— А вы?
— А у меня вообще досматривать нечего. Портфель с бумагами.
Они миновали стеклянную перегородку и вышли в холл.
— Меня уже ждут, — объявил мужчина, указывая на седовласого араба в европейском костюме, державшего прямоугольный лист бумаги, на котором было тушью написано по-английски «Mr Ershov». Попутчик Лены поднял руку, привлекая его внимание.
— Мистер Ершов — это я, — пояснил он. — А ведь мы с вами так и не познакомились. Ну да ладно, чего уж теперь… Вас муж встречает? А то я мог бы…
— Нет-нет, спасибо, — поблагодарила Лена.
— Тогда все в порядке. До свиданья.
И мужчина, махнув ей на прощание рукой, смешался с толпой.
Пассажиры и встречающие расходились, большой холл пустел. Ахмеда все не было.
Она говорила с ним по телефону позавчера. Он сказал, что обязательно будет. Что же могло случиться? Сломалась машина? Напутал что-то со временем прилета самолета? Внезапно заболел? А вдруг он попал в аварию?
В голову лезла всякая чертовщина.
А что делать, если он… не приедет вообще?
Она обругала себя за эту совершенно неожиданную и кощунственную мысль.
Лена посмотрела на часы. Со времени прилета прошло уже сорок минут.
Подошел солдат и спросил что-то по-арабски. Ахмед научил ее нескольким фразам, но от растерянности и волнения все начисто вылетело у нее из головы. Она нерешительно пожала плечами и сказала по-английски:
— Сорри, ай донт андерстенд[2].
Солдат отошел.
Ну вот, она уже начинает привлекать внимание.
Но в следующий миг сердце ее радостно дрогнуло. Сквозь стеклянные двери она увидела, как ко входу в аэропорт подъехал синий «опель» — машина родителей Ахмеда, известная Лене по его рассказам.
В следующую секунду он уже вбегал в зал.
— Лена! Леночка! Я на целый час застрял эта… как это?.. пробка, прямо в центре Багдада. Прости меня, родная. Прости…
Зацепив ногой чемодан, она бросилась ему навстречу, уронила голову на его плечо и расплакалась.
25 февраля 1981 года. Участок иракско-иранского фронта
Ему уже не раз приходила мысль о своей возможной гибели. Сколько наспех обученных «солдат», таких же сугубо штатских, как он сам, погибло на его глазах! Едва научившиеся правильно держать в руках оружие и падать по команде «воздух!», они не могли противостоять регулярной иранской армии, которая периодически контратаковала их позиции.
Накануне он был свидетелем гибели Хасима Башира, молодого жизнерадостного парикмахера из Кербалы. Они познакомились еще в лагере под Багдадом. Хасим любил поговорить, и Ахмед вскоре знал, что его жена беременна третьим ребенком, старший брат работает по контракту где-то в Сирии, а сам Хасим тоже мечтает по окончании войны уехать куда-нибудь за границу, в Египет или Саудовскую Аравию, и заработать денег на покупку собственного дома — сейчас они с женой жили у его родителей.
— В жизни не держал ничего опаснее бритвы, — признался он как-то Ахмеду. — Не знаю, как я смогу стрелять в живых людей.
— Ну, в мертвых стрелять не имеет смысла, — мрачновато сострил он.
На глазах Ахмеда во время атаки Хасима почти надвое разрезала очередь из крупнокалиберного пулемета. Кишки вывалились из распоротого живота и упали прямо на грязную сырую землю. От них шел пар. Ахмед склонился над изуродованным телом, его едва не вывернуло наизнанку. Он сразу понял, что помочь Хасиму уже невозможно. Он достал из кармана куртки залитые кровью документы товарища и, держа автомат наперевес, под шквальным огнем побежал догонять остальных.
В тот день погибло почти два десятка человек. Если бы иранский пулеметчик повел стволом пулемета на один — два дюйма левее, тогда он, Ахмед, бежавший рядом, упал бы на землю, нашпигованный свинцом. Нет, видно Аллах уготовил ему другой конец и в другое время.
Дождь перестал накрапывать.
— Приготовиться к атаке! — послышалась команда.
Ахмед проверил магазин старого с выщербленным прикладом автомата, передернул затвор.
— Вперед!
Он перемахнул через бруствер, поскользнулся в жидкой грязи и побежал вслед за остальными. Прямо перед ним прыгала широкая спина Рашида Шарки, деревенского учителя из-под Самарры — тучного немолодого мужчины, с которым Ахмед тоже познакомился в учебном лагере. У Ахмеда мелькнула предательская мысль, что если тот так и будет бежать впереди, то пуля, предназначенная ему, Ахмеду, достанется Рашиду.
Слева и справа начали рваться снаряды: иранская артиллерийская батарея открыла огонь по многократно пристрелянному участку.
…«Это — мой», — с каким-то удивительным спокойствием подумал Ахмед за долю секунды до того, как разорвавшийся метрах в трех справа от него снаряд превратил нижнюю часть его туловища в кровавое месиво из мяса и раздробленных костей.
Февраль — апрель 1978 года. Багдад
Их медовый месяц на самом деле продолжался всего четыре дня — именно столько власти оплачивали молодоженам. Эти деньги покрывают пребывание в любом роскошном отеле Багдада. Вообще-то этот срок обычно не превышает трех дней, но начальство решило поощрить Ахмеда как одного из своих лучших работников. Лена совсем не пожалела о том, что у них не будет свадебного путешествия. Она знала, что все их путешествия с Ахмедом еще впереди.
На нескольких легковых автомашинах, под завязку забитых родственниками и друзьями Ахмеда, а также приглашенными на свадьбу музыкантами, они подъехали к отелю «Палестина». После нескольких зажигательных танцев, исполненных прямо на парковке под громкий стук барабанов, Ахмед подхватил Лену в белоснежной фате на руки и легко понес к входу.
Их сопровождали аплодисменты, вспышки фотоаппаратов, смех и добрые пожелания.
— Ну, вот мы и одни, — шепнул он ей на ухо в лифте и нежно поцеловал.
В Минске они не были близки физически: встречаясь с ней, Ахмед ни разу не позволил себе ничего такого. «Ленка, а у тебя с ним было?» — спросила ее однажды любопытная Наташа, но Лена одарила подругу таким взглядом, что та больше никогда не затрагивала эту тему. Впервые они с Ахмедом заговорили о детях здесь, в «Палестине», под тихий шелест потолочного вентилятора.
— Пусть первым будет мальчик, — прошептал он, щекоча ее ухо своими жесткими усами.
— Пусть, — согласилась Лена. — Или девочка.
— Или… сразу двое. А потом — потом у нас будет много детей. Как у моих родителей.
Нежно лаская друг друга, они продолжали мечтать.
Ласки и поцелуи Ахмеда становились все настойчивее. Он крепко прижал ее к себе, и Лена почувствовала, что его возбуждение нарастает. Она читала, слышала от девчонок в институте, как это бывает в первый раз, и инстинктивно напряглась. Ахмед уловил перемену в ее настроении и замер.
