— Ты так и делаешь. Вы обе. Вы единственные, кто скорбит по тому, кого любили. Не имеет значения, каким я его видел. Как страдала моя мама. Ты, должно быть, за эти годы достаточно натерпелась от его дерьма, от его отсутствия и от его отказа публично признать ваши отношения, его собственных детей.
Наконец, ее первая слеза падает.
— Я здесь не для того, чтобы обсуждать это, Джоанна. Все уже в движении. Больше не будет судебных приставов или каких-либо окончательных требований. Вы вольны попытаться перестроить свою жизнь.
Она кивает, хотя глубокая морщина на ее лбу доказывает, что на самом деле ей нелегко принять мои слова.
— А как насчет Джоди?
— Я могу вернуть ей работу, если она этого захочет. Но я ничего не могу поделать с той ложью, которую ты ей наговорила, или с тем, как я причинил ей боль за последние несколько недель. Я могу только надеяться, что однажды, если мне повезет, она найдет способ простить меня.
— Она ушла после того, как я рассказала ей правду, — выпаливает Джоанна.
— Можешь ли ты винить ее? — Спрашиваю я, когда она падает на диван.
— Я никогда по-настоящему не задумывалась об этом раньше, но с тех пор, как Джоди рассказала мне о твоей маме, о том, через что ты прошел, это заставляет меня понять, насколько он был властным. Как он меня околдовал.
— Не кори себя из-за того, что ты больше не можешь изменить, — говорю я ей, чертовски желая последовать собственному совету. — Что сделано, то сделано. Он ушел из всех наших жизней, и хотя я знаю, что ты любила его, я могу заверить тебя, что так твое будущее будет лучше.
Она шмыгает носом, доставая из кармана салфетку.
— Джоди рассказала тебе о Джо?
Она качает головой, но угадывает правильно. — Это был он, не так ли?
— Джо работал на Джонаса, да. Однако не он нажал на спусковой крючок.
Рыдание, которое вырывается из нее, заставляет меня сократить расстояние между нами, и движением, которого я не ожидал, я успокаивающе обнимаю ее за плечи.
— Я сожалею обо всех ваших потерях, я действительно сожалею.
Она кивает, принимая мои слова.
— Джоди одумается. Она любит тебя. Ей просто… ей просто нужно время.
— А как насчет тебя? — спрашивает она, ее печальные глаза находят мои.
Я пожимаю плечами. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы заставить ее поговорить со мной. Но все, что последует за этим, зависит от нее. Она имеет полное право никогда не хотеть видеть меня снова.
Ее глаза сужаются, и она тянется к моей руке, нежно сжимая.
— Не все это было притворством, не так ли?
— Нет, — признаюсь я. — Сначала это было. В ту ночь, когда я встретил ее, все это было подстроено. Но я никогда не мог ожидать, что встречу женщину, с которой собирался встретиться. Она сразила меня наповал.
Джоанна грустно улыбается мне. — Она невероятна.
— Кое в чем мы согласны, — тихо говорю я.
— Она одумается, — обещает она. — Я видела, как загорелись ее глаза, когда она говорила о тебе. Черт возьми, когда она вообще думала о тебе. Если она тебе действительно небезразлична, если она действительно увидела тебя настоящего, влюбилась в тебя настоящего, тогда тебе просто нужно дать ей время.
Я вздыхаю, не уверен, что могу ей поверить. Особенно когда она не знает всего, что произошло.
— Посмотрим.
6
ДЖОДИ
Стон срывается с моих губ, когда за дверью моей комнаты раздаются шаги по полу. Комната, также известная как студия Сары.
Ей требуется еще несколько минут, чтобы появиться, а когда она появляется, у нее хватает ума принести с собой кофе.
— Доброе утро, — поет она, как будто сейчас не хрен знает сколько часов.
— Неужели это время уже пришло? — Я жалуюсь, натягивая одеяло на голову, пока она включает свет.
— Конечно. Проснись и сияй, настал совершенно новый день.
У меня болезненно сжимается грудь. Она может видеть в новом дне новые захватывающие возможности, но все, что я вижу, — это еще один день, потраченный впустую.
Также исполняется неделя с тех пор, как я узнала правду. И мне все еще трудно дышать из-за всей этой лжи и предательства, которые висят вокруг меня, как тяжелая сыпь.
Прошлой ночью кое-что произошло. Когда я, наконец, заползла в постель где-то после полуночи, у меня было множество пропущенных звонков как от мамы, так и от Бри. Их слишком много, чтобы просто умолять меня вернуться домой.
Я не ответила.
В то время как часть меня, возможно, отчаянно хочет знать, есть другая часть, которая этого не делает.
Беспокойство скручивает мои внутренности, интересно, выселили ли маму.
Но потом я вспоминаю ложь. Секреты.
Я должна просто радоваться, что я вдали от всего этого. Не то чтобы я собиралась вечно убегать. Скоро, очень скоро мне придется вернуться в свою жизнь, и мне придется иметь дело со всем этим дерьмом и попытаться найти путь вперед, который не заключается в том, чтобы погрязнуть в жалости к себе в студии моего друга.
Отваживаясь на свет, я высовываю голову из-под простыни и нахожу Сару за ее столом, ожидающую, когда проснется ее компьютер.
— Привет, — прохрипела я.
— Прости, что разбудила тебя так рано после твоей поздней ночи. Но у меня куча работы, и мне нужно подготовиться.
— Тебе не за что извиняться. Я тот, кто стоит у тебя на пути. И мне действительно не следовало так поздно засиживаться за выпивкой с Джесси.
— Он хороший собутыльник.
— Слишком хороший, — бормочу я, более чем осознавая, что мой мозг сейчас кажется на два размера больше для моей головы.
Заставляя себя сесть, я натягиваю одеяло как можно выше, чтобы сохранить тепло, и тянусь за кофе, но как только я это делаю, мой телефон снова загорается.
— Ах, — жалуюсь я, обнаруживая новое сообщение от Бри.
— Что случилось? — Спрашивает Сара, поворачиваясь на стуле.
— Что-то случилось.
— Что-то вроде чего?
— Я не знаю. Прошлой ночью мой телефон взорвался из-за пропущенных звонков. Но давай будем честными, это не может быть ничем хорошим.
— Возможно, — говорит она, пожимая плечами, ее позитивный взгляд на жизнь вызывает у меня желание забраться обратно под простыни и никогда не возвращаться. — Ты никогда не узнаешь, если ни с кем не поговоришь, — говорит она, ее глаза сужаются.
С того момента, как я появилась, она говорит то же самое. Она не верит, что то, что я прячусь в ее доме, приносит мне какую-то пользу. И хотя она, возможно, права, водка, которой Джесси продолжает меня снабжать, определенно имеет значение.
Но по прошествии дней я знаю, что то, что она говорит, правда. Как бы мне ни хотелось избежать реальности всего происходящего, я знаю, что не могу. Особенно сейчас, если что-то случилось.
Если маму выселили, я не могу просто бросить ее. Да, она лгала, но это не все, чем она является. Я не могу допустить, чтобы одна ошибка заслонила ту невероятную работу, которую она проделывала, будучи матерью все эти годы. И, в конце концов, она, вероятно, наименее виновата во всем этом. Джонас был монстром. Если бы он хотел меня спрятать, то я не уверена, что у нее когда-либо хватило бы сил что-либо с этим сделать.
Думаю, я действительно должна быть благодарна за то, что он никогда не относился к нам так, как к Марии и Тоби.
— Я знаю. Я сделаю это, — обещаю я.
***
— Доброе утро, — говорю я больше, чем несколько часов спустя, когда Джесси заходит на кухню в спортивных штанах, засунув руку за пазуху.
Я не могу не покачать головой, когда он хмыкает мне в знак приветствия.
Даже спустя столько времени меня все еще поражает, что именно он украл сердце моей милой, нежной Сары.
Его чернила искажаются и вытягиваются, когда он подходит к кофеварке и, наконец, высвобождает руку. И когда он поворачивается ко мне спиной, я сталкиваюсь лицом к лицу с доказательствами, которые упускала все это время.
На его спине огромная татуировка волка.
