Не думаю. Скажем так, у братьев Грейди на юге это в порядке вещей.
— Не пялься на ее сиськи, — огрызается Бэррон, швырнув в брата ботинок, который падает на землю.
— Если я это сделаю, то и ты тоже, — кричит Лилиан, прыгая с ноги на ногу, чтобы согреться. Она тоже голая. В окутавшей снежное поле темноте я смутно различаю ее тощий белый зад.
Они раздеваются, и я кажусь ненормальной, потому что одета.
— Это приносит удачу, — раздеваясь, говорит мне Бэррон.
Черт. Ухмыляясь, он набрасывает мне на голову свою рубашку. К счастью, Бишоп и Лара Линн забрали девочек к себе, так что они не увидят своего отца голым.
— Давай, дорогая, — Бэррон подходит ближе и, облизав губы, щурится, глядя на меня. — Раздевайся.
Когда он так говорит, я не могу перед ним устоять, а он пользуется этим своим южным акцентом как оружием.
— Не могу поверить, что это делаю, — кричу я, снимая куртку, рубашку, джинсы, и все это валится в кучу рядом с вещами Бэррона.
Бэррон берет меня за руку.
— За новое начало, — говорит он так тихо, что я почти его не слышу. Однако это все, что мне нужно.
Наши глаза встречаются в темноте.
— За новое начало.
А потом мы окунаемся в ледяной пруд. Клянусь, как только я оказалась в воде, у меня перед глазами пронеслась вся моя жизнь.
— Святая мать! — кричу я.
— Вот же хреновина! — орет Лилиан.
Под ругательства парней мы выбираемся из воды. Мы не то чтобы купаемся. Мы быстро окунаемся и выходим, стараясь не переохладиться.
— Надеюсь, эта хрень сделает меня самой счастливой на свете! — у меня так сильно стучат зубы, что я едва могу выговорить слова.
Стоя передо мной, Бэррон смахивает с моего лица мокрые волосы и в бледном лунном свете заглядывает мне в глаза.
— Ты прекрасна.
Вместе мы существуем в этом небытии. Мир исчезает, и остаемся только я и он.
Навсегда.
— А ты идеален.
Встав на цыпочки, я обнимаю его за шею и, зарывшись пальцами ему в волосы, притягиваю к себе. Его губы сперва касаются моего подбородка, целуют его, а затем находят мои губы.
— Твои боли, раны… Я заполню их все своей любовью.
Бэррон смеется и, дрожа от холода, пытается согреть меня.
— Я бы сказал, что могу заполнить тебя, но мне придется немного согреться.
Я ухмыляюсь.
— Ясное дело.
39
Я не ожидал, что все сложится именно так.
БЭРРОН
9 месяцев спустя
— Подай мне этот молоток.
— Можно мне свою комнату?
— У тебя есть своя комната. Ты просто в ней не спишь.
Кэмдин передает мне молоток.
— Потому что, Сев всегда хочет спать со мной. Ничего не могу с собой поделать, она меня очень любит.
Я смотрю на Сев, которая беззаботно сидит в куче грязи со своим котом, и я знаю, что она голая. А еще у нее черные волосы. Она покрасила их вчера краской из баллончика, и я еще не придумал, как ее смыть, так что пока у нее черные волосы. Или, может, нам придется подождать, пока они отрастут. Мы пока не знаем.
— Сев! — рявкаю на нее я. От звука моего голоса она вздрагивает, распахивает глаза и роняет зажатую в руке грязь. — Где твоя чертова одежда?
Откинув с глаз волосы, Сев указывает на крыльцо. Она повесила ее на дверную ручку.
Стоящая рядом со мной Кэмдин кладет руку мне на плечо.
— С малышами так много забот.
Я улыбаюсь.
— И подумать только, у нас скоро будет еще один.
Она качает головой.
— О чем ты думал?
— Не знаю, — дотянувшись до коробки с гвоздями, я встряхиваю ее и понимаю, что она почти пустая. — Можешь принести мне еще одну коробку?
— Я пойду спрошу у мамы.
Мама. Не думал, что услышу от своих девочек это слово. Они знали папу, но разве они смогут когда-нибудь назвать мамой какую-то женщину? Кейси прожила с нами всего шесть месяцев, когда Кэмдин спросила, может ли она называть ее мамой. После нескольких часов рыданий, Кейси, в конце концов, согласилась и вскоре после этого я опустился перед ней на одно колено и попросил стать моей навсегда. Она ответила «да», и через месяц мы поженились на ранчо.
И вот теперь мы ждем еще одного ребенка, которого зачали после ее возвращения в Амарилло. Как все забавно выходит, да?
Вообще-то, мне интересно, как это произошло, ведь она принимала противозачаточные. Кейси шутит, что, Сев наложила на нас заклятие, и знаете, она не ошибается. Страшно об этом думать.
Я знаю одно. Когда я строил этот дом, то никогда не думал, что буду делать к нему пристройку. И вот я в самый разгар жаркого лета, тружусь до седьмого пота, пытаясь до конца сентября пристроить еще одну комнату и ванную.
Через пять минут ко мне на улицу босиком выходит Кейси, готовая в любой день родить.
— Тебе это нужно, малыш?
Ее щеки горят румянцем, она одета в шорты, а ее майка задралась, так что ее огромный живот выставлен напоказ. Я не видел никого прекраснее Кейси, и мне стоит больших трудов сдержаться и не затащить ее в дом.
— Да. Спасибо.
Я беру у нее из рук коробку, соприкасаясь с ней пальцами. И тут я замечаю, что Кэмдин так и не вернулась.
— Где Кэмдин?
— Складывает детскую одежду, — восторженно говорит она. — Так мило. Она ее складывает и подготавливает все для ребенка.
Я смеюсь.
— Когда родилась Сев, она со мной не разговаривала. Не то чтобы она много разговаривала, но, блин, когда мы привезли домой Сев, Кэмдин на меня разозлилась. Кажется, она думала, что это кукла.
С моей помощью Кейси садится на край каркаса комнаты, в которой мы еще не возвели стены. Мы решили отдать Кэмдин нашу комнату, комнату Сев, в которой она не спит, — будущему малышу, и построить большую хозяйскую спальню подальше от детских. По очевидным причинам.
Сидя рядом со мной, Кейси смотрит себе между ног, а потом поворачивается ко мне, широко распахнув глаза.
— Или я снова описалась, или… у меня отошли воды.
— Подожди, ты сказала «снова»? То есть ты уже один раз писалась?
— Ну, да. Мне на мочевой пузырь давит арбуз. Я потеряла всякий контроль там внизу.
Я заглядываю ей между ног и улыбаюсь.
— Время малыша.
Глаза Кейси расширяются, лицо бледнеет.
— Что? Нет. Я не готова. Я даже не собрала сумку.
— Нет, собрала. Она в грузовике, помнишь? — я встаю и помогаю ей подняться.
— Но у нас даже нет имени.
— Мы его придумаем.
— Мы не знаем, мальчик это или девочка.
Я пристально смотрю на нее, вынуждая ее посмотреть мне в лицо.
— Дорогая, — шепчу я, прижимаясь губами к ее губам.
Кейси вздыхает, ее дыхание выравнивается.
— Но… Я не знаю, что делать. У меня никогда раньше не было детей, и я видела, как Лулу рожала своего жеребенка, и это было ужасно. Что, если я перестараюсь, и мое влагалище никогда не примет прежнюю форму? Что если тебя это разочарует?
— Не разочарует, — я тяну ее за собой к грузовику. — Сев! Возьми мои ключи.
— Нет уж, спасибо, — бормочет она, берет горсть грязи и выливает ее на своего кота. Который не двигается.
Застыв на месте, Кейси дергает меня за руку.
— Но можешь. Тонус влагалища очень важен.
— Меня это не особо волнует.
Волнует, но я не собираюсь говорить об этом своей психующей жене.
— Бэррон, я серьезно, — топает ногой Кейси.
Я оглядываюсь на нее и понимаю, что я уже дважды все это проходил, а она — нет. Для нее это все в новинку, и она в ужасе.
— Все в порядке. Все пройдет гладко.
Это должны были быть мои последние слова, потому что нет, все идет не так гладко. На поиски ключей уходит целая вечность. По пути туда у меня в грузовике заканчивается бензин. Нас забирает Морган, и Кейси уже практически ненавидит меня до глубины души.
— Я же говорила тебе, что я не готова! — кричит между схватками Кейси, все еще держась за последний тяжелый час. — И ты тоже!
