нежными фиалками. И может быть, это странно прозвучит из моих уст, но в чем-то этот Айвар был прав. Этими, как вы сказали, «малыми» делами, которые совсем не малые, а тяжелые и грязные, действительно должны заниматься нанятые люди, и желательно мужчины, просто потому, что они сильнее и им не надо рожать. От прогресса много не убудет, поверьте, скорее наоборот. И если уж на то пошло… Андрей Петрович, вы сами-то верите, что мужчина, оказавшийся трусливее своей жены, способен на что-то стоящее?
— Ну не знаю, Костик, — промолвил Андрей Петрович, осторожно обойдя последний вопрос. — Допустим, что кому-то они нужны, но поверь, что для своего сына или зятя никто такой профессии не захочет.
— А вы не думали, что вы сами когда-нибудь можете оказаться по ту сторону прогресса, среди слабых и убогих? На кого вы рассчитывать-то будете?
— Да ни на кого я не рассчитываю, кроме своей жены разве что, — грустно усмехнулся мужчина, протирая очки. — Знаешь, Костя, я такую жизнь прожил, и столько нас государство кидало, что надеюсь только на наши силы. Дай бог, чтобы их еще надолго хватило, и самим пожить, и вам, молодым, пригодиться. Но все-таки…
Неожиданно Андрей Петрович спрятал лицо в ладони и горестно вздохнул.
— Господи, что же я сделал… Нам же потом названивал этот его друг, ну, мулат, от которого у Оленьки ребенок… Все говорил, что нам хоть стоило поинтересоваться, что там теперь с Айваром, в Эфиопии. А ведь правда, надо было узнать, как он устроился, не нужно ли помочь чем-нибудь. Я же его выставил практически без объяснений! Можно сказать, признал, что не желаю разбираться, виноват он или нет. Ведь могли же по-хорошему расстаться, устроить его куда-нибудь на работу, а у вас с Неричкой и так все бы прекрасно сложилось. Он бы не стал мешать… Ох, Костя, что же мы натворили…
— Ну, я за все, что натворил, если надо будет, отвечу, — резко произнес зять, нахмурив густые черные брови, — и, в отличие от вас, за красивыми словами не стану прятаться. Мне рядом с моей девушкой не были нужны никакие молодые люди, ни черные, ни белые, ни плохие, ни хорошие. А у вас были собственные мотивы. Так что Айвару просто не повезло. И глупо теперь терзаться, как там у него жизнь сложилась, этот поезд навсегда ушел.
— Тогда зачем ты мне это рассказал?
— А вот это очень хороший вопрос, — задумчиво ответил Костя. — Наверное, просто надоела эта сопливая сказка про наивную овечку, плохого негра и благородного рыцаря. Ну и еще про оскверненный семейный очаг, чуть не забыл.
Последнее уже тянуло на явное нарушение этики, и тесть решил свернуть разговор, чтобы не спровоцировать Костю на какие-нибудь еще более страшные слова. Больше они никогда не возвращались к этой теме, но Андрей Петрович постоянно вел с самим собой тяжелый и противоречивый диалог. Действительно ли он ничего не подозревал или всегда понимал, кто подставил Айвара? И признание Кости шокировало его лишь потому, что нарушило негласный договор, уничтожило желанную внешнюю картинку с монохромными образами добра и зла?
А главное, чем все это обернулось для Айвара? Конечно, пытаться что-то узнать глупо: если парень, дай бог, жив и здоров, он все равно не станет с ним разговаривать. Но как жить с этим дальше?
С годами отцу становилось все тяжелее из-за проблем Нерины. Он начинал думать, что это его наказание за Айвара, и порой хотел все рассказать дочери, но так и не решался. «Нет, зачем ей делить со мной этот груз, — размышлял мужчина. — Для молоденькой неприкаянной девочки простительно, что она оступилась, а вот я…»
И неожиданно ему принесла облегчение дружба с сыном Оли, в котором Андрей Петрович с удивлением нашел черты парня из Аддис-Абебы. Вначале мальчик был внешне похож на Даниэля, а потом в нем все больше проступало сходство с матерью, но тихий голос, внимание и бережность ко всему живому, восторг перед красивым и загадочным будто каким-то непостижимым образом достались ему от Айвара. И когда они ходили вместе в музеи науки и техники, Андрей Петрович наблюдал, как серьезно Павлик всматривается в переливы молний, северное сияние и небесные созвездия.
Теперь, после разрыва Нерины с Костей, им всем предстояло жить с открытыми глазами и думать, что еще подлежит исправлению. Тогда-то женщине, после удачно подвернувшегося приглашения, и пришла в голову слегка шальная мысль найти Айвара в Эфиопии. Зачем — она еще толком не понимала. Казенная просьба о прощении тут явно не была к месту, вряд ли это можно простить. Если только… Припомнив известные ей мелодрамы, Нерина подумала, что сюжет о единственной на всю жизнь любви не случайно так прижился в культуре. А что если есть такое чувство, над которым не властны годы, границы, браки с чужими людьми, перемены и конфликты? Если оно все же было между ними, Айвар ее простит, и тогда, может быть… Об остальном Нерина пока боялась думать, но в преддверии поездки у нее внутри первый раз за много лет возникла приятная, пряная тревога.
Если все-таки это была любовь? Если Айвар тоже за эти годы не смог устроить личную жизнь, а может быть, и вовсе стал бедствовать хуже прежнего и нуждается в ее любви и помощи? Возможно, это будет союзом двух одиноких, исковерканных судеб, ну и пусть. Одиннадцать потерянных лет — не так уж много, порой люди ждут своего счастья гораздо дольше. В Питер она его, конечно, больше не посмеет звать, и если он захочет, они останутся там, в Эфиопии, или поселятся в другом месте. За
