Он захихикал, и его услужливо поддержал хор охранников.
И вот игра началась.
Минут через пятнадцать один из телохранителей серьезно подбил игрока команды заключенных, и тот был вынужден удалиться с зеленого поля, прихрамывая, как настоящий футболист-профессионал.
А еще через десять минут после этого один из узников (когда-то он играл в любительской команде и даже выступал за третий дивизион английской лиги), забил первый гол в этом матче.
Болельщики – не стоит и говорить, за кого болели заключенные – запрыгали от радости.
Морщинистое лицо капитана Брэфорда запылало гневом…
Игроки старательно симулировали спортивный азарт, а между тем внутреннее волнение все нарастало.
Постепенно они начали подтягиваться поближе к тому месту, где каждому следовало быть в момент начала операции – к трибуне, на которой восседал Брэфорд.
За несколько минут до окончания первого тайма один из телохранителей Брэфорда не без помощи судьи забил мяч в ворота соперников.
– Го-о-о-о-л!!! – радостно заорали охранники на весь лагерь.
Брэфорд торжествовал – ничья!
Едва только завершился первый тайм, игроки команды заключенных повалились на газон, как подкошенные: от усталости они не могли пошевелиться… Некоторые были даже готовы покинуть поле. Их стали убеждать продолжать матч – для успешного окончания операции это было просто необходимо – и, наконец, уговорили остаться.
Утомленным футболистам принесли холодной воды с лимоном. Брэфорд – видимо желая лишний раз продемонстрировать, какой он сегодня великодушный к своим врагам! – позволил принести даже пепси-колы, от которой, впрочем, все отказались.
Незадолго до начала второго тайма со стороны побережья послышался шум мотора приближающегося баркаса. Он медленно плыл к первому причалу.
С катера быстро спрыгнул какой-то незнакомый охранник и побежал к футболистам. Да, никто не мог предусмотреть такой неожиданности, не мог предугадать, что подобное возможно – все узники замерли в нерешительности и ожидании…
Патрик сжался как пружина. Взгляд его был прикован к Оливеру. Казалось, вот-вот кто-то из заключенных, посвященных в план побега, кивнет Оливеру, и операцию придется начать раньше, чем запланировали.
Полицейский, рысцой подбежав к Брэфорду, остановился у трибуны.
– Сэр, – вытянулся он по стойке «смирно», – я ищу лейтенанта Стоуна.
– А, «профессионала», – с недовольным видом поморщился Брэфорд; он не очень жаловал этого человека. – Он наверняка сидит в моем кабинете и что-то там читает… Настоящий книжный червь… Делать ему больше нечего… Ха-ха-ха!
Вскоре перерыв закончился, и начался второй тайм матча.
И лейтенант Стоун вместе с прибывшим охранником удалились в сторону катера.
Лица заключенных сразу же приобрели уверенность и спокойствие: всем было известно, что этот странный человек, лейтенант Стоун славился необыкновенным самообладанием, да к тому же еще, как настоящий профессиональный военный, отлично стрелял из любого автоматического оружия.
А потому было решено ликвидировать столь опасного человека первым – это было поручено трем уголовникам, примкнувшим к побегу – им и надлежало захватить лагерную комендатуру.
Едва игра возобновилась, команда охранников быстро забила заключенным гол, а спустя всего несколько минут – еще один.
Капитан торжествовал.
По этому поводу он велел принести себе рома. Оливер сделал вид, что не расслышал его, и потому за выпивкой побежал второй телохранитель.
После этого все поняли, что настал подходящий момент для решительных действий…
Один из заключенных, бородатый ирландец Джеймс, ставший во главе побега, отфутболил мяч далеко в сторону и вразвалочку подошел к Брэфорду.
– Ну что, ирландский недоносок, – с мерзкой улыбочкой спросил тот, – пришел поплакаться мне по случаю проигрыша?
Джеймс прищурился.
– Нет, капитан…
Тот посмотрел на подошедшего с таким выражением на лице, будто бы впервые в жизни его увидел.
– А что же?
В голосе Брэфорда послышалось плохо скрываемое недоумение и даже что-то похожее на растерянность.
Джеймс подошел поближе.
– Сейчас все объясню, сэр.
– Ну, давай, начинай…
Капитан обнажил в ухмылке свои отвратительные желтоватые клыки, которые показались теперь длиннее и желтее, чем обычно.
– Я слушаю тебя, ублюдок, – произнес капитан, – что ты там еще хочешь? Наверное, договориться о матче-реванше? Так его не получится, приятель. Мы все равно сильнее вас, – веско добавил Брэфорд, видимо, вкладывая в эти слова обобщающий смысл, относившийся не только к футболу.
Джеймс, посмотрев на Брэфорда исподлобья, снова прищурился – Патрик, искоса наблюдавший за этим разговором, почти осязал, что того бьет нервная дрожь.
– Я хочу предложить вам сдать оружие – иначе можете считать себя покойником… Это – наверняка. Будьте уверены – сопротивление бесполезно и бессмысленно, оно только усугубит ваше незавидное положение…
Клыки исчезли за складками бледной и трясущейся кожи…
– Что, что? Джеймс повторил:
– Сдавай оружие…
– Не понял… – растерянно пробормотал капитан, отступая назад и поглядывая на Оливера.
Тот, не говоря ни слова, уперся дулом карабина в его спину.
– Ты поплатишься за это, гнусный предатель! – зашипел Брэфорд.
Оливер ухмыльнулся.
– Как бы не так!
Капитан, подавшись корпусом вперед, быстро спросил у него:
– Сколько ты хочешь?
В ответ на это Оливер очень спокойно и невозмутимо ответил:
– Все равно ты не сможешь дать мне больше, чем я уже получил…
А Оливер действительно получил огромную сумму – по его понятиям, конечно – двадцать тысяч фунтов стерлингов и возможность беспрепятственно бежать из Англии.
Эти деньги путем неимоверных ухищрений были переданы с воли людьми Уистена.
– А сейчас, – продолжал рыжий охранник, – отдай этим ребятам свой пистолет… Если ты, конечно, не хочешь получить отменную порцию свинца в спину… Ты ведь знаешь, что я стреляю без промаха…
Оливер прикрывал Джеймса, пока тот судорожным движением вытаскивал из черной лаковой кобуры Брэфорда личное оружие капитана…
Таким образом, операция началась на удивление спокойно.
Заключенные даже сами поразились, почему все так просто получалось.
В этот момент Патрика О'Хару охватило какое-то странное ощущение раздвоенности: словно действовал не он, а кто-то совершенно другой, и этот другой подвергал смертельной опасности собственную жизнь; словно весь этот побег, весь сегодняшний день он видел как бы со стороны – так человек иногда ощущает свои действия, себя самого в критические минуты своей жизни.
