– Что я должна сказать? – как ни стараюсь, голос срывается.
– Да хотя бы послать меня! Ну?! Зачем прибежала следом?
– Не знаю… – он не кричит, но выкатывает такую массу эмоций, что мне хочется плакать. Моргаю, чтобы не дать слезам пролиться. – Переживала… Переживала, что ты расстроился.
– Я, блядь, не расстроился… Похрен. Давно похрен.
Я намерена дать себе волю и разрыдаться. Но даже это намерение офигевает и улетучивается, когда Артем стягивает с меня майку, а за ней, обойдя стол, и шорты с трусами.
– Выбрита, – констатирует так, будто это преступление.
Да, я начала делать это недавно. Он, конечно, помнит нетронутые завитки… И все же не понимаю, что плохого в том, что я слежу за собой?
– Так для кого выбрита? Есть кто-то?
Задыхаюсь. Обидно, неприятно, больно… Вздыхаю и, перекрывая Чарушину обзор, пытаюсь сдвинуть ноги. Он тотчас стопорит это движение ладонями. Почти до боли стискивает мои колени.
– Не бойся, вставлять не буду.
Но нитку тампона зачем-то тянет. Тянет и наблюдает за тем, как сводит спазмом низ моего живота, как судорожно расшатывает ноги, как выгибается тело.
Когда его взгляд добирается до моих глаз, я реально верю, что стол, на котором я лежу, находится под высоковольтным напряжением. Перетряхивает меня капитально – дезинфекция чувств. Только срабатывает она обратным образом. Они множатся. Стремительно, массово, стихийно. Смертельная пандемия.
– Правило есть, – выпаливаю я задушенно.
– Ну? – слегка ухмыляется. – Трусиха?
Всех эмоций распознать не могу. Но мне кажется, что он доволен.
– Если ты со мной, то больше ни с кем, – выдвигаю горячо.
Чарушин поджимает губы. Раздувая ноздри, медленно вдыхает.
Думает? Долго думает.
– Ты тоже, – изрекает в итоге как-то зло.
Обходит стол. Останавливаясь около моей головы, сдергивает штаны. Краем глаза улавливаю, как увесисто пружинит эрегированный половой член. Сформировать свое к этому отношение не успеваю, как Артем берет мою руку и заставляет обхватить орган ладонью.
Мой мозг подвергается экстренной детонации и за секунду разлетается по черепной коробке.
– Что я должна делать?
Не соображаю, что произнесла это вслух, пока он не отвечает.
– Поверни голову.
Поворачиваю. Он подается ближе. Я не в силах сдержать рукой. А может, просто не пытаюсь… Не знаю… Но крупная розовая головка пениса упирается мне прямо в губы.
– Пососи мне, – хрипит Чарушин не своим голосом. С теми самыми интонациями, которые до этого оставались лишь в моей памяти. – Соси, Дикарка…
10
Я снова другая.
© Лиза Богданова
По телу проносится волна иступленного жара. Словно мне сделали переливание, только вместо крови запустили в организм некую гормональную субстанцию, с которой я в обычном режиме совладать не в состоянии. Она накачивает его сумасшедшей энергией и раскаляет до невообразимых температур. Нормальному человеку столько не вывезти. К счастью, нормальной я себя рядом с Чарушиным и не считаю.
«Пососи мне… Соси, Дикарка…», – звучит в моей пустой голове рефреном.
Он вновь меня так назвал.
Я другая... Я снова другая…
Смотрю Артему в глаза. Резко и часто моргаю. Онемевшими пальцами инстинктивно сжимаю горячую бархатистую и невероятно твердую плоть. Шумно втягиваю воздух, а с ним и будоражащий интимный мужской запах.
Размыкаю губы.
Просто размыкаю губы, а кажется, что в очередной раз за какую-то черту шагаю. И все… Больше делать ничего не нужно. Чарушин воспринимает это как согласие и, прикрывая веки, с отрывисто-хрипловатым выдохом толкается мне в рот.
Черт возьми… Черт…
Моя ладонь беспомощно соскальзывает к основанию. Он заполняет. Шокирует, превосходя все мои ожидания. Лишает способности дышать. Вызывает ту стадию паники, которая слишком велика, чтобы сиюсекундно начинать что-то предпринимать.
Я цепенею.
Пока пытаюсь понять свои ощущения, член упирается мне в горло. Чарушин, лихорадочно трепеща ресницами, содрогается всем своим сильным телом и гортанно стонет.
Меня накрывает озноб. Сердце, одурев от переизбытка эмоций, оголтело заходится. В ушах рождается звон. На глаза набегают слезы. Едва удается их сморгнуть, сталкиваюсь с темными кипящими колодцами глаз Чарушина.
Боже, он еще и смотрит…
Какая-то часть меня в ужасе от того, как это выглядит с его стороны… От того, что я позволяю ему с собой делать… И от того, как мы будем общаться после… Но обстоятельно обмозговать это я не успеваю. Артем подается назад и полностью выскальзывает из моего рта.
– Дыши.
Не то чтобы он шепчет. Чувствуется, что его голос садится непреднамеренно. Режет низкими сиплыми нотами, вызывая очередную порцию дрожи во всем моем перезаряженном теле. Невольно упиваюсь этим затяжным колотуном. И, наконец, натужно возобновляю легочную вентиляцию.
– Расслабься, – в нашей новой реальности это звучит как приказ.
Пока я отупело разглядываю выпуклые и пульсирующие синеватые вены на его пенисе, Артем выдает еще какой-то гнусный мат, тяжело выдыхает и заходит мне за голову. Прихватывая за плечи, подтягивает к себе. Охаю, когда моя голова оказывается полностью на весу, а распущенные волосы принимаются за уборку пола.
Глаз Чарушина больше не вижу. Перед взором раскачивается кажущийся огромным и жутко пугающим с такого ракурса член.
– Не больно?
Никакой былой заботы этот вопрос, безусловно, не содержит. Просто это Артем Чарушин. Даже с теми, к кому у него не осталось никаких положительных чувств, он ведет себя по-человечески. Покатая доска впивается в шейные позвонки, но ничего иного, кроме как выдать фальшивый отрицательный ответ, произнести я не могу.
– Нет…
– Хорошо, – подытоживает сухо.
Широкие ладони ложатся на мою пылающую грудь и с силой припечатывают непрестанно трясущееся тело к гладкому полотну стола. Возможно, он пытается меня успокоить, на деле же срабатывает, как дефибриллятор – пронизывает тело дополнительными мощнейшими импульсами тока.
– Знаешь, как охуенно ты сейчас выглядишь? – спрашивает, вгоняя меня этим странным вопросом в ступор. Впрочем, ответа от меня, как вскоре выясняется, не требуется. – Ничего охуеннее я никогда в жизни не видел.
Как это воспринимать, не знаю. Это чересчур грубо, чтобы сошло за комплимент. Но вместе с тем слишком откровенно, чтобы не впечатлиться той страстью, которую он не смог удержать. Решаю не придавать особого значения и не зацикливаться. Очевидно, что внешне я ему все еще нравлюсь. Это Чарушин не скрывает. Демонстрирует вполне охотно.
Отшагивает. На короткий миг мне даже удается поймать его взгляд – он абсолютно безумный.
Разряды… Разряды… Разряды…
– Дыши, – вновь эта короткая команда, которая сама по себе не должна пугать.
Но, черт возьми, именно страх она из меня и выбивает.
Судорожно вздыхаю. Только это и успеваю сделать, прежде чем Артем наклоняется и, заставляя меня вскрикнуть и выгнуться дугой, прижигает языком мой сосок. Кусает его и тотчас всасывает. Одновременно с этим скользит ладонью по моему животу. И нет, сейчас определенно не успокаивает. Миновав лобок, раздвигает пальцами изнывающую сверхчувствительную плоть и с хлестким хлюпаньем размазывает вязкий нектар между складками. Чтобы выдержать эти прикосновения, замираю. Однако мгновение спустя, едва пальцы Чарушина находят клитор, резко под ним дергаюсь.
«Пососи мне… Соси, Дикарка…», – эхо этого порочного предложения совсем не планирует стихать.
Повторяется и повторяется, каким-то удивительным образом усиливая все мои ощущения. Почему он не попытался продолжить? Понял, что с меня никакого толку не будет? Ему совсем не понравилось у меня во рту? Неудивительно. «Сосать» я не умею. А сообразить и сымпровизировать не успела. И что теперь?
Из-за долгого висения вниз головой вся кровь туда сливается. Однако это почему-то не помогает мне думать. Лишь повышает давление и сбивает и без того рваное дыхание.
