Я вынимаю Остина из ванны.
— Больше никаких игр в какашках.
Остин кивает, но я не уверена, что он снова в их не вляпается. Я ежедневно говорю ему не дергать Сев за волосы, но он все равно это делает. Даже когда она грозится превратить его в девочку.
Завернув Остина в полотенце, я вижу, как Джонни разговаривает на крыльце с Кэмдин. Только когда родился Остин, Бэррон наконец-то пришел к мысли, что им нужно разрешить видеться с Кэмдин и Сев. Это было не мое решение, но я его поддержала. Он рассказал девочкам об их настоящей маме, хотя я не уверена, что они что-то поняли, потому что, Сев смотрела на него так, будто у него взорвалась голова и он говорит на каком-то другом языке.
Она сказала:
— Ты сумасшедший. Моя мама — Кейси.
И больше они об этом не говорили. Но теперь девочки общаются с родителями Тары. Это совсем не то, что у них с родителями Бэррона, но я думаю, что ему легче от того, что он не отказывает им во внуках.
Тара вышла замуж за того актера, с которым встречалась, и знаете, что? Они уже развелись. Ничего удивительного. Она несколько лет не разговаривала с Бэрроном, кроме того дня, когда отказалась от своих родительских прав, чтобы я могла законно удочерить девочек.
Я не разговаривала с мамой уже два года, а мой отец, он приехал в Техас вскоре после рождения Остина, но я вижу его нечасто. Не то что семья Бэррона, с которой я провожу каждый день и обожаю ее.
Мы с Лилиан — лучшие подруги и разговариваем каждый день. Они с Морганом поженились и около года назад удочерили девочку. Бренне три года, и если не знать, что ее удочерили, то и в жизни не скажешь, потому что она как две капли воды похожа на Лилиан. Длинные белокурые локоны, голубые глаза и боевой характер.
Бедный Остин. Среди детей Грейди он один единственный мальчик, но позвольте мне сказать, что он умеет за себя постоять. На прошлой неделе он отстриг ножницами волосы Кэмдин. А на позапрошлой неделе поджег кучу муравьев, потому что они его покусали. Где он взял зажигалку, я не знаю. Но так Остин защищается. Око за око. Как сказал Бишоп. Просто вылитый отец.
— Мама! — кричит Кэмдин и, забежав за угол, заходит в ванную. — Сев опять украла мой зуб!
У Кэмдин, которой уже почти восемь, начали выпадать молочные зубы. Сев, ну, она думает…. Ладно, я не знаю, что думает наша малышка. Кроме того, что она собирается наложить на кого-то заклятие.
Вытерев Остина, я ставлю его на пол, и он тут же проносится голышом по дому.
— Где она?
Кэмдин вскидывает руки.
— Я не знаю.
И тут я замечаю, во что она одета. Укороченный топ и обрезанные джинсовые шорты, которые Бэррон наверняка уничтожит, как только найдет. Я точно их ей не покупала, и уверена, что Бэррон тоже не покупал.
— Где ты это взяла?
Кэмдин опускает.
— Не отвлекайся. Мой зуб. Она крадет все мои вещи, а теперь еще мои вонючие зубы.
— Сев! — я вижу, как наш маленький монстр на полной скорости бежит к двери с зубом в одной руке и книгой заклинаний в другой. — Отдай его ей.
— Нет у меня ее дурацкого зуба! — кричит в ответ Сев, что, конечно же, вранье.
Ее не поймать, и я не уверена, что она не закопает его на заднем дворе для какой-то странной магии вуду, над которой она работает. Сев сейчас в саду, и, хотя другие дети считают ее странной, я ежедневно говорю ей: «Ты достаточно хороша. Это нормально — быть другой. Мы тебя любим.» Хотя я беспокоюсь, что однажды она произнесет заклинание и спалит мир. Я говорю ей об этом, потому что сама в детстве этого не слышала, и знаю, что ей это необходимо.
Я застаю Остина снаружи на подъездной дорожке, в одних ковбойских сапогах. Он мочится на мои суккуленты, которые я посадила на прошлой неделе. Неудивительно, что они погибают.
— Остин! Нет.
Не прерывая процесса, он оборачивается на меня, и начинает мочиться на ногу Джонни.
Я прикрываю рот рукой.
— О Боже, мне так жаль.
Джонни смеется.
— Не волнуйся об этом, дорогая.
Остин возвращается ко мне, приволакивая по гравию сапоги.
— Иди оденься.
Он хмуро смотрит на меня.
— Нет.
Ах, да, его любимые слова.
— Остин Бэррон Грейди… тебе лучше затащить свою задницу в дом.
Он этого не делает. Вместо этого Остин садится в грязь и вытаскивает из земли мои суккуленты.
Мальчишки. Они доставляют почти столько же хлопот, сколько и Сев.
Джонни ведет девочек за мороженым, а я укладываю Остина спать. В этот момент я слышу, как на подъездную дорожку въезжает грузовик Бэррона. Я улыбаюсь этому звуку, аккуратно закрываю дверь в комнату Остина и люблю каждую частичку своей жизни.
Мои дети все время грязные. Я тоже большую часть времени хожу босиком, и, если мой муж входит в дом во фланелевой рубашке и заросший щетиной, мне все равно хочется сорвать с него одежду и трахнуть. Мы по-прежнему живем на ранчо, в том же доме, который построил Бэррон, просто он стал немного больше. В свободное время я работаю в ремонтной мастерской, но большая часть моих дней уходит на воспитание детей. И мне это чертовски нравится.
— Где дети? — спрашивает Бэррон, глядя на мои ноги в джинсовых шортах. Я могу носить обрезанные шорты. Нашим дочерям нельзя. Это правила Бэррона. Не мои.
Я шевелю бровями, кочевряжась коридоре. Я даже втягиваю в рот нижнюю губу и медленно выпускаю ее.
— Девочки с Джонни едят мороженое, а Остин спит.
— Да, бл*дь, — бормочет он, срывая на ходу рубашку. — Я все утро думал о тебе.
— Остин помочился на ногу Джонни.
Бэррон смеется, осыпая мою шею поцелуями.
— Это мой мальчик, — он прижимается ко мне всем телом. — А теперь покажите, как сильно вы скучали по своему мужу, мэм.
Он сделал это нарочно.
— Ты весь потный, — замечаю я, скользя руками по его плечам.
— Ты же знаешь, что тебе это нравится.
Он прав. Мне нравится.
Взгляните, как мы занимаемся этим у двери в нашу комнату, не в силах больше ждать ни секунды, чтобы проникнуть друг в друга.
— Теперь ты веришь в судьбу? — неожиданно спрашиваю его я, когда он укладывает меня на кровать.
Бэррон улыбается, в уголках его глаз появляются морщинки.
— Я верю в тебя, — шепчет он в мою разгоряченную щеку, нашу спальню освещает теплое летнее солнце. — Я бы сказал, что это практически одно и то же.
Когда мы заканчиваем и одеваемся, Бэррон открывает дверь и обнаруживает за ней Остина. Он протягивает ему подгузник и, ухмыляясь, глядит на отца.
— Привет, — говорит он, помахивая рукой.
Бэррон смотрит на него, потом на меня.
— Как думаешь, он нас слышал?
— О, наверное, — я беру Остина на руки. — Но он не понимает, чем мы занимались.
Бэррон улыбается мне, а затем тянущемуся к нему Остину.
— Как мой мальчик?
Без слов Остин кладет голову на грудь Бэррона, и мое сердце тает, когда Бэррон прижимает его к себе.
Этот парень делает вечность больше, чем просто слово, а завтра — обещанием.
