— Вот и не заикайся. Лучше выкини тухлятину из холодильника.
Беру вещи и выхожу их комнаты. Если что-то забыла, приеду как-нибудь в другой раз.
— Выкину, — Рита семенит за мной. — Но мне надо что-то кушать. Ты же получила сегодня зарплату, дай немного.
— Ты тоже получила.
— На зарплату медсестры не пошикуешь.
— Вот и не шикуй, учись жить по средствам. Я не Илон Маск, чтоб спускать деньги в унитаз.
— Неблагодарная, — выплевывает Рита, хватая меня за плечо и разворачивая к себе, — я тебя родила, кормила, растила, а тебе для матери тысячу жалко. У меня даже хлеба нет.
И снова заезженная пластинка с напоминаниями, чем я ей обязана. Но свои обязанности как всегда благополучно забыты.
Родила? Спасибо.
Кормила, растила? Ложь. По большей части это делали Марина и бабушка.
— Рит, когда в прошлом месяце я добавила тебе почти тридцать тысяч на новый холодильник, я предупредила сразу — в этом на меня не рассчитывай. Вся зарплата уйдет на курсы. Придется занимать, чтобы дожить до аванса.
— К черту твои курсы! Сама влезла в эту кабалу, дура. Ты мне жизнью обязана.
Не тебе, а твоей безалаберности. Прикусываю губу, чтобы не разреветься. До потемнения в глазах больно и обидно, что мое существование — Ритин способ не работать.
— Чем бы я не была тебе обязана, — хриплый голос выдает, сдерживаемые слезы, — денег все равно нет.
Пулей вылетаю из квартиры. Хлопнула бы дверью, но руки заняты.
12 Полина
В маршрутке почти никого нет. Сужусь у окна и врубаю в наушниках музыку погромче, пытаясь заглушить мысли. Но одна все равно не дает покоя. Она скребется внутри, как короед внутри ствола, убивая дерево. Дома меня не ждут. Я там не нужна и никогда не была.
Но я не могу не возвращаться. Я люблю Риту, она моя мама. Паршивая, без материнского инстинкта, но она меня родила. Я виню Наташку в Ритином безразличии и испорченности, но возможно это что-то более глубокое, идущее из детства. К сожалению, я не могу в этом разобраться, а бабушка не очень любит рассказывать мне о Рите.
Их отношения всегда были натянутыми, но окончательно все закончилось около четырех лет назад. Примерно столько они не виделись и не разговаривали.
Люди, идущие по улице, не подозревают какой ураган бушует у меня внутри, сколько боли тлеет на протяжении многих лет.
А ведь жизнь половины из них я могу расписать с рождения и до старости. У нас в городе очень многие уходят после девятого класса, чтобы получить образование, потом половина из них идет учиться, другая — работать. В некоторых близлежащих деревнях нет десятых классов, и те, кто решил продолжить обучение в школе, ездят сюда.
Девушки в двадцать-двадцать два года выходят замуж, спустя год-два рожают. У нас тут вообще считается, что жить с мужчиной несколько лет без брака неправильно, а без детей — тем более. Наш город будто в 19 веке застрял, несмотря на то что огромный мегаполис в часе езды.
Мы останавливаемся на остановке рядом с кафе, где я раньше работала. Судя по батуту, там празднуют день рождения. Дети прыгают, бегают, резвятся. Приятно наблюдать счастливые мордашки. А вот, что неприятно — их мам немногим старше меня, которые ныкаются за углом, чтобы покурить и глотнуть из общей бутылки вина.
Отчасти я их понимаю, на их месте я бы предпочла сходить в клуб, выпить пару коктейлей, потанцевать, а не сидеть сутками дома, следя за ребенком. По ним видно, что девушки были не готовы и скорее всего полностью погрузились в семейный быт по наставлению своих мам и бабушек.
Вот Нина была готова. Когда она узнала о беременности тут же отказалась от всего вредного, перешла на здоровое питание и четко следовала всем рекомендациям врача. Ожидание Арины было в радость. Нина вся светилась, и я была счастлива за нее.
Зато Андрей был полной противоположностью сестры. На застолье, где сестренка объявила о беременности и принялась рассказывать о предстоящей свадьбе, он все время морщился и был чернее тучи. У меня сложилось ощущения, что он не хотел ребенка, а свадьба — результат залета.
Я даже аккуратно пыталась отговорить Нину от нее, но сестра не слушала и ни на что не обращала внимание.
Я не знакома с мамой Нинки, но моя скорее похожа на тех кукушек у кафе за одним исключением — она никогда не пряталась и не устраивала для меня праздников, тем более за пределами квартиры. В детстве бабушка пекла торт, Марина иногда угощала конфетами, но это все. Рита вообще могла забыть поздравить.
Стираю слезы и достаю телефон. Перевожу ей две тысячи с припиской, что это последние деньги в этом месяце. Надеюсь, Ирка сможет занять мне до аванса. Или опять придется унижаться перед знакомыми в общаге.
Нина долго не открывает дверь. Наверное, зря я так спонтанно сорвалась к ним. Стоило позвонить.
Уже разворачиваюсь, чтобы уйти, как дверь за спиной распахивается.
— Полинка! — сестра бросается мне на шею, и я крепко обнимаю ее в ответ.
Все лето мы только созванивались, но увидеться не получалось, потому что ей было сложно вырваться из дома, а я не особо хотела к ним в гости, пока Андрей находился здесь.
— Проходи, — Нина втягивает меня в дом, — мы тут с Аришкой в кубики играем.
Отдаю сестре пакет с фруктами и спешу к любимой племяшке. Плохое настроение улетучивается, когда вижу пухлощекую, кареглазую малышку, играющую на полу в манеже.
Пресвятой Ктулху, как же она подросла за два месяца.
Арина замечает меня и протягивает ручки навстречу, что-то радостно мыча. Ей почти три, говорить она умеет, но делает это редко.
— Где Андрей? — спрашиваю я, поворачиваясь к Нине с Аришкой на руках.
— Он на месячной вахте. Вернется завтра или послезавтра.
Отлично. Совершенно не хочется сталкиваться с этим уродом. Как его терпит Нинка не понимаю. Видела его несколько раз. Довольно мерзкий тип. К тому же стал причиной нашей с Ниной единственной очень серьезной ссоры.
— Как у вас дела? — задаю очередной вопрос.
— Отлично! — слишком радостно и наигранно восклицает сестра. — Пойду покушать погрею.
— Я поела, но от чая не откажусь.
Смотрю на место, где секунду назад стояла Нина и хмурюсь, не понимая, что меня тревожит. Уже не первый раз я слышу фальшивые нотки в голосе сестры, когда интересуюсь ее делами. Что-то не так.
Она и выглядит сегодня странно. Не смотря на первый день осени, на улице еще довольно тепло. Мне в полупрозрачной блузке вполне комфортно, а она сегодня в кардигане с длинным рукавом. И Арина почему-то тоже.
— Ариш, у вас все хорошо? — спрашиваю племяшку.
Не особо надеюсь на развернутый ответ, но дети не лгут, и если задать правильные вопросы, можно узнать больше, чем из полноценного диалога со взрослым.
Племянница опускает глаза и неуверенно кивает, накручивая на палец мои короткие волосы.
Так-с. Что бы это значило? Что дела идут не очень хорошо или наоборот все хорошо пока Андрея нет дом?
— Соскучилась по папе?
Снова неуверенный кивок.
— Ждешь, когда он вернется домой?
Арина вдруг отрицательно мотает головой, а потом пожимает плечами.
Опа! А вот это уже интересно. Малышка скучает по папе, но не очень хочет его возвращения. Может Андрей с Ниной поссорились перед его отъездом.
— Ариш, мама с папой поругались? — получаю утвердительный кивок. — Папа сделал маме больно?
Племянница неожиданно шмыгает носом.
Мне Андрей не нравится, но Нина говорила о нем только хорошее, и я не лезла со своим мнением. Возможно зря.
Успокаиваю малышку и сажусь вместе с ней на пол, отвлекая ее игрой. Наш разговор не дает мне покоя.
Вижу, что Арине жарко. Она красная и на лбу блестит пот.
— Ариш, давай снимем кофточку, — говорю я, спуская одежду с плеч племянницы, — тебе попрохладнее станет.
Девочка начинает брыкаться и выражать недовольство мычанием. Мне ничего не остается, как прекратить попытки, но я успела заметить синяк чуть выше локтя.
Возможно, я себя накручиваю, но очень похоже, что ее кто-то схватил и сильно сжал. Мне слишком знакомы такие отметены.
