— Ну… допустим, что ты не знала. И я тоже. Но…
— В этом-то все и дело, Дональд. Нас обоих обманули. Это так подло.
— Ты хочешь сказать…
— Вчера вечером Айрин мне во всем призналась. Эго подстроила она.
— Что?! — Дональд едва усидел на месте при ее словах.
— Она знала, кто ты. С самого начала знала. И молчала.
— Нет…
— Она еще попросила официантов никогда не обращаться к нам по фамилии. В какое положение она меня поставила!.. Я не спала всю ночь…
Николь была в таком состоянии, что Дональд не мог не пожалеть ее. А он еще собирался узнать что-нибудь об Айрин… Каким же он был дураком!
— Дональд, я расскажу тебе все, и тогда ты поймешь. Только не здесь.
— Может быть, не стоит вспоминать эту историю?
— Умоляю, выслушай меня.
Во второй половине дня у Дональда было мало работы, он предупредил, что уже не появится на службе, и отвез рыдающую Николь к себе домой.
Николь в изнеможении полулежала на кушетке. Глядя на нее, Дональд чувствовал себя виноватым.
— Айрин завидует мне. Я всегда пользовалась большим успехом у мужчин, чем она. И тогда она стала отнимать у меня все, что мне дорого. Она возненавидела меня. Она знала, как мне трудно полюбить. Знаешь, после того, как он так подло поступил… с моей мамой…
— Твой отец?
— Я не считаю его своим отцом. Я от него отказалась. Сама мысль о том, что в моих жилах течет его кровь… Я не хочу жить, сознавая это.
Николь снова заплакала. Дональд почувствовал прилив жалости и нежности к этой несчастной девушке. И как только он мог плохо думать о ней! Николь ни в чем не виновата.
Родителей не выбирают. Ведь он тоже сын своей матери. Он, как никто другой, понимал страдания Николь.
Дональд обнял ее, вытер слезы своим платком.
— С Айрин все по-другому, — продолжала Николь, — она всегда была любимицей отца.
Увидев, как передернуло Дональда при этих словах, Николь внутренне возликовала. «Сработало», — подумала она.
— Мне так трудно поверить кому-нибудь… по-настоящему поверить, понимаешь? — сдавленным голосом спросила Николь.
Еще бы ему не понимать! С тех пор, как мир Дональда рухнул, он не испытывал доверия ни к кому. Неужели Николь так же страдает? А он считал ее легкомысленной и пустой кокеткой.
— Айрин пользуется этим. Она позволяет мне привязаться к человеку, начать влюбляться в него… а потом каким-то образом все разрушает. У нее это всегда получается. Вот и нас с тобой ей удалось разлучить. Ты поверил, что я пустышка, а она… совсем другая. Может, так оно и выглядит со стороны, но… Ты сейчас так же думаешь?
— Нет, Николь. Успокойся, пожалуйста.
Ему было очень больно, но Дональд хотел выслушать Николь до конца. Айрин посмеялась над ним, как над глупым мальчишкой. Больше, чем самого себя, ему стало жаль Николь. Он и представить себе не мог, сколько ей пришлось всего пережить.
— Айрин просто убивает меня. Понимаешь, когда мама начала бракоразводный процесс, я была на ее стороне, мне было всего одиннадцать лет, но я поняла, каково маме… Это было ужасно, Дональд.
— Я знаю.
— Айрин считает, что я предала отца. И тебя она ненавидит… по той же причине. Она знает, как ты к нему относишься. Когда она узнала, кто ты, она решила нам обоим причинить боль.
— Что ж, она может себя поздравить, — с горечью сказал Дональд.
— У нее какая-то страсть к разрушению, — гнула свое Николь, — совсем как у нашего отца… Трава вянет у них под ногами. Мне так жаль маму. Видел бы ты, во что она превратилась… стала такой… такой безжизненной, что ли… Только я у нее и осталась. От Айрин сочувствия не дождешься.
Дональд и представить не мог, что ему будет так тяжело. И ради этой девушки он хотел начать копаться в старой истории, несмотря на всю боль и отчаяние, которые вызывали воспоминания о прошлом. Нет, с этим покончено. Навсегда. Айрин больше для него не существует.
Его тяжелые размышления прервал слабый голос Николь:
— Могу я немного у тебя отдохнуть, Дональд?
— Конечно, Николь.
— Я не спала эту ночь. Дональд, извини меня…
Ему ничего другого не оставалось, как разрешить ей остаться. Николь слишком плохо выглядела. Может, к вечеру ей станет лучше?
Но она крепко уснула, и он не решился тревожить ее сон. Посреди ночи Николь позвала его и попросила позвонить домой и сказать на автоответчик, который они всегда включают на ночь, что с ней все в порядке. Дональд выполнил ее просьбу. Николь спокойно уснула и проснулась уже утром.
Дональд рано ушел на работу в банк, оставив ее еще спящей. Дождавшись его ухода, Николь не спеша собралась и отправилась домой, очень довольная тем, как гладко все прошло.
— Дорогая, где ты была? Мы так волновались, — встретила ее в саду Джинни.
— Все хорошо, Джинни. — Николь раздражала чрезмерная опека.
— Когда ты не приходишь ночевать, всегда заранее предупреждаешь.
— Я забыла.
— А кто тот молодой человек, который оставил нам сообщение на автоответчике?
— Мой друг.
— Айрин, кажется, ею знает. Она очень удивилась, услышав его голос.
«Получилось!» — обрадовалась Николь. На это она и рассчитывала. Ей удалось настроить их друг против друга.
Айрин должна прийти к мысли, что Дональд спал с ее сестрой. Что еще может означать его ночной звонок? Значит, она все правильно сделала. И Дональд ничего не заподозрил. Все-таки он удивительно наивен.
Теперь Айрин не захочет его видеть. А уж он ее и подавно. Только чудо заставит Дональда поверить хоть одному слову Айрин. Между ними все кончилось, не успев начаться.
Напевая себе под нос, повеселевшая Николь поднялась в свою комнату. Она улыбнулась своему отражению в зеркале и мгновенно преобразилась, вновь став воплощением жизненной энергии. Николь отчаянно нуждалась в постоянном самоутверждении. Она все готова была вынести, только не потерю этой внутренней опоры, которая была настолько хрупкой, что толкала ее на самые отчаянные поступки. Делать что угодно, только бы не чувствовать себя пустым местом.
В дверь постучали. Николь открыла, ожидая увидеть разозлившуюся Айрин. Но это была мать.
— Никки, где ты была?
— Мама, ну в чем дело?
Ты ушла на весь день… Я волновалась.
Николь удивилась. Неужели мать еще способна волноваться по какому-нибудь поводу? Это казалось невероятным.
— Со мной все в порядке. Впредь я буду звонить и предупреждать тебя.
— Девочка моя…
Мать обняла ее с таким чувством, что Николь расплакалась. Только она способна как-то расшевелить Бэрил. Больше это никому не удается, с тех пор как уехал отец. Такие минуты у матери были редкими, но они все же были. Эго означало, что какая-то часть ее души жила. И она была главным образом сосредоточена на Николь.
