хлопнуть уже удается. Да так, что штукатурка с потолка сыплется.
Я тебе устрою...
— Алис, дочь, ты где?
— Мамочка, я тут! Иди скорей ко мне! — звонко отзывается Алиса на мой клич.
Я следую на звук ее задорного смеха. Медленно поднимаюсь по стеклянной лестнице. Каждый мой шаг аккуратен и сосредоточен, как если бы я ступала не на сверхпрочное стекло, а на тонкий лед, грозящийся треснуть под моим весом.
С разинутым ртом я прохожу вдоль панорамного остекления, откуда открывается завораживающий вид на задний двор необъятных размеров.
Кое-как заставляю себя отлипнуть от окон, от разглядывания кристально чистой глади бассейна и не совсем соответствующего общему антуражу купольного домика, спрятавшегося от палящего солнца под раскидистой сосной.
Дойдя до коридора с развилкой, я сворачиваю влево и нахожу дочь в самой дальней спальне. Она оформлена в спокойных серых тонах и дополнена африканскими элементами в виде различных побрякушек и украшений интерьера.
Алиса на лету скидывает с себя босоножки, взбирается на кровать и принимается скакать на ней чуть ли не до потолка, приняв постель за батут. Она резвится, разбрасывая декоративные подушки по полу.
— Я выбрала. Я хочу жить здесь! Мам, можно? — хлопает глазками, падает на коленки и складывает ладошки в молитвенном жесте.
— Не знаю, надо спросить у Влад-и-и-ислава Марковича.
Алиска звездочкой плюхается на кровать, в какую спокойно может вместиться еще с дюжину таких же, как она.
Кровать просторная. Просто гигантская.
Как на такой вообще можно уснуть? Мне, привыкшей спать в полуторке у стеночки, многовато будет.
— Ой, а что это такое? — интересуется Алиса, в складках белоснежного одеяла обнаружив кроваво-красное пятно.
Она разглядывает красную тряпку тореадора, поднимает ее над своей головой. Вертит так и сяк и ничего не понимает.
Я, если честно, тоже.
Алиса пальчиками растягивает за края кружевную вещицу со свисающими с нее резинками, расправляет ее. Хмыкает, склоняет голову влево вправо.
И тут до меня доходит. По темечку как шандарахнет!
Ох, елки-моталки. Стыд и срам!
Теперь понятно, для чего нужна такая огромная кровать.
Как в зад ужаленная я несусь к дочери. С утробным ревом вырываю из ее рук чьи-то трусы с подтяжками и с отверстием в самом нескромном месте.
Сминаю бесстыдную вещь в кулаке. Вытянувшись струной, за спиной у себя прячу.
Почти уверена, что с ног до самых корней волос я окрасилась в такой же пунцовый цвет, что и эти развратные труселя.
— Это лучше не трогать! — строго проговариваю, заикаясь. Отбрасываю трусы. Лягнув их ногой, задвигаю под кровать с глаз долой. — Лучше вообще здесь ничего не трогать! Не прикасайся ни к чему, а то мало ли...
"...на что здесь еще можно наткнуться, помимо ношенных женских трусов. Тут поможет только дезинфекция", — мысленно добавляю я, озираясь по сторонам в поисках других штучек-дрючек, каких моей дочери лучше не видеть... минимум до ее совершеннолетия.
Алиса садится на край кровати, ножки свешивает и болтает ими от нечего делать.
— А ты уже нашла себе комнату? Если тебе эта больше нравится, мы можем спать тут вместе. Места нам хватит! — вдохновенно лепечет она, хлопая по кровати рядышком с собой.
Казалось бы, что здесь такого? Это всего лишь комната. Три стены, а вместо четвертой то ли телевизор, то ли портал в Нарнию.
Она совсем непохожа на детскую, несмотря на то что света в ней предостаточно, да и места с избытком. Квадратура позволяет соорудить здесь приличную детскую площадку, а еще взять неплохой разгон для того, чтобы с балкона сигануть бомбочкой прямиком в бассейн.
Наверняка, все это и подкупило мою дочь. Она счастлива, но в то же время так просто ко всему относится. Не то что я.
— Солнышко, а ты другие посмотрела? Может, выберем с кроватью поменьше?
— Нет, я хочу здесь. Не хочу другие, — складывает губки бантиком.
— Хорошо. Если ты решила, то на этой комнате и остановимся, — отвечаю неохотно, касаясь ее розоватой щечки.
С дочерью мне совершенно не хочется спорить, как и портить ей настроение своими надуманными капризами по поводу разгульной жизни ее папашки.
Тем временем позади себя я различаю сопения, пыхтения и еле слышные ворчания.
Оглядываюсь через плечо, нисколько не удивляясь лицезреть там Влада. С высоты своего величия он взирает на меня глазами-остывающими углями, но молчит в тряпочку. Усвоил урок.
— Что-то не так? Потеряли что-то красное и полупрозрачное? — язвительно бросаю тонкий намек.
Он не тоньше бревна, но босс все равно ничего не понимает. Дурачком прикидывается с атрофированным чувством стыда.
Влад топчется в дверном проеме как нашкодивший школьник перед строгой мамашей, только что вернувшейся с родительского собрания.
Сразу не отвечает. Делает шаг в мою сторону, наклоняется и почти по слогам произносит в ухо:
— Дело в том, что это моя спальня, — тихо, чтобы Алиска не услышала. — Когда я говорил о двух жилых комнатах, то подразумевал гостевые в правом крыле.
— А-а-а, то есть мне надо было самой догадаться, так? — сузив глаза в маленькие щелочки, я выплевываю с пренебрежением, вкладывая в него еще и моральное осуждение. — В следующий раз, Владислав Маркович, выражайте свои мысли четче. Я, знаете ли, еще не научилась читать их!
Босс обескуражен. В лужу присел.
Он раскрывает рот, желая возразить, но я и слышать его больше не желаю.
Гордо вздернув подбородок, я шагаю к кровати, где Алиса устроила бедлам.
— Дочь, пойдем подыщем нам другую спальню для ночлега. В этой спит дядя Влад, — бросаю на него убийственный взгляд, а мне в ответ летит возмущенный. — Вряд ли он поделится ею с тобой.
Алиса без особого желания спрыгивает с кровати, влетает в свои босоножки и, шлепая, приближается к нему.
А тот столбом стоит. Не двигается. Подперев боком дверной косяк, лишь со мной переглядывается, ищет снисходительность.
— Дядя Влад, ты что, жадина? — обращается она к нему с явной обидой, брезгливо морщит носик. — Не может быть. Я думала, мы друзья.
Вытянув физиономию, Влад существенно напрягается. Он на время впадает в ступор.
Боже, ну что я делаю?
Вместо того, чтобы как-то свести отца с дочерью, намеренно настраиваю одну против другого, а ведь еще и дня не прошло.
— Так и есть, малышка. Мы с тобой друзья, — очухавшись, Влад натягивает на лицо фальшивую улыбку. Это нисколько не пронимает мою дочь. — Просто, понимаешь, тут все мои вещи.
— И не только твои, судя по всему, — ворчу я себе под нос.
Слава богу, эти рассуждения остаются неуслышанными, иначе неизвестно к чему бы в итоге нас привело.
Еще бы возомнил себя павлином и распушил свой хвост, подумав, что я ревную его.
По части ревности я вообще-то имею черный пояс, но то было давно. Сейчас же этот пояс пылится среди несбыточных надежд.
Алиска огорченно вздыхает. Понурив голову, она берет меня за руку и тянет за собой на выход.
— Мне понравилась эта комната, но если дядя Влад не разрешает, то пойдем поищем другую.
Тогда Влад наконец вспоминает, что он свинья, но свинья порядочная. Широко расставив руки, он поспешно останавливает
