Джаки. — Проще сказать, когда я впервые возненавидела.
— И когда это было?
— Лет шесть назад… Пожалуй, именно тогда я впервые испытала настоящую ярость.
— Вы не выглядите, как человек, способный испытывать такие эмоции.
— Внешность порой обманчива, — Джаки не без иронии улыбнулась.
— И кто же был тем человеком, что вывел вас из себя? — журналистка вцепилась в нее мертвой хваткой, вытягивая ответы на все интересующие ее вопросы.
— Мой муж… — немного подумав, ответила Джаки. — Это определенно был мой муж.
— Измена?
— Нет…
— Вы удивили меня, мисс Крол, — задумчиво протянула девушка. — Ваша личность покрыта ореолом тайн. Вы никогда не выставляете свою личную жизнь на показ. Так почему решили поделиться ею сейчас?
— Нет какой-то определенной причины. Просто вы задали вопрос, а я честно на него ответила.
— Так вы вышли замуж за человека, которого не любили? — уточнила репортер.
— Совершенно верно. В то время он был абсолютно невыносим, так что вскоре мы развелись. Но знаете, что самое забавное?
— И что же?
— Спустя почти шесть лет я вновь вышла за него замуж, потому что поняла, что он и есть тот мужчина, которого я по-настоящему люблю.
— От любви до ненависти всего один шаг, неправда ли?
— Я бы так не сказала… просто все то время я была той, кто тянул наши отношения вниз. Слабое звено, если быть точнее…
Джаки не могла сказать точно, но почему-то именно это интервью вернуло ее в тот день, в ту ночь, в комнату в родительском доме, где мирно спал Тим. К тем мыслям, что одолевали ее тогда.
Лист. Ручка. Тишина комнаты. Таковой была ее зона комфорта. И ей не хотелось ее покидать. Так как в тот момент, когда ей было больнее всего, она сама заперла себя в ней, решив, что идти дальше просто не может. И в тот день Рик был прав. Прав полностью и безоговорочно. Она действительно была сломлена. Сломанная кукла, которая не способна больше двигаться вперед. Она продолжала быть сломанной на протяжении шести лет. Она оставалась девчонкой в родительском доме, которая не могла ничего объяснить матери. Ни ее смерть сломала ее и не слова Рика — ее сломала гробовая тишина и стук захлопнувшейся входной двери. Она верила, что они с матерью понимают друг друга, ведь иногда они были как единое целое. Шутки и сплетни — вот, что было у них общего. На деле они не знали друг друга. Джаки никогда не могла говорить с ней о чем-то серьезном, о том, что имело для нее огромное значение и задевало ее душу. Постороннему человеку она могла рассказать всё, но не ей. Она даже никогда не рассказывала ей о том, что пишет. Это было для неё чем-то священным, и она не хотела, чтобы мать сказала ей, что ей это не нужно или не подходит. Джаки всегда жила, как говорила мать. Балетная школа до девяти лет, теннис с одиннадцати и до шестнадцати лет. И бросила она его не потому, что хотела: будь на то ее воля, она покончила бы со всем гораздо раньше. Нет, виной стала травма и запрет врача. И если вспомнить все, то подобных ситуаций было много. Гораздо больше, чем ей того хотелось. Просто что-то было более глобальным и запоминающимся, а что-то менее.
Но последней каплей стало то, что она умерла. С мертвым человеком не поговоришь, его не поймешь и ему ничего не объяснишь. Она винила Рика, потому что так было проще. Убеждала себя в том, что он обидел ее, не верил в неё, не желал понять. Хотя на самом деле он был ни в чём не виноват. А она отрывалась на нём и в буквальном смысле издевалась. Потому что ничего не могла поделать с той болью, что испытала сама.
И на то, чтобы понять это, у неё ушло шесть лет. Шесть очень долгих лет. За которые она морально истощилась себя.
Как автор, она могла предположить сотни концовок для их истории, как женщина — не знала, что произойдет в следующую секунду. Заветные слова были произнесены, и ей оставалось только, затаив дыхание, ждать, что произойдет дальше. Только вот она не могла ждать.
— Прости, — еле слышно произнесла она. Рик сидел на полу перед ней. Такой родной и понимающий. Он ведь все осознал гораздо раньше ее.
— Ты ведь знаешь, почему я так поступила?
— Догадываюсь.
— Ты сможешь простить меня?
— Уже простил…
— Я дура, — вздохнула она, спрятав лицо в ладонях.
— Пожалуй, — вздохнула Рик и отвернулся к экрану ноутбука, на котором все еще был открыт файл с последней книгой Джаки. Он не знал, что можно было еще сказать. И был ли хоть какой-то смысл в его словах. А вопросом, который волновал его больше всего было лишь одно: что их ждет дальше? Но он не осмеливался спросить.
— Но что дальше? — ее голос был тихим, но она все же спросила. И она боялась своего вопроса больше всего. Она боялась неизвестности, что ждала впереди. И стремилась развеять ее как можно скорее, хоть и боялась. Она хотела знать, чтобы понимать, как ей жить дальше.
Рик долго молчал. Не поднимая на неё глаз, он уставился в экран ноутбука, на котором жирными напечатанными черными буквами было выведено слово «конец». Джаки проследила за его взглядом и ужаснулась. Это было как знак свыше. Отчётливый знак. Глупо конечно, но она восприняла это именно таким образом. Когда писала, она очень часто использовала такие знаки. Песня, с текстом который жутко подходил к ситуации, что случайно прозвучала по радио, или мотивирующий девиз, что был так нужен герою, и он совершенно случайно увидел его на вывеске магазина на улице. В книге это было интересно. В книге это было к месту, но она никогда не могла представить, что такое возможно в реальной жизни. Именно это испугало ее. Не то, что на экране было написано слово «конец», а то, что Рик мог воспринять это, как какой-то тайный знак. За это время в ее голове пронеслось сотни мыслей и тысячи возможных ответов. Но Рик продолжал молчать. Казалось, в тот момент он был где-то далеко. И его словно бы не интересовало ничего, что происходило в этой комнате.
— Чего хочешь ты? — произнес он, не отрывая взгляда от экрана. — Я знаю, чего хочу я, но абсолютно не понимаю, чего хочешь ты. В последнее время я тебя совсем не понимаю.
— Я и сама себя не понимаю, — он не ответил «нет», и это немного успокоило
