— Боже, милая, — кудахчет наседкой и семенит ко мне, — я чуть… сердце вот-вот выпрыгнет.
Я сижу у высокого парапета крыши. И вот это чучело Саша боится потерять? Серьезно?
— Дождалась меня, — садится рядом и вздыхает, прикладываясь к горлышку бутылки. — Я так боялась, что ты натворишь глупостей, — улыбается и протягивает бутылку, — Антинори. Лучшее средство от печали.
Молча выхватываю бутылку. Антинори. Дрянь. Повезло в свое время за мужика перспективного выскочить, и теперь думает, что никто ее не подвинет. Делаю несколько жадных и крупных глотков. Вытираю губы.
— Как тебя сюда занесло? — участливо вглядывается в лицо.
Еще и тупая. Если я сейчас выдам Сашу с потрохами, то он сдержит слово и устроит мне сладкую жизнь.
— Я… мимо шла, — пожимаю плечами. — Смотрю, подсветка симпатичная, и думаю, а было бы неплохо с крыши этого здания сигануть.
— Держи, — выуживает из сумки пачку детски влажных салфеток. — И зачем тебе прыгать… Как тебя зовут?
— Аня, — делаю новый злой глоток.
— Аня, — поглаживает по плечу, — кто тебя обидел?
Смотрю в ее серые обеспокоенные глаза. Ну, овца овцой. Я думала, что у Саши жена маньячка после утреннего разговора, но я не вижу в этой бледной женщине серьезную соперницу.
— Не хочешь говорить? — вытаскивает салфетку из пачки и касается ею моей щеки, — понимаю. Можно и просто помолчать. Да?
— Ваш муж, — я слабо улыбаюсь, — наверное, очень зол, что я на его крышу…
— Мой муж сам хотел приехать, — ласково улыбается, — но я его убедила, что тебе сейчас важна женская солидарность…
Я едва сдерживаюсь, чтобы не разбить бутылку о голову этой квочки. Саша хотел приехать! Хотел!
— Не плачь, моя хорошая, — складывает брови домиком. — Да никто на тебя не злится, что ты прокралась на крышу. Главное, что ты приняла решение жить.
Зло пью из бутылки полусухой нектар с нотками белой груши и терпким послевкусием рябины.
— Поделись, — смеется и отбирает бутылку. — У меня тоже тяжелый день был.
— По тебе видно, — глухо и слабо огрызаюсь я.
Смеется, пригубив элитного пойла, и вытягивает ноги:
— Все будет хорошо.
Будет. Я найду подход к Саше. Он сложный мужик, упрямый, но ты ему опять наскучишь. Видимо, у него проклюнулось чувство вины, поэтому решил притормозить, однако их все равно потом тянет на легких и красивых девочек для отдыха. Да, я такая. И не вижу проблемы в том, чтобы мужчине было со мной хорошо.
В животе бурлит. Замираю. Сглатываю. Урчание нарастает, меня распирает резкой болью, что подступает к краю.
— Что случилось? — Ева прикладывается к бутылке и хмурится. — Аня… Что ты так побледнела?
— Я…
Меня сейчас прорвет и фонтаном хлынет с двух сторон. Торопливо встаю. Живот режет, и в кишках будто анаконда ворочается. Я не сдержу себе этот бурлящий поток. Кидаюсь к двери.
— Анечка! — истерично и громко взвизгивает Ева. — Аня!
Глава 19. У девочки стресс!
Анечка не добегает до двери. На полпути она вскрикивает, падает на колени, и на крышу вываливаются охранники во главе с Юрой. Я их попросила ждать за дверью на случай внезапной истерики “бедной и испуганной девочки”. Отвратительные звуки, жуткая вонь и жалобный с нотками облегчения стон, а после опять крик.
— Аня! — вскакиваю на ноги.
А я лишь смачивала губы и имитировала глотки.
— Вот черт… — охает один из охранников, прикрывает нос и рот ладонью и отворачивается.
Остальные в ужасе и шоке отступают от красавицы в коротеньком красном платье, которое не скрывает ее грязный и дурнопахнущий позор.
— Боже! — в лживом испуге и сочувствии шепчу я и повышаю голос. — Чего вы встали! Помогите ей!
— Ну, нет… — пятится другой охранник.
— Немедленно отведите ее в уборную, — шагаю к бледному усачу, вручаю ему салфетки.
— Нет… — Аня всхлипывает и пытается встать, но падает в новом приступе боли, что рвется из нее жуткими звуками.
— Вперед! — рявкаю я.
Юра, широкоплечий и высокий мужик, рычит:
— Премию выдам…
Двое самых храбрых и жадных подхватывают рыдающую Аню под руки и с ругательствами тащат прочь.
— Она же… — в отвращении отзывается третий охранник и содрогается в спазме подкатившей тошноты.
— Да будьте вы джентльменами! — цежу я сквозь зубы. — У девочки стресс!
— У меня нет слов, — Юра медленно моргает.
— Всего этого могло не случиться, — окидываю его сердитым взглядом, — если бы вы исполняли свои обязанности. Ваши подчиненные, что, спали? Как они могли проморгать девчонку? Вы не заперли двери?
— Да мы на перекур вышли, — оправдывает охранник, а Юра раздраженно сплевывает под ноги.
— Вот как?! — охаю я.
— Да!
Вглядываюсь в ошарашенные глаза. Вроде, не врет, а вот Юра, мне кажется, что-то не договаривает.
— Слушайте, меня тоже подняли с кровати, — оправдывается он.
— Вы ее знаете? Может, она тут работает?
— Мы ее заметили только у лифта, когда вернулись… Не добежали, лифт закрылся, — оправдывается охранник. — И нет, вроде не работает. Мы ее тут не видели, но она такую чушь несла…
— Да пьяная она, как свинья, — перебивает его Юра.
Вероятно, Анечка тут вопила о великой любви к моему супругу, а Юра из-за мужской солидарности решил не тревожить нашу семейную идиллию.
— Почему дверь на крышу не заперта? — продолжаю я свой строгий допрос.
Охранник тупит глаза.
— Да, это хороший вопрос, — соглашается Юра. — Она должна быть заперта.
— Иван тут… — охранник кривится, — любит на перерывах поглазеть на звезды. Утром дверь запирает.
— Поглазеть на звезды? — недоуменно повторяю я. — Он у вас романтик, да? Невероятно…
Фыркаю и шагаю к двери. Спасибо безалаберным охранникам, что любят попортить себе легкие дымом и поглазеть на звезды за то, что мне удалась маленькая и некрасивая месть. Завтра поползут слухи о девке, которая на крыше не сдержала в себе содержимое ее утробы, ведь мужики те еще сплетники. Но мало того, ко всему этому грязному спектаклю добавятся тихие перешептывания, что это была любовница биг-босса.
У машины выливаю остатки на асфальт. Поднимаю лицо к звездам и хмыкаю. Ой, Саша, зачем? Хотя теперь это риторический вопрос, ответ на который не заботит.
Глава 20. Папа, я рядом
— Вы с мамой подрались, да? — Денис отставляет кружку и задумчиво разглядывает мое лицо.
— Она меня случайно…
— Мама, как и я, без дела не стала бы драться, — продолжает Денис и вытирает губы.
И тут я задаю тот вопрос, который обещал не задавать вслух:
— А кого ты любишь больше, маму или папу?
— Это плохой вопрос, — неожиданно сердито отвечает Денис.
— Почему?
— Я так чувствую.
Ева учит Дениса всегда прислушиваться к себе и если что-то не нравится об этом прямо говорить и не юлить. В детском саду не раз удивлялись, какой наш карапуз серьезный и открытый мальчик, который умеет выстраивать вокруг себя границы. И это заслуга моей жены, которая может потратить часы на разговоры с ребенком, как со взрослым. Она и у меня требует никогда не принижать волнения сына из-за его возраста.
Даже если он обидится на воробья, который улетит от него и не пожелает подружиться, то Ева не отмахнется от сына, а внимательно выслушает, почему птичка должна была остаться и объяснить, почему она не осталась. И вот, сегодня я долго рассказывал Денису, почему мы не можем поймать дикую белочку и принести домой. К концу моей лекции у меня глаз дергался, а теща дико мной восхищалась.
— Согласен, вопрос и правда нехороший, — устало вздыхаю, — извини.
— Я спать, — соскакивает со стула, — а ты маму жди. И какао ей сделай.
Подходит, опять минуту рассматривает мое лицо и хмурится:
— Больно?
— Да.
— Если хочется поплакать, то можно поплакать. Всем можно плакать, даже тебе.
И обнимает. И с такой, знаете ли, мужской поддержкой похлопывает меня и говорит:
— Девочки иногда бывают вредными.
