Когда стекло поползло вверх, она сказала:
– Мам, будь осторожна.
Потом повернулась и направилась к дому, пригнувшись против ветра, с поднятой для прощания рукой. Розмари несколько секунд смотрела ей вслед, затем быстро поехала.
Она уже приняла решение относительно своего ближайшего будущего. Ей хотелось приключения. Возможно, она нуждалась в чем-то подобном. Жалко, что Фрэнсис нет рядом. Хотя прислушиваться к чьим-либо советам – глупость, и Розмари давно уже распрощалась с этой привычкой. Она постаралась забыть предупреждение дочери – «будь осторожна». В пятьдесят лет не стоит осторожничать. Слишком много страхов и опасений пережито за прошедшие годы. Ее манила новая, свободная от детей, от всех остальных жизнь, полная наслаждений, а возможно, и страданий. Но ей хотелось этого.
Выглянуло солнце, и белые деревья засверкали. Снег скоро начнет таять, капли, похожие на стекляшки, беззвучно посыплются вниз. Внутри у Розмари, как в недрах самой природы, тоже шла хлопотливая подготовка к весне, к своей собственной весне, и это было замечательно.
Швейцар у Лангема узнал Розмари и приветствовал улыбкой, он принял чаевые – банкноту в пять фунтов – и отогнал машину Бог знает куда, где ей предстояло дожидаться возвращения хозяйки. В холле отеля сидел Дерек, читал «Ивнинг стандард» и пил чай. Он поднялся и поцеловал Розмари руку.
– Розмари, у меня отличные новости.
Они уселись, Розмари – тоже с чашкой чая.
– Шоу будет продолжаться?
– Ну да. Осталось еще два, потом до сентября перерыв. Надо будет это отпраздновать. – Он поднял свою чашку в честь Розмари, довольный собственной ловкостью.
– А где же Энн? – спросила Розмари. – Она должна отпраздновать с нами.
Дерек недовольно поморщился.
– Знаешь, дорогая, как раз об этом я хотел с тобой поговорить. Печально, конечно, но для нас с Энн пришло время расстаться, и она это понимает. Осенью все начнется заново: новое шоу, новый режиссер. Пора думать о будущем. Как по-твоему?
Розмари взглянула на его самодовольное улыбающееся лицо и едва удержалась, чтобы не дать ему пощечину. Не потому, что Энн была очень талантлива или особо изобретательна как режиссер. Совершенно ясно, что он решил бросить ее после стольких лет. Возможно, жена в конце концов нажала на него. Розмари только сказала:
– Это твое шоу, Дерек, и, я думаю, ты сам знаешь, как поступить. – И, ненавидя себя за трусость, закончила: – Но то, что мы будем продолжать, просто потрясающе.
– Не выпить ли нам шампанского? – Дерек, довольный тем, как легко ему удалось сказать о разрыве с любовницей, явно спешил начать новую эру, «без Энн».
– Нет, Дерек, для меня рано, к тому же мне нужно будет записываться на радио.
– Да, да, конечно. Мы можем собраться и на будущей неделе. Обсудить проекты и кандидатуры режиссеров. Я приведу Маргарет. – Его голос смягчился, когда он произнес имя жены.
Розмари ощутила, как в ней подымается гнев. Ей вспомнились слова Эллы: «Господи, ма, с каким дерьмом ты работаешь». Но она улыбнулась Дереку и откусила кусок бисквита, чтобы избавиться от ощущения дурноты.
Когда в семь тридцать Розмари появилась в вестибюле «Савоя», там было полно американских туристов.
– Добрый вечер, мисс Дауни, как приятно видеть вас снова.
Знакомый швейцар в высоком цилиндре приветствовал ее, на секунду отвлекшись от нескольких громогласных нью-йоркцев, одновременно желавших заполучить такси. Она поняла, что «Савой» – не лучшее место для встречи. Здесь все ее прекрасно знают. Но это их первый вечер с Беном, слишком поздно отступать, и еще рано беспокоиться о том, что они покажутся вместе на людях.
Розмари пошла налево, миновала гриль-бар и по ступенькам, покрытым толстым ковром, поднялась в «Американский бар». Бен сидел на одном из изогнутых мягких кресел в центре. При виде ее он вскочил. Розмари удивил его торжественный вид – он был в черном костюме, – серьезность и заметное волнение. Волосы, зачесанные назад, блестели от геля. Высокий лоб, густые брови. «Роберт де Ниро или Аль Капоне», – пронеслось у нее в голове. Он взял ее руки в свои и улыбнулся. Напряженно, молча. Задержал их чуть дольше, чем следовало, чтобы избежать некоторой неловкости.
– Бен, я опоздала? – спросила Розмари, твердо зная, что это не так. – С удовольствием выпью чего-нибудь, день был совершенно гнусный.
– Это я пришел раньше. – И он подал знак бармену, который тут же оказался рядом.
– Мисс Дауни, как мило снова встретиться с вами. Вас давно не видно. – Он улыбнулся ей – огромный ливанец, которого она знала уже не первый год, – и добавил оливок на тарелку на их столике.
– Была занята. – Розмари ответила ему улыбкой. – Как дела? Как ваша семья?
– Вам как обычно, мисс Дауни? С семьей все в порядке, спасибо.
Бен сидел рядом с ней, неловкий и чужой.
– И что же вы пьете обычно? – спросил он. Ливанец удалился в сторону бара.
Розмари наклонилась вперед и коснулась его руки.
– Мне жаль, Бен, но здесь меня все знают. Вам неприятно, да?
– Надо привыкать. – Он сделал движение, и его руки накрыли ее ладони.
– Я пью мартини. Здесь лучший в Лондоне мартини. С водкой. А что для вас?
– Виски. – Бен был расстроен. Рот крепко сжат. Взгляд угрюмый, несмотря на улыбку.
«Неверный шаг, – подумала Розмари. – Он продумал сценарий вечера, а ее дурацкая известность спутала все планы».
Она обвела взглядом помещение бара.
– Вы ходите сюда часто? Или это из-за меня?
Он рассмеялся с облегчением и провел большим пальцем по ее кисти.
– Мне недавно хорошо заплатили за фильм. А я всегда в таких случаях веду себя как миллионер, как водится у нас, рабочих парней. Но, вы-то, во всяком случае, – он наклонился к ней, не отрывая взгляда от ее губ, и у нее перехватило дыхание при виде его обещающих глаз, – вы-то выглядите как завсегдатай «Савоя».
Принесли мартини. Они разняли руки, каждый взял свой бокал.
Розмари пожалела, что бросила курить. Когда она волновалась, ей всегда хотелось есть. Вместо этого она слишком быстро выпила полстакана мартини и почувствовала необычайную легкость.
– Где мы будем ужинать? – спросила Розмари и, не в силах устоять, взяла большую зеленую оливку.
– В «Плюще».
– Должна вас предупредить: меня и там знают все.
– Меня тоже. Я играл в одной пьеске в театре на Сент-Мартинс-лейн и посещал это заведение чаще, чем позволял мне кошелек.
«Интересно, – подумала Розмари, – он всех своих женщин водит в один и тот же ресторан?»
Вечер пока что складывался не слишком удачно. Розмари вдруг захотелось очутиться дома и, устроившись перед телевизором, смотреть, например, «Коронейшн-стрит», вместо того чтобы сидеть за одним столиком с этим слишком молодым для нее человеком, пить мартини с водкой и вполне сознавать, что вечер должен завершиться постелью. Жизнь принимала какое-то новое направление, а Розмари не могла контролировать этого, к тому же не была уверена, что ей удастся потом собрать то, что от нее останется. Но когда около восьми вечера они сели в такси, чтобы добраться до «Плюща», и Бен снова положил ей сзади руку на затылок, как и раньше, собственническим жестом, она ощутила неудобство и одновременно перехватывающее дух удовольствие и поняла, что пропала.
