И это правда. Желая доказать своим родителям, что, хотя я и не была худощавой моделью, которую они хотели, но чертовски хорошо справлялась со своей работой. Я также не хотела, чтобы родители обеспечивали меня.
Но Тара была не похожа на того, кого я когда-либо ожидала. Работая по восемьдесят часов в неделю с четырехчасовым сном, мне приходилось просыпаться рано, чтобы убедиться, что она не спит в то время, когда нужно вставать, и ожидать её с египетским кофе.
Кто давал ей полотенце, как только она выходила из душа?
Я это делала.
Кто бежал в аптеку за презервативами для того парня, который занимает ее кровать?
Опять же, я.
Однажды мне пришлось понюхать ее подмышки, прежде чем она вышла на подиум, чтобы убедиться, что от нее не пахнет обычным человеческим потом. К сожалению, это даже не худшая часть уровней, которые я прошла, чтобы убедиться, что я ей нравлюсь. Но я никогда ей не нравилась. Я из тех людей, которые хотели дружить со всеми, особенно с Тарой Томас. Все хотят быть ее друзьями, потому что это означает, что они стали своими.
До сих пор. Пока я не сломалась. Нить оборвана. Линия перейдена, я закончила.
Вы знаете почему?
Я нашла маму в постели с моим парнем. Знаете, кто еще спал с ним?
Тара.
Хотя я не удивлена, где-то между словами моей мамы «это не то, что ты думаешь» и Тарой, которая смеялась мне в лицо, когда я рассказала ей об этом, я решила, что с меня хватит жить ради Камиллы.
И Тара, я ее терпеть не могу. Конечно, она — все, чего хочет эта индустрия. Высокая, красивая, продала свою душу дьяволу, а Prada не носит. Его зовут Феликс, ее агент, и он владеет ее задницей, хочет она это признавать или нет. Конечно, вечеринки — это хорошо, бесплатная одежда и особняк, но какой ценой?
Она не может даже изменить цвет волос без спроса и должна забыть о такой еде, как чизбургер. Неа. Они измеряют ее жировую массу, и если она набирает хоть унцию (прим. пер. 1 унция приблизительно 28,3 гр.), никакой еды для нее.
Послушайте, я не трусиха. Но я устанавливаю черту дозволенного в некоторых вещах. Например, написать на меня. Да, такое тоже случалось. Не с Тарой, а с другими моделями. Длинная история, и не стоит её рассказывать. Но это, безусловно, объясняет, почему я живу в пятистах милях от холмов Голливуда и той привычной Сансет-Стрип (прим. пер.: The Sunset Strip — это участок бульвара Sunset протяженностью 2,4 км от Восточного Голливуда до Беверли-Хиллз), где я выросла, и планирую туда никогда не возвращаться.
Я больше не хочу такой жизни. Меня обманывали, стыдили, обвиняли и предавали. Грабили, опрыскивали перцовым баллончиком, на меня блевали, и все это до того, как мне исполнился двадцать один год. Добро пожаловать в жизнь личного помощника. Это ужасно, никому не рекомендую.
— Кейси! — кричит Тара. — Клянусь богом, если тебя не будет здесь в течение часа, ты никогда больше не будешь работать в этой сфере.
Я смеюсь и пережевываю конфеты Sour Patch Kids, которые ела в течение последнего часа.
— Дорогая, ты знаешь, кто мои родители? В прошлый раз, когда я проверяла, они были круче тебя на всех уровнях, и, кроме того, я не хочу иметь ничего общего с другой моделью в своей жизни. Тебя хватило, чтобы погубить меня.
— Ты такая драматичная, — она вздыхает. — Без разницы. Ты уволена.
— Мило, но я уже уволилась.
А потом она вешает трубку, и мое лицо украшает первая улыбка с тех пор, как я покинула эту убогую квартиру над индийским рестораном, из-за которого моя одежда пахла карри.
Это может непредсказуемо, но раньше мне было интересно, что чувствуют птицы, когда летают в небе.
Свободу?
Удовлетворенность?
Наверняка, с ветром в крыльях и всеми вещами в поле зрения, они что-то чувствуют.
Когда в последний раз я чувствовала что-то, кроме недовольства?
Вероятно, за день до того, как я вошла в комнату, полную мужчин, и мне сказали, что я никогда не стану той, кого желает мир. Я не была принцессой, которой они меня представляли. Поскольку мои родители работают в такой сфере, для них это было неприемлемо. Я морила себя голодом в течение многих лет, у меня развилось серьезное расстройство пищевого поведения, которое в какой-то момент привело к почечной недостаточности, и при росте пять футов девять дюймов (прим. пер.: примерно 1,75 см) я едва весила сто десять фунтов (прим. пер.: примерно 50 кг). А после работы на Тару Томас у меня появился синдром посттравматического стресса.
Если вы поклоняетесь материализации, моделям, актерам, певцам, всем, кто живет на этих холмах, то не стоит. Они все кучка наркоманов. Просто их выбор лекарств немного отличается.
Слава.
Она смертоносна и убивает тихо, когда никто не смотрит.
И в этом разница между моей и их жизнью. Я бы не стала молча уходить в тень и становиться той версией, которой они хотели меня видеть. У этой девушки есть крылья, и она мечтает о южных закатах, где парни целуют тебя в лоб и называют любимой прямо перед восходом солнца.
Я презираю сказки. Я не верю, что это правда, это скорее рассказ чьего-то пересказа и, возможно, вымышленный рассказ о любви, которую они хотели бы иметь.
Где та часть, где он изменяет ей с ее мамой, а затем называет сумасшедшей из-за чрезмерной реакции? Хм? Где это в вашей гребаной сказке?
Возможно, это как-то связано с тем, что это моя жизнь, а не сказка.
Но когда я была маленькой и росла в красивом особняке на холмах Голливуда, я думала, что это всегда будет моей жизнью. Думала, что все будет идеально. Думала, меня примут те, кто произвел меня на свет, потому что, в конце концов, я их единственная дочь.
Я думала… неправильно. Думала, ну, я никогда не думала, что застану своего парня в постели с моей матерью.
Итак, Калифорния, я переросла тебя.
5
Я сам сделал эти фрикадельки. В буквальном смысле слова.
БЭРРОН
Кэмдин хмурится, глядя на фрикадельки, которые я достаю из духовки.
— Я не люблю фрикадельки.
Хотите верьте, хотите нет, но я умею готовить. Мои дети едят мою еду, но это мало о чем говорит. Если бы они этого не делали, то умерли бы с голоду, и, поверьте мне, Кэмдин уже пробовала проделать такой фокус в знак протеста, и это плохо для нее закончилось.
— Я не люблю томатный соус, — говорит нам Севин, противно стуча ложкой по кастрюле. Я борюсь с желанием вырвать ложку из ее руки и сломать на две части.
Смотрю на кота у моих ног, который надеется поймать хоть унцию мяса зубра. Он мясоед.
— А у тебя какие пожелания?
Клянусь богом, он пожимает плечами. Или переносит вес с одной лапы на другую. В любом случае, я воспринимаю это как пожимание плечами. Помешивая соус в кастрюле рядом со мной, я наклоняюсь и включаю еще одну конфорку, чтобы закипятить воду для лапши.
Кэмдин стоит возле меня и смотрит на воду.
— Таннер сказал мне, что если бросить лягушку в воду, она не выпрыгнет.
— Ну… — Делаю паузу и тянусь к коробке с лапшой. — Им нравится вода, но если тебя интересует, выпрыгнет ли она из воды, которую ты доведешь до кипения, то ответ — да. Мы с Морганом попробовали.
Мы оба поворачиваемся, когда слышим, как открывается дверь и следует сильный порыв ветра.
— Что мы пробовали? — спрашивает Морган, открывая входную дверь и кладя шляпу на вешалку рядом с пальто.
— Лягушки в кипящей воде. — Кэмдин спрыгивает из табуретки, ее босые ноги шлепают по полу, изготовленному из старой древесины. Я сам сделал его из виргинского дуба, который повалился в год рождения Севин. Мне потребовалось два года, чтобы построить этот дом, но я горжусь тем, что сделал это. С помощью отца и брата. Он небольшой, но полностью выплачен. Все, что я заработал, пошло на строительство этого места для девочек. Это здание с деревянными опорами площадью три тысячи квадратных футов (прим. пер.: 278,7 кв. м). Одну половину занимают жилые помещения, другую — мастерская. Со сводчатыми потолками и дизайном с концепцией открытого пространства (это важно с двумя непослушными детьми, им негде спрятаться), все построено из стали и бетона, чтобы выдержать наши свирепые ветра, а также имеется подземное убежище на случай торнадо.
