сказал?
Больше Андрей Петрович ничего не добавил, только слушал дочь, которой вдруг захотелось не просто пожаловаться, а разобраться наконец в себе. Впервые за долгое время она стала задумываться о том, что не судьба и не чей-то злой умысел вели ее по кривым, скользким и сомнительным дорожкам, а собственные внутренние демоны, которых она подкармливала сама. Давным-давно, в юности, она даже находила в этой внутренней игре нездоровую прелесть, но сейчас, когда в ней появились жертвы, стало не до этого.
А реакция отца объяснялась тем, что он, вопреки мнению Нерины, давно уже был в курсе истории с Айваром. Зять с каким-то странным мальчишеским бахвальством посвятил его в подробности, когда после свадьбы прошло около года.
…Мужчина хорошо помнил этот осенний вечер. Костя пригласил его осмотреть один из новых ресторанов, а потом они отправились прогуляться вдоль тихой и темной Невы. Там муж дочери выразил досаду на то, сколько формальностей и анахронизмов приходится вытерпеть ради спокойной жизни с любимой женщиной, и под конец заметил:
— Ну да ладно, мне на своем пути не такие проблемы пришлось решить, и все остальное уже было детским лепетом. Я, собственно, к чему говорю: это же вы, Андрей Петрович, мне здорово помогли. Без вас все усилия, возможно, пошли бы к черту.
Когда он пояснил, о чем речь, тесть изумленно спросил, не поняв его энтузиазма:
— Чем это я тебе помог, Костя? Да у меня и в мыслях не было, что это ты все подстроил! Нет, я, конечно, хотел избавиться от этого парня, врать не буду, но не таким же способом! Я вообще был уверен, что никакой свадьбы тут не состоится, если проявить чуточку дальновидности и терпения, выждать, пока дочь сама поймет, во что ввязывается. Спору нет, тяжко было это терпеть, зато куда она пришла за поддержкой в трудную минуту? К нам, к родителям, а потом и к тебе.
— Ну как чем помогли, — усмехнулся Костя. — Тем, что впустили и выслушали посторонних людей, что взяли у них эту дрянь, что выпытали у Нери кое-какие пикантные подробности и вовремя дали ими Айвару под дых. Или это все тоже я подстроил? Но мне необходимо было ускорить процесс, пока она не залетела и вам не пришлось отправлять дочь под нож или внука-негритенка растить, как у этой несчастной Ольги вышло. Там тоже свадьбы не состоялось, только ее предкам от этого не легче!
— Да все понятно, Костик, но получилось же так, что я его зря обвинил! Да и вообще, столько ему наговорил, господи… Мне ведь тогда так желчно внутри стало, так тошно! Мы к нему и так со всей любезностью, как к человеку, и что получили взамен? Еще в нашем доме наркотики ищут! От «парня вашей дочери»! Да я когда это услышал, у меня в глазах словно потемнело. Чтобы нам с женой на пороге старости терпеть у себя в доме какие-то унизительные вопросы и обыски! А что потом стоило бы ждать? Я никогда не поверю, что он бы за старое не взялся, — ну никто после проституции не способен вернуться в нормальную жизнь, это уже проверено тысячу раз!
— Вот-вот, Андрей Петрович, обратите внимание, что вы даже после того, как я вам во всем признался, не обо мне, а о нем говорите с ненавистью, — заметил Костя. — В вашей картине мира он всегда будет в чем-то виноват. А он ведь обещал вам зарабатывать честным трудом, остальное вы уже сейчас сами домыслили.
— Откуда ты об этом узнал? — удивился тесть.
— Да Нери и рассказала в подробностях, пока была в депрессии. Она вообще-то тогда на него порядком обиделась за эту ахинею про подтирание грязи. Тут я ее понимаю, но если без эмоций — в честности этому парню не откажешь.
— А разве это нормально, когда молодой мужик мечтает о работе сиделкой? — поморщился Андрей Петрович. — Знаешь, Костик, вот именно после этого я окончательно перестал его понимать. Я могу понять, когда молодежь тянется к порокам из-за природных слабостей, от жажды легких денег, — да, все это гадко, но это простые, вечные, естественные как три копейки мотивы. А он, вдобавок, еще и с завихрениями оказался. Не говоря уж о том, что собственную семью такой работой не прокормишь.
— Ну, это спорный вопрос, у сиделок тоже бывают богатые клиенты, — возразил Костя. — Но дело, как мне кажется, не только в этом, тут было что-то личное. Хотя я, конечно, не строил иллюзий, что со мной вы хотели породниться за высокие душевные качества.
— Да ты что, Костик? Я рад, что ты можешь обеспечить моей дочери безбедную жизнь, но уж поверь, это не главное. Даже если бы у тебя не было денег твоего отца, ты бы рано или поздно стал на ноги и развил собственное дело, в твоем потенциале я не сомневаюсь. А этот эфиоп… Да, наверное, ты прав, я его просто органически не мог переваривать, причем с первой встречи. Когда Нери мне только рассказала, что у нее любовь с парнем из «съем-бара», я, конечно, был в шоке, но уж когда его увидел…
К этому времени Костя уже усадил Андрея Петровича в машину и поехал по набережной, сияющей огнями нарядных бизнес-центров.
— Я всегда терпеть не мог таких мужчин, — медленно говорил Андрей Петрович, — с этими стихами, чувствами, мечтами о сказочных странах да городах-садах, гордостью за «малые дела», любовью к сирым и убогим… Не говоря уже об этих его побрякушках и платках на шее! Вот они всегда все тормозят, ради спасения какого-нибудь ребенка или старика, и так уже полумертвого, готовы поперек паровоза стать и пустить под откос! Ну нельзя так жить, не фильтруя лишнее! Есть такая штука, как естественный отбор, и если кто-то слаб и не приносит пользы для популяции, значит, природа его отсеивает! Такова его судьба, и что его насильно удерживать на этом свете? Ради собственного морального онанизма? Я могу понять, когда в это лезут бабы или подростки, какой с них спрос? Но если это взрослый мужик, значит, больше он ни на что не годен. Ему природой положено создавать, управлять, изменять границы, осваивать природные ресурсы, изобретать новые технологии, чтобы человечество жило лучше. Ты оглядись вокруг, Костя, ты же парень умный! Все, чем мы сейчас пользуемся, было бы возможно без периодических жертв слабыми и немощными, без маленьких предательств ради большого благородного дела? Вот сейчас пошла мода осуждать мужей, которые уходят от неизлечимо больных детей. Ну да, это спорно, и
