– Смс никак не получится, некуда мне смс отправлять… – ответил Макс и быстро поправился, заметив недоверчивый взгляд мальчишки: – Телефон разрядился.
– А-а! – понимающе кивнул мальчик. – Я бы вам свой дал, но номер-то у вас в том мобильном, который разрядился.
Макс покивал головой.
– Ну что? Сгоняешь для меня за чаем? Бог с ним, с коньяком.
– «Сгоняешь» – это значит, сходишь? – насупив брови, уточнил мальчик.
– Э-м-м… Да! – Макс начинал терять терпение. – Вот тебе двести, нет, триста, смотри, еще десятка и еще что-то – в общем, на тебе денег и сходи, пожалуйста, принеси мне чего-нибудь горячего.
– А вы что имеете в виду: кофе, чай или хот-доги?
– Всё! – гаркнул Макс (он все-таки потерял терпение). – Я имею в виду всё горячее, что можно купить: кофе, чай, хот-доги. Я буду пить кофе и запивать его чаем. И хот-дог вприкуску. Ну!
– На все сразу здесь не хватит, – сказал мальчик спокойно и рассудительно. Ор Макса не произвел на него никакого впечатления.
– На, мальчик, на тебе денег. На тебе еще денег и иди уже! Пожалуйста! – последнее слово Макс добавил значительно тише.
– Так я пойду?
– М-м-м-м… – Макс не удержался от того, чтобы не закатить глаза, но зато удержался от того, чтобы не сказать лишнего. Он судорожным движением лицевых мышц обозначил улыбку и произнес только: – Да, мальчик.
Иди.
И мальчик пошел.
А Макс зашагал вдоль берега лужи, похлопывая сам себя по плечам, чтобы быстрее согреться, и предвкушая горячий кофе вперемешку с горячим чаем. Кругов через десять он с раздражением подумал, что этот мальчишка удивительно медленно ходит. Через двадцать кругов он выдумал дюжину объяснений тому, что мальчик задерживался. Через тридцать – ругательски ругал мальчишку, задавшего ему миллион вопросов и отправившегося прямиком домой (или куда он там шел) с его деньгами. Через сорок кругов Максу уже было все равно.
Крупные мохнатые снежинки ложились на плечи и не таяли. Пространство между домами уже заполнилось нежными сиреневыми сумерками, снег шел все гуще. Максу стало казаться, что он стоит в огромном лесу, сделанном не из деревьев, а из машин и людей. Машины тихо пробирались в этом лесу, ощупывая фарами снег перед собой. Люди продвигались осторожно и казались странниками, идущими издалека неведомо куда. И главное – кругом была немыслимая мягкая тишина. Макс даже и не знал, что в этом суматошном городе такая тишина в принципе возможна. И снег все падал и падал, и Макс стал думать, что вот движутся машины и пешеходы, но им только кажется, что они куда-то идут, а на самом деле прав поэт: идет снег, идет время… и сходит наземь небосвод.
«Только чудо, – продолжал рассуждать он, – может помочь встретиться двум людям, бредущим под снегопадом. Надо верить в чудо и твердо знать, чего ты хочешь».
Макс потопал совершенно бесчувственными ногами, в последний раз посмотрел вокруг и широкими шагами пошел к метро.
«Надо же, какая лужа. Вставляет, как медитация в индийском ашраме, – подумал он, входя в теплое, шумное, душное, яркое метро, – завтра опять пойду».
Странным образом, он совершенно не отчаялся, прождав свою Золушку целый день под снегопадом, а даже наоборот – твердо поверил, что он ее обязательно встретит. Терпение и труд… а точнее, кто хочет, тот добьется – Макс знал, чего он хотел. Он хотел девушку с глазами цвета корицы и нежной улыбкой.
Она ехала ему навстречу вверх по эскалатору. Макс сразу заметил ее. Она смотрела на проезжающие мимо шары ламп и шевелила губами – репетировала какую-то речь. Макс сам так делал. На ней опять были навешаны крест-накрест какие-то сумки и сумочки – маленькая кожаная и большая холщовая. И еще черный тубус. (Неужели она архитектор? – удивился Макс. Почему-то он был уверен, что у нее обязательно должна быть какая-нибудь очень особенная профессия.)
Макс весь подался вперед и вверх, чтобы попасть в поле ее зрения. И попал! Поравнявшись с ним, она мазнула по нему взглядом и вдруг перестала шевелить губами, тряхнув головой. Дальше Максу показалось, что из ее глаз брызнул ослепительный свет – это потому что она смотрела именно на него и ему улыбалась. Поняв, что она рада его видеть, Макс испытал нечто совершенно необъяснимое. Его распирало изнутри ликование, и это ликование было больше него самого.
– Эй! – сказала она ему, думая, что он ее не видит. – Эй, привет!
И махнула рукой.
А дальше эскалатор повез их в разные стороны: ее – наверх, а его – вниз.
Макс понял, что он снова стоял истуканом, пока она пыталась как-то с ним наладить контакт. А главное – понял, что его Золушка от него уезжает и что второй такой чудесной встречи может и не быть.
«Третьей! Что же я говорю, не второго, а третьего раза точно не будет!»
И Макс гигантскими скачками побежал вверх по эскалатору. Некоторое время ему даже удавалось бежать вверх быстрее, чем эскалатор ехал вниз, но уже у самого верха эскалатор оказался так плотно забит народом, что Максу пришлось остановиться. Ближайшие к нему люди и рады были бы подвинуться, но двигаться было решительно некуда. Они смотрели на него с сочувствием. Совершенно уничтоженный, Макс опустил голову и остался стоять, зажатый толпой, до тех пор, пока эскалатор не привез его вниз. Тут он обрел наконец свободу передвижения, но больше не знал, что с ней делать. Макс стоял под белой светящейся доской с перечислением станций, и толпа обтекала его, а он продолжал стоять без единой мысли в голове.
Вдруг кто-то аккуратно прикоснулся к его рукаву (до этого его только со вкусом толкали, но на это он не обращал внимания).
– Привет!
Перед ним стояла она, смотрела прямо ему в глаза и улыбалась.
И все-таки чудо!
– Привет! – сказала Катя.
Ее знакомый велосипедист был сегодня без велосипеда и был чист. Чистым он походил на кого-то из скандинавских богов. Или героев. Хорошо, что в первый раз она его видела грязным и очень смешным. Вокруг Кати и так было полно богов, полубогов и героев, и к нормальным людям они как-то… не относились.
В общем-то, он и сегодня был ужасно смешным, когда побежал вверх по эскалатору. Катя даже и не знала, что такие вот… скандинавские боги умеют совершать маленькие безумства. Что-то, наверное, важное он ее спросить хотел. «Или, может быть, подметку высушил и хочет ее теперь отдать», – посмеялась Катя, но пожалела его, когда он застрял в толпе на эскалаторе.
«Прекрасная метафора, – подумала Катя, переходя на эскалатор, едущий вниз, – ты можешь быть каким угодно богом или героем, можешь бороться с судьбой, обуздывать стихии и бегать вверх против движения эскалатора, но когда ты со всего разбегу уткнешься в народ (не желавший, между прочим, ничего плохого), то и придет конец всему твоему геройству». Катя посочувствовала непростой геройской судьбе.
