— На твоем месте я даже не стал бы пробовать.
Она улыбнулась со спокойствием, которое внушило ему новые опасения относительно его возможностей сохранить здравый смысл.
— Но ведь ты — это не я. Пошли в пещеру ужасов.
— Да? А я думал, что уже нахожусь в ней.
— Мы хотим, чтобы ты оставался на карнавале столько, сколько захочешь, — сказала Эзми, рассекая воздух своим топориком. — Но мы очень устали. Норман и малышка Эми сказали, что подбросят нас по пути домой.
— В этом нет необходимости, — сказал Ноа, — я готов поехать, хоть сейчас.
Он почувствовал, как Раиннон прижалась к нему и стала своей рукой разглаживать лацкан его светло-коричневой куртки. Снова касается его.
— Останься еще ненадолго, мы можем зайти ко мне попить кофе.
— Ну, конечно, дорогой, обязательно сходи, — сказала Лавиния подбадривающим тоном и закивала головой так, что ее нимб стал скакать и подпрыгивать.
— И мы сможем попрощаться, — нежно сказала Раиннон.
Ее слова потрясли его. Он позволил себе расслабиться и провел эти несколько часов, погрузившись в окружающую атмосферу абсурда и удовольствия от присутствия Раиннон. Он совсем забыл, что завтра ему возвращаться в Нью-Йорк. Теперь он уже не знал, будет ли возвращение домой и расставание с Раиннон свидетельством его доблести или глупости. Как бы то ни было, он не забудет ее. Она навсегда врезалась в его память — грациозная, загадочная женщина потрясающей чувственности. Если он побудет с ней немного дольше, то это ему явно не навредит. Он взглянул на своих тетушек.
— Ну, если только вы правда не против…
— Решено, — сказала Лавиния, — сейчас вы оба идите, а с тобой, Ноа, мы увидимся позднее, когда вернешься домой.
Помахав на прощание рукой и улыбнувшись, что несколько напоминало благословение, две сестры удалились.
— Я скоро приеду, — крикнул Ноа им вслед, скорее уверяя в этом себя, чем их.
— Они такие прелестные, — сказала Раиннон, — позор, что ты не можешь погостить у них подольше.
Воздух теперь стал прохладней. Он снял с себя спортивную куртку и накинул ей на плечи.
В первый раз на ней оказалась какая-то одежда не черного цвета. Видеть это было очень непривычным. Они пересекли парк и направились к ее магазину.
— У меня нет возможности задержаться здесь, — он сухо улыбнулся, — Нью-Йорк, к сожалению, не отмечает в качестве официального праздника Канун дня всех святых.
— Неужели?
Удивление в ее голосе рассмешило его.
— У меня целый письменный стол срочной работы, кроме того я пришел к выводу, что в Нью-Йорке мне будет легче разобраться с тем, что здесь происходит с недвижимостью.
Она взяла его под руку.
— Как ты собираешься сделать это? В том, что он ведет ее под руку, а она идет рядом, было что-то очень правильное и гармоничное. Он с удовольствием задержался на этой мысли, оттягивая время, прежде чем снова взять себя в руки.
— Как только я вернусь, я дам одному из своих сотрудников задание выяснить этот вопрос по компьютерным базам данных. Я хочу узнать, можно ли найти компанию, которая проявляет интерес к этому региону. В конце концов, речь может идти даже о строительстве скоростной трассы через эти земли. Естественно, пока в стадии обсуждения этого проекта.
Она задумчиво кивнула.
— Если это так и кто-то обладает конфиденциальной информацией, то он сможет сделать на этом большие деньги.
— Знаешь, я ведь пробыл в Хилари недостаточно долго, чтобы как следует узнать город, но даже сейчас, после нескольких дней моего присутствия здесь, я понял, что у вас много прекрасных людей.
— Да, это так. И они все счастливы и довольны. Поэтому я не могу представить себе, кто бы мог быть за кулисами этого странного бизнеса.
— И все-таки, скорее всего, ты знаешь этого человека.
Она покачала головой.
— Ни один из тех, кого я знаю, не способен причинить вреда другому, чтобы завладеть его землей.
— Никому и не было причинено вреда, — напомнил он ей, — а один человек, напротив, даже излечился от алкоголизма.
Он улыбнулся.
— Так что, в конечном итоге, ему даже продлили жизнь.
Она взглянула на него.
— Интересно, ты осознаешь, что начал распрямляться за то короткое время, что пробыл здесь?
— Я скептик по характеру и циник по профессии. Поэтому два дня, проведенные где угодно, не могут сильно меня изменить.
— Да ну, признайся, ведь тебе сегодня понравилось на карнавале.
— Пожалуй, да. Как эксцентричное приключение.
Она склонила голову набок, как делала это всегда, когда думала о чем-нибудь.
— Эксцентричное — совсем не всегда плохое.
— По-видимому, да. По крайней мере, город стоит на этом.
— В свой офис можно было бы просто позвонить.
От смены темы разговора он несколько спешил:
— Что?
— Совсем не нужно ехать в Нью-Йорк, чтобы сказать своему помощнику, что ему следует делать. Ты мог бы остаться здесь и передать инструкции по телефону.
Несколько секунд он просто смотрел на нее. Ее глаза опять излучали огонь и волшебство, и ему захотелось сделать так, как она говорит. И как это только ей так ловко удается околдовывать его, когда вокруг столько народа? И какого черта он позволяет ей это делать? С усилием отведя от нее свой взгляд, он сделал глубокий вздох, как бы пытаясь проветрить свое тело, освободить его от ее колдовских чар. После того, как ему удалось снова прийти в себя, первое, что он заметил, была статуя.
Вдруг его осенило, почему это чертовое изваяние так тревожит его.
— Ведь у этой лошади нет всадника. Она проследила за его взглядом.
— Правильно, нет.
— У статуи есть сапоги в стременах, но нет самого всадника.
— Дети иногда кладут пасхальные яички в эти сапоги.
— Но я никогда еще не видел статуи с одной лошадью, но без всадника.
— Но, как ты уже сказал, Хилари — уникальный город.
— Я не говорил, что уникальный.
— Мне кажется, что «уникальный» — очень хорошее слово.
— Мне кажется, что если есть лошадь, то должен быть и всадник.
— Обычно должен быть, — согласилась она.
— Почему же это городу взбрело в голову установить памятник лошади?
— Собственно говоря, это не так. Статуя установлена в память о солдате-северянине Джоне Миллере, который спас наш город во время гражданской войны. Он прискакал сюда до прихода своих, чтобы предупредить город об опасности. Их генерал тогда отдал приказ никого не брать в плен.
От ее спокойного, рассудительного объяснения ему стало не по себе.
— Почему он сделал это?
— Семья Джона, как и он сам, жила в Балтиморе, но перед войной он был здесь в гостях у своих друзей и влюбился в одну из наших девушек — Присиллу Дэвенпорт. Поэтому он не мог допустить, чтобы и она, и все остальные жители города погибли.
