– Ты – весна… – он вошел в мой танец.
Я разглядывала его лицо. Он, как всегда, в себе уверен. Его движенья не такие мягкие и плавные как у меня. С его появлением танец поменял окрас.
Было уже лето, а не весна. Вокруг пылало, но не жгло. Весна будто набирала летний темп.
Он нагнулся ко мне и медленно поцеловал. Но было такое чувство, что это не только поцелуй. Он тронул мою душу…
Меня как будто что-то обожгло. Сердце замерло, а потом – резкая боль.
Я очнулась…
Оглушенные умруны копошились по краям прохода, пытаясь подняться на ноги, но сам проход к Оле был чист. Я раскидала их лентами, когда мертвецы почти ее окружили. Сейчас оставалось совсем немного времени, чтобы сбежать.
– Слезай с диска!
Оля быстро освободила его и, уменьшив орудие, я его запустила в немногочисленную нежить, которая еще оставалась на ногах. Диск как бритвой снес головы большинству нападавших, а остальные – невредимые – стали отступать.
Окончательно освободив проход, я убрала ленты, и мы побежали что есть мочи, не разбирая дороги, лишь бы подальше от этого дьявольского места.
У меня сбивалось дыхание. От непрошедшей сердечной боли я не могла дышать, но бежала до последнего, пока не упала.
Скорбь…
Душа болит, ее словно отравили.
Отчаяние захватило все мое существо.
– Все будет хорошо… – шептала Оля.
Этот мягкий шелестящий голос я уже ни с чем не спутаю…
– Конечно, она – мой бесценный олим. – глухой знакомый голос. Я его уже слышала. – Я на куски тебя порву, если с ней что-нибудь случиться после всего, через что я прошел! – прорычал он, и я вспомнила, что это – мой Далос.
– Ты – успел. С ней ничего плохого не будет. Я смогу усыпить ее боль, – она гладила меня по голове. Я чувствовала ее дыхание. – Самое лучшее для вас – начать все с чистого листа, а потом… – Оля шепотом протяжно и певуче то ли читала, то ли пела. – Боль уйдет. Родится новый олим. С первым лучиком света. Расцветет олим. Олим для Далоса. И затянутся старые раны, залечится искалеченная душа. Время лечит все. Нам всего лишь нужно время. Увидишь, я ее вылечу…
– … Нужно всего лишь немного времени. Увидишь, я ее вылечу. Фил, пожалуйста, ты же – титан, помоги мне… – просила Оля.
Я уже очнулась и лежала перебинтованная. Оля склонилась надо мной и держала за руку, которую зачем-то порезала.
Но я не ощущала телесной боли. Боль душевная была куда сильнее. Она поглощала меня всю, целиком.
– Ни за какие клятвы! Я Далосу даже на смертном одре помогать не стану! Это ты с ним договаривалась, это ты ему должна, а я – никому ничего не должен!
– Фил… Фил, она тебя спасла, и спасет еще не раз!
– Она? Она – дикарка, забыла, кто такой олим Айдака? Или тебе напомнить? – Фил чуть не кричал. – Пропащий, отрекшийся Световик! И спасла она меня ради себя, чтобы не видеть твои слезы и не слушать всю дорогу причитание с писклявым похрюкиванием…
– Фил…
– Нет!
– Фил, ты же – титан. Что тебе дикарка сделает? Она не помнит себя…
– Это – пока! Ты разве не видишь, что она с бешенным темпом возвращается. Надо быть самоубийцей, чтобы оставаться при ней без сил и оружия. Как ты думаешь, кого из нас она укокошит первым?
– Фил, она никогда не будет прежней. Сейчас она бесстрастна, – Оля хлюпнула, и я поняла, что она плачет. – Помоги! Время…
– Ага, совсем как ангел… Сколько раз она меня чуть не убила?
– Но не убила же. Она уже не сможет. Пожалуйста, Фил.
Он неохотно ухнул и сел рядом с моей раной на руке.
– Хорошо. Но чтобы ты знала: это – только ради себя. Не ради тебя, неумеха, не ради нее – Далосовского непослушного и скверного орудия… Ради себя, понятно?
– Да, – Оля снова хлюпнула и икнула.
Глаза у меня были закрыты, но я видела то чудо, что сотворил титан…
Фил был прекрасен. Он обратился настоящим титаном: в серебристой одежде; в кольчуге, похожей на перья; вместо волос на голове – перья с ушками филина; светился как ангел.
Он расправил огромные могучие крылья…
Несмотря на то, что одно крыло было помято и без одного значимого пера – смотрелся он превосходно.
И сейчас я увидела, что его глаза не темно-желтые, как у совенка, а светло-зеленые, и такие живые, что просто полны жизни и света.
Фил начал вращаться, и вокруг него образовалась воронка из мелких перышек.
Он подбросил вверх брошку, на которую упал луч света. Брошка попала в облачко перьев, и когда перышки растворились – брошка оказалась на его груди, а из нее – прямо мне в ранку на руке – упала серебристая капля света.
Меня наполнил свет. Я растворялась в музыке Световиков. Это был гимн счастья и светлой радости.
Я не помнила, кто я…
Я была лучом…
Я радовалось своему существованию и возможности светить…
– Дарьян, вставай… Дарьяна, нам пора идти… – пыталась поднять меня Оля.
Я открыла глаза.
Фил сидел на ее плече, и мне показалось, что вместо птичьей головы я вижу лицо титана с каким-то презрительным выражением. Он даже смотреть на меня не хотел, словно его тошнило от меня.
Но вопреки всему, я чувствовала легкость. Я была полна сил. Ощущения были такими же, как и дома, у Оли. Как будто время откатилось назад…
Я взглянула на руку. Раны нет, только похожий на птичку ожог.
– Метка спасения и покровительства… – выговорила я, хотя и не помнила, откуда это знала.
Я снова взглянула на Фила.
– И не надейся. Вынужденная мера.
Я почему-то засмеялась сквозь накатившие слезы и крепко обняла Олю.
– Спасибо…
– Посмотрю, как ты потом будешь нас благодарить… – съязвил Фил и первым полетел в коридор.
И буквально сразу же мы, услышав характерное для умрунов шарканье, бросились догонять филина, не дожидаясь, пока мертвецы появятся в поле зрения.
Отбежав на приличное расстояние, мы остановились, чтобы отдышаться. Фил же, от бессилия, просто, упал на землю.
Пока я бежала, то все время задавалась вопросом: есть ли у меня хоть чуть-чуть благодарности к нему или нет?
И пришла к выводу, что я – бездушная особа. Я к нему отношусь как к очень красивому животному, и это – в самом лучшем случае!
А так, меня периодически тянет его подстрелить или умрунам скормить. Он прав: я его просто жажду прикончить. И даже не за его скверный характер, а просто за то, что он есть. Меня он раздражал на подсознательном уровне. Какой бы он чудесный и красивый не был – я его не переваривала, я просто знала, что он должен умереть…
Ой, как Оля ошибалась, что я его не смогу убить! Еще как смогу! Как только отвернется…
Я подобрала уставшего филина и положила себе на колени. Теперь он подрос до среднего размера. Он так устал, что ему было плевать, на ком он лежит.
И вдруг я поняла, что до этого, все-таки, лукавила, и что после его обряда моего лечения все же что-то между нами невидимо поменялось. Я его и ненавидела, и в тоже самое время он стал мне… Дорог, что ли?..
Я его погладила.
– Одного пера тебе было мало? – с презрением спросил он меня.
Мне тут же сразу стало противно, хорошие мысли исчезли, и я просто швырнула этого недомерка Ольге.
Она едва его поймала, с испугом и укором взглянула на меня, но сказала другое:
– Дарьян, вы с Филом должный найти туннель, по которому, наверное, идет Лена.
– Я никому ничего не должен! – заявил Фил. – Ты сама меня сюда потащила, ты сама не вернула безродную домой, вот и отвечай, неумеха!
– Фил…
– Скажи как? – обратилась я к Оле.
– Ты здесь была. Олимы и титаны умеют видеть приметы и стороны света…
Фил демонстративно отвернулся к нам хвостом.
Я же пыталась вспомнить, но – ничего, никакого отголоска из прошлого…
Словно с капелькой света Фила все из моего прошлого растаяло…
Тогда я закрыла глаза, настроилась на предположительное место, куда могла пойти Лена, и что-то в моем мысленном взоре стало проявляться…
Я встала и пошла вперед, вытянув руку, Ольга с птицей на руках шла в двух шагах за мной.
– Она приведет нас к демонам… – ворчал Фил.
– Она – олим, – возразила Оля.
– А я – титан! Я чувствую этих тварей за несколько верст. Ты забыла, кто я? Я – охотник на демонов!
Я не слушала их. Я четко знала направление. Это было – просто чутье.
«Хороший олим всегда отыщет своих. Олим всегда узнает олима. Олим всегда почувствует титана. Кровь олима вскипит…», – кто это говорил, я не помнила. Но эти слова обнадеживали и ранили одновременно, хотя причину последнего я так и не поняла.
Я просто шла, выбирая нужный туннель из двух-трех вариантов.
– Точно к демонам ведет…
– Фил, Лена тоже к демонам приводила, – напомнила ему Оля. – Это – подземелье, царство Ночи. Они – везде.
