— Да, — глухо отвечаю я, и меня от макушки до пят пронзает раскаленное копье вины перед сыном, женой.
На несколько долгих секунд я теряюсь, дыхание сбивается. И в голове вспыхивает вопрос “как я мог?!”.
— Хочешь поговорить? — Денис отстраняется.
Этот вопрос ему задает Ева, когда он грустит или злиться. Передо мной стоит маленький человек, который уловил во мне панику.
— Я рядом, — повторяет он слова Евы, а я лишь в ужасе моргаю. — Па…
— Я провинился перед твоей мамой… — шепчу я. — Очень серьезно провинился.
Денис хмурится и взбирается на соседний стул:
— Что ты сделал?
— Вот твоя Даша поцеловала Егора, да? — я осторожно подбираю слова. — И, получается, поцеловал другую женщину… По-взрослому поцеловал.
Вот черт. Какой неудобный и сложный разговор, который касается очень непростой темы, которую надо подать правильно пятилетнему ребенку.
— И в одной кровати спали…
— Это плохо, — резюмирует Денис. — А мама знает?
— Я прятался от твоей мамы, — сцепляю ладони на столешнице в замок.
— Мама будет злиться, — шепчет Денис и добавляет, — и я тоже злюсь. Ты не любишь маму?
— Люблю, — закрываю глаза и подпираю лоб ладонями. — Господи…
— А другую? — голос у Дениса тихий и печальный.
— Нет.
— А зачем целовал?
Я молчу, потому что я не смогу объяснить Денису, что я идиот, который устал от быта, семьи и жизни, которой я теперь могу лишиться.
— Дашка сказала, что ей было интересно поцеловать Егора. И мне все равно обидно, — Денис сводит брови вместе. — И маме тоже будет обидно. Ты ей расскажешь?
— Я не знаю…
— Она любит честных мальчиков, как и другие девочки.
И меня волосы на руках поднимаются и шевелятся.
— Быть честным очень страшно, папа.
— Ты не понимаешь, сына… — едва слышно отвечаю я и выдыхаю. — Все куда сложнее, чем у Дашки с Егором.
— Ты сам должен об этом сказать маме, — Денис спрыгивает со стула. — И мама у нас хорошая. Самая лучшая мама. И да, я зол, обижен и говорить не хочу. Сейчас не хочу.
— Денис…
— Я буду думать, — разворачивается и громко топает прочь. — И думать тоже сложно, папа!
Глава 21. Только не это...
Выкидываю пустую бутылку в урну. Хорошая ночь. Ласковая, теплая и тихая. Отличная ночь, чтобы сейчас из ночных теней выпрыгнул маньяк и убил меня, потому что моя решительность играть в игры против мужа на исходе. И звезды такие яркие. Вот бы быть одной звездочкой.
На крыльцо бизнес-центра выскакивает Аня. Замечает меня и сжимает кулаки. Так. Кто-то тут на грани и, кажется, готов выплеснуть на меня свой праведный гнев. Я выуживаю из кармана телефон и прикидываюсь, что очень увлечена им, а на деле включаю камеру.
— Ева! — визжит Аня и спускается по ступеням, шатаясь из стороны в сторону.
— Ты в порядке?
Да вот ни черта она не в порядке. Отчаянная и опозоренная шлюха. Грязная потаскуха, которой я указала место. Ужасаюсь своей циничности и жестокости. Прет на меня пьяной и невменяемой телкой. Встряхивает спутанными волосами. Между нами шаг, и я улыбаюсь:
— Ты пришла в себя? — держу телефон так, чтобы было непонятно, что я снимаю.
— Я… — рычит и смотрит на меня исподлобья. — Я спала с твоим мужем, — взвизгивает, — ясно тебе, курица?
— Ты не в себе… — охаю я. — Он не мог… Нет… ты просто хочешь обидеть меня.
— Я спала с ним! — рявкает и скалится. — У него родинка справа от его хозяйства. Прям у основания, гадина. Симпатичная такая родинка… аккуратная…
— Я тебе не верю…
— А еще шрам под пупком от ожога… — шатается и едва стоит на ногах. — И сколько раз я его целовала…
— Нет, — я всхлипываю, а изнутри покрываюсь черной плесенью неприязни.
— Да, — усмехается и окидывает меня презрительным взглядом. — И ты… боже… какое же ты чмо, Ева… неудивительно, что у него на тебя не стоит…
Меня не трогают ее оскорбления, пусть я и поджимаю губы и будто едва сдерживаю слезы. Да и смысл обижаться на ту, которая на крыше не смогла сдержать физиологические позывы? И, кстати, от нее все еще дурно пахнет.
— Он с тобой только из-за сына… — стервозно смеется, прижимает живот к урчащему животу и сдавленно рычит, — ты для него всего лишь инкубатор, домработница, а я… А я для него женщина!
На крыльцо выходит Юра.
— И, кстати, — машет в сторону красной хищной и двухместной машины, что припаркована у фонаря криво и косо, — это его подарок.
Хороший подарок, бобра Саше в одно место. Я не понимаю, что чувствую в данный момент. Ревность переплелась с ненавистью и жалостью к себе. Видимо, мой муж высоко оценивает эксперименты с “зайчиком”.
— И пошла ты, — цедит сквозь зубы. — Стерва.
“Плывет” к тачке. Несколько раз спотыкается, чуть не падает и шатается. И я снимаю ее королевскую походку. И особое внимание уделяю ее дорогому и люксовому авто.
— Тебе нельзя за руль, Аня, — ласково говорю ей вслед. — Это опасно.
Меня обкладывают трехэтажным матом, и оглядываюсь на Юру:
— Что ты стоишь?! Останови ее! Она же врежется куда-нибудь.
— Но… — вздыхает и спускается.
За ним выныривают его псы. Аня сопротивляется их рукам, орет, визжит и кидается оскорблениями.
— Заприте ее до утра где-нибудь. Она же в неадеквате, — прячу телефон в карман и шагаю к своей машине. Оборачиваюсь и щурюсь на Юру. — И не смей звонить моему мужу.
— Принято, Ева, — тихо отвечает он. — Я и не думал.
— Вот и не думай.
— Ненавижу тебя! Твое место у параши!
— Да кто бы говорил, — рычит один из охранников. — Ну и вонь! Я сейчас сблевану.
Уже в машине отправляю файл видео Лидии. Я чуток переборщила, потеряла выдержку, и мой витиеватый путь обратился в прямое шоссе, а впереди стена, в которую я сегодня въеду на полной скорости.
Лидия: “Ева, милая моя девочка, я приняла твердое решение бороться вместе с тобой. И какая же ты умница, что засняла эту прелестную машинку. Обнимаю.”
И меня накрывает. Я кричу и бью ладонями о руль, а затем, через минуту отчаянных криков, к горлу подступает ком тошноты. Я едва успеваю распахнуть дверцу. Меня выворачивает на асфальт, и накатывает знакомая слабость.
— Нет… — я жалобно всхлипываю, и с губ тянется вязкая капля слюны с желчью, — Умоляю… Только не сейчас… Только не это...
Глава 22. Ты не особенный, Саша
Саша ждет меня на кухне. С кружкой какао. Лицо бледное, мрачное и синяк его придает ему очень зловещий вид. Неужели Юра позвонил и сказал, что Анечка выдала его с потрохами? Но это уже неважно.
Сажусь, кладу телефон и разматываю наушники:
— Денис спит?
— Да, — глухо и хрипло отвечает Саша.
Втыкаю с тихим щелчком тонкий штекер в телефон и протягиваю их Саше.
— Ева… Мне надо с тобой поговорить.
— Возьми, милый, — улыбаюсь.
Саша подчиняется. Всовывает наушники в уши, а я включаю телефон. Нахожу видео с Аней, касаюсь бледного треугольника и придвигаю смартфон к мужу. После беру чашку с какао и делаю глоток. Меня мутит. Проклятье. Вселенная то подыгрывает мне, то дает оплеуху.
Саша с каменным лицом смотрит на экран смартфона. Даже без звука наблюдать за бесноватой Аней неприятно. Она вся дергается, шатается и машет руками. Я выпиваю какао до трети. Видео заканчивается, и Саша вытаскивает наушники. Минуту смотрим друг другу в глаза.
— Ты и вчера знала, — тихо отзывается Саша.
— Да.
Опять молчим. Тишина давит нас, как слабых муравьев.
— Она не права, — говорит Саша. — Ты для меня…
— Я буду бороться за Дениса до последнего издыхания, — шепотом перебиваю его я. — Я не позволю тебе его у меня отнять.
— Что?! — ошарашенно спрашивает Саша. — Ева… Я не думал Дениса лишать матери… Я не хочу лишать его семьи.
— Что же ты о семье не подумал, когда зайчику показывал родинки и шрамы? — слабо улыбаюсь.
— Ева…
— Ты за кого меня принимаешь, милый? — в груди клокочет злоба. — За ту, которая стерпит и проглотит? Да, — усмехаюсь, — ты ведь очень любишь, когда глотают, но не в этот раз, дорогой.
