Некоторое время они стояли молча. Кристиан держал руку Лидии, заклиная ее выжить, Дебра стояла напротив, сжимая спинку кровати.
– Ненавижу больницы, – наконец прошептала она слабым голосом. – Они так угнетающе действуют.
Кристиан знал, о чем она говорила. Запахи, звуки, стерильность – все это, казалось, напоминало о смерти.
– Наверное, лучше думать о детях, которые здесь рождаются. И о больных, которые здесь излечиваются.
– А Лидию вылечат?
Он бы хотел проявить такой же оптимизм, какой проявила бы Лаура, но, к сожалению, для этого он слишком большой реалист.
– Не знаю.
– Надеюсь, что вылечат. Она самый большой мой друг.
Кристиан подумал, что это лучший комплимент, который может получить бабушка от внучки.
– Наверное, то же самое она могла бы сказать о тебе. Она любит тебя, Дебра. Я рад, что ты здесь.
– Я тоже ее люблю. Она такая добрая. И все понимает. Я могу ей рассказать абсолютно обо всем.
Доброта и понимание – это были те самые качества, которых больше всего недоставало в Лидии Кристиану, когда он был в возрасте Дебры. Во многом это определялось обстоятельствами. И личностями окружающих людей. И их взаимоотношениями. Родители ждут от своих детей несколько иного, нежели от внуков. В течение многих лет Кристиан не оправдывал надежд Лидии. Он задумался о том, как бы она отнеслась к его детям. И ему стало грустно, когда он понял, что вряд ли ему доведется узнать об этом.
– Как ты думаешь, мой отец умер? – спросила Дебра, резко возвращая его на землю. Голос у нее был такой, словно она не хотела спрашивать, а вопрос вырвался сам собой. Кристиан посмотрел на нее, но ее взгляд был устремлен на Лидию.
– Нет. Я думаю, он прячется.
– Как ты думаешь, он когда-нибудь объявится?
– Только если кто-нибудь заставит его это сделать.
– А что если он узнает, что Лидия больна? Как ты думаешь, он приедет?
Кристиан был слишком поглощен состоянием Лидии, чтобы подумать об этом раньше.
– Возможно. – Вопрос заключается в том, как дать ему знать. Можно опубликовать информацию в газетах, можно дать ее на телевидение, но толк от этого будет только в том случае, если он следит за средствами массовой информации. И все же эта идея явно заслуживает внимания. Пресса с восторгом ухватится за возможность оживить дело Фрая, особенно с таким мелодраматическим поворотом. Детектив наверняка сообразит, куда именно обратиться. Это стоило попробовать.
– Ты не хочешь, чтобы он возвращался, да? – спросила Дебра. На этот раз она смотрела прямо ему в глаза.
– Стал бы я нанимать частного детектива, если бы не хотел его возвращения? – Кристиан не отвел глаз.
– Ты сделал это, чтобы доставить удовольствие моей матери.
– Я сделал это, чтобы доставить удовольствие себе.
– Детектив оказался не слишком-то хорошим, – с вызовом заявила Дебра. – Правда. Пока от него мало толку.
– ФБР занималась этим два месяца и не раскопала ничего. А мой парень в деле всего две недели. Он занимается этим, но все случилось уж слишком давно. Ему может потребоваться довольно много времени, чтобы нащупать свежий след. – Кристиан продолжал смотреть на нее, пока она не отвела глаз. И он тут же ощутил собственную мелочность. – Эй, – мягко окликнул он ее. – Как насчет перемирия? Я не хочу раздувать конфликт между нами, по крайней мере, не сейчас. Я достаточно встревожен тем, что происходит с Лидией.
– Да ну? – со скептическим видом осведомилась Дебра.
– Она моя магь.
– Кажется, раньше тебя это не волновало.
Он мог понять ее горечь. Она видела его таким почти все свои шестнадцать лет.
– Тебе не все известно, Дебра, у каждой медали есть две стороны, – предостерег он ее. – Как-нибудь мы сядем и поговорим, но не сейчас. А пока мы должны сосредоточиться на том, чтобы помочь твоей бабушке.
Вздрогнув от этого напоминания, Дебра поспешно посмотрела на безжизненное тело Лидии. Затем она перевела взгляд на бутылочки с растворами для внутривенного вливания и на экран кардиографа, фиксировавшего сердцебиение Лидии.
– Я все это ненавижу, – прошептала она.
Кристиан обошел кровать и обнял ее за плечи, ничуть не смутившись, когда все ее тело напряглось.
– Я тоже. Но если это может ей помочь, кто мы такие, чтобы жаловаться?
Дебре нечего было ответить на это, но она продолжала оставаться напряженной. Через несколько минут он прижал ее к себе и опустил руку, но далеко заходить не стал. Он хотел утешить Дебру. Но и сам нуждался в поддержке. Лидия казалась еще более слабой, а кардиограф настолько часто издавал странные попискивания, что и его собственное сердце замирало. Она угасала. Он знал это с такой же отчетливостью, как тогда, когда жизнь Габи близилась к концу. Ее кожа тогда приобрела восковой оттенок, как и кожа Лидии сейчас. Кристиан задумался, протянет ли она ночь.
Лидия протянула ночь с четверга на пятницу и с пятницы на субботу без каких-либо видимых перемен. Если не считать краткого заезда к Лауре, чтобы вымыться и побриться, Кристиан не отходил от нее ни на минуту. Иногда он стоял рядом, иногда дремал в кресле. Когда они оставались одни, он тихо беседовал с ней, рассказывая ей все то, о чем молчал долгие годы. Ему хотелось верить, что она слышит его, хотя убедиться в этом у него не было никакой возможности. Она ни разу не открыла глаза и не издала ни единого звука.
К утру субботы у него уже не оставалось никаких сил.
– Поезжай домой, поспи, – умоляла его Лаура. – Я буду здесь, я заменю тебя.
– Нет, я останусь.
Она взяла руками его голову и заглянула в глаза с таким сочувствием, которого, казалось, он не заслужил.
– Она не поймет, что тебя нет.
– Я знаю. – Он обнял ее, ощущая себя менее несчастным, чем прежде. – Я хочу быть здесь, если она очнется.
– А если нет? – прошептала Лаура.
– Все равно я хочу быть здесь. Она была со мной, когда я появился на свет. Всю жизнь нам недоставало друг друга, но я хочу быть с ней, когда она будет покидать этот мир. Это все, что я могу сделать.
Лидия умерла в субботу днем, спокойно угаснув, так и не приходя в сознание. С ней были Кристиан, Лаура, Дебра и Скотт. Кристиан обнимал их, когда они плакали. Сам он не проронил ни единой слезы, но горе его было поистине глубоким.
Он столь же сильно страдал и все последующие дни. Он занимался организацией похорон, наблюдал за потоком людей, втекавших и вытекавших из дома, но ощущал себя отчужденным от всего этого. Он так давно не участвовал в ежедневной жизни Лидии. Ему это было известно не меньше, чем всем этим людям, которые приходили заплатить ей последнюю дань уважения.
Лаура ощущала глубину его горя и постоянно находилась рядом. Каждую ночь, когда Дебра засыпала, она пробиралась к нему в комнату и ложилась рядом. Они не занимались любовью, а просто лежали, обнявшись, и в темноте он говорил ей о своем горе.
