мной так, как бродягой, заблудившейся на улице.
Она окинула меня взглядом, вероятно, отметив отсутствие на теле видимых повреждений.
— Я понимаю, но боюсь, что у него все расписано по минутах. Как уже сказала, я с удовольствием передам сообщение и попросить его перезвонить вам при первой возможности, — она оторвала стикер от блокнота на столе. — Это связано с каким-то светским мероприятием или с какими-то домашними проблемами?
Моя кожа покраснела. Обычно я не люблю проявлять агрессию, но после звонка Коулу я была голодна, устала и раздражена. Потребовалась вся сила воли, чтобы не схватить кофе Марты и не выплеснуть его в ее самодовольное, снисходительное лицо.
— Ничего из этого, — я понизила вежливый тон. — Если Доминик сейчас на встрече, я могу подождать. Предполагаю, что в какой-то момент ему придется пообедать, верно?
Марта поджала губы.
— У него ланч в Le Bernardino. Миссис Дэвенпорт, пожалуйста, я должна попросить Вас…
— Что происходит? — холодный голос прервал ее на полуслове.
Мы обе замерли на долю секунды, прежде чем наши головы повернулись к уже открытой двери кабинета Доминика. Солнце освещало его фигуру, а ширина его плеч заполняла дверной проем, отчего он выглядел еще более внушительным, чем обычно.
В горле у меня пересохло, и кожаный ремень сумки впился в ладонь, прежде чем я с силой ослабила хватку.
— Мистер Дэвенпорт! — Марта вскочила со стула. — Ваш звонок завершился раньше времени. Я только что говорила миссис Дэвенпорт, что вы…
— Повтори это, — Доминик вошел в главный офис. Тени отошли от его тела, обнажив точеные скулы, грозовые глаза и нахмуренный взгляд, который мог бы сдержать самого сатану.
Он не смотрел на меня. Вместо этого он сосредоточил свое внимание на Марте, которая сжалась под его гневом.
— Я сказала, что говорю миссис Дэвенпорт, что…
— Миссис Дэвенпорт, — слова были смертельны в своей тишине. — Моя жена. Если она хочет меня видеть, она меня увидит. Никогда больше не мешай ей сделать это, иначе единственная часть нью-йоркского офиса, которую ты увидишь, — это фасад снаружи, когда я тебя выгоню. Поняла?
Лицо Марты побледнело до состояния мела.
— Да сэр. Я поняла.
Борьба чувства вины с чувством собственного превосходства не прекращалось. В конце концов, последнее победило.
— Это было жестоко, — тихо сказала я, следуя за Домиником в его кабинет.
Он все еще не смотрел на меня.
— Не так жестоко, как она того заслуживала, — вместо того, чтобы сесть, он облокотился на стол, олицетворяя хладнокровную уверенность, но когда его глаза наконец встретились с моими, усталость в них затронула мои сердечные струны, заставив меня сдержать беспокойство.
Это не имеет значения. Это не твоя работа — следить за тем, чтобы он нормально отдыхал.
Взгляд Доминика скользнул по моему лицу, задерживаясь на глазах и рту.
— Ты не высыпаешься.
Моя кожа покраснела.
— Большое спасибо, — думаю, он был не единственным, кто выглядел уставшим.
Я смущенно заправила прядь волос за ухо. Мне не удавалось высыпаться. В свободное от работы время я погрузилась в изучение возможностей открытия магазина Floria Desig, что было моей давней мечтой, а когда я не работала, то мучительно переживала развод. Беспокойство и переутомление — не самое лучшее сочетание для поддержания красоты.
— Ты знаешь, что я имею в виду, — Доминик провел большим пальцем по моей щеке с мучительной нежностью, — спишь или нет, ты всегда прекрасна.
Моя грудь сжалась. Если бы он был таким внимательным, когда наши отношения не были на грани разрушения.
Обычно я получала легкое прикосновение его губ или краткие блаженные мгновения, когда наши тела соединялись посреди ночи, но он не прикасался ко мне так — случайно, знакомо, интимно — целую вечность.
Мне следовало бы отойти и установить между нами столь необходимое расстояние, но я не могла не наклониться к нему. Одна минута. Это все, что мне нужно.
— Я не единственная, кто не спал, — его выдавали темные круги под глазами и бледный цвет лица, но, тем не менее, он был настолько красив, что это причиняло боль.
— Трудно спать, когда твоя жена отказывается отвечать на твои звонки, — тихо сказал он.
Болезненный комок перекрыл доступ кислорода к моим легким. Не позволяй ему добраться до тебя.
Я заставила себя отступить и игнорировать вспышку боли в его глазах.
— Я здесь не для того, чтобы обсуждать наши привычки сна, — сказала я, намеренно пропуская вторую часть его заявления.
Уверенная маска Доминика вернулась на место, стирая любой намек на уязвимость, но его взгляд впился в меня тревожной интимностью.
— Тогда почему ты здесь, amor? — Бархатистое прозвище ласкало мою кожу и вызвало непроизвольную волну ностальгии.
— Не могу поверить, что ты говоришь по-португальски, — я покачала головой, все еще не веря тому, как Доминик разговаривал с моей семьей за ужином на их родном языке. — Когда, черт возьми, ты научился говорить по-португальски?
— Каждую среду вечером я посещал занятия в Институте иностранных языков, — легкая улыбка тронула его губы, когда он сполоснул последнюю тарелку и поставил ее на стойку. Мы предложили помыть посуду, поскольку еду приготовил мой брат, а мама исчезла сразу после десерта со своим очередным бойфрендом. — Закрой рот, amor, а то муха залетит.
— Ты сказал мне, что работаешь по вечерам в среду, — обвинила я.
— Так и было. Я работал над изучением португальского языка, — Доминик пожал плечами, и на его скулах выступил румянец. — Я впервые встречаюсь с твоей семьей. Подумал, что это будет приятно.
Боль развернулась за моей грудной клеткой.
— Тебе не обязательно было этого делать. Они бы любили тебя в любом случае.
Изучение иностранных языков далось Доминику нелегко, но тот факт, что он все равно сделал это, потому что хотел произвести хорошее впечатление на мою семью…
Боль усилилась. Боже, я обожала этого человека.
— Возможно, но я хотел, — лицо Доминика смягчилось. — Faria qualquer coisa por você (прим. Я бы сделаю для тебя все что угодно).
Тяжесть воспоминаний почти раздавила меня, но я сделала болезненный вздох и отбросила их в сторону.
То было тогда. А сейчас было это. Сосредоточься на настоящем моменте.
— Коул сказал мне, что ты отказался подписать бумаги.
Мой комментарий обдал комнату льдом.
Теплота исчезла с его лица, и челюсть
