Быстренько моюсь, собираю волосы в аккуратно-небрежный пучок, наношу на лицо тон, бронзер вместо румян, рисую небольшие стрелки, густо крашу ресницы, касаюсь губ светлым блеском.
Капелька духов, сливовые брюки и черная блузка, мокасины… Я готова.
С колотящимся сердцем прыгаю в машину. Мысленно умоляю, пусть окажется, что Яра не избили в отделении в отместку за коллег, и что сами коллеги серьезно не пострадали.
Параллельно делаю несколько звонков — бужу и собираю команду. Экспертизы, снятия побоев и прочее должны делать свои.
Саня — нервный и заспанный — встречает у отделения.
— С днем рождения, — обнимает и целует в щеку. — Как встретишь, так и проведешь?
Напрягаюсь на секунду, нужную чтоб понять, что Саня говорит о работе.
— Однозначно, — улыбка явно выходит натянутой. — Ну, идем.
У входа напускаю на себя максимально деловой вид и превращаюсь в профи. Ровно до момента, как удовлетворяется мое требование встречи с клиентом.
Он клиент, Кать. И ничего более.
Яр в наручниках. Рубашка в красную и черную клетку порвана на плечах и у воротника. На лице ссадины, будто его приложили об асфальт.
Тяжелый, мутный, пьяный взгляд даже не сразу фокусируется на мне. А когда это происходит, в нем отражается нечто такое, что у меня сжимается сердце. Сладко сжимается и начинает стучать часто-часто.
— Кать…
— Доброе утро, Ярослав.
Охранник снимает наручники и усаживает его на стул. Яр дергает плечом, сбрасывая его руку.
— Оставьте нас, — требую.
Яр открывает рот, но я начинаю первой. Коротко излагаю план, требую делать в точности то, что сказала, и, получив от него неохотное согласие, зову охранника.
К счастью, проблем не возникает. Пострадавшие копы получат солидную компенсацию за моральный ущерб и полную оплату ликвидации физического, который оказывается, к счастью, незначительным в обмен на отсутствие претензий к Барковскому. Их коллеги в свою очередь останутся без претензий от него за нанесение телесных при задержании. И обе стороны минуют просто гигантское количество проблем, которые бы неминуемо возникли, если б не договорились «полюбовно».
На моем телефоне десятки пропущенных. На отписки, что у меня срочное дело, ведется только мама. Игорь и папа упорно обрывают телефон. Остальные-любители поздравлять звонками-тоже трезвонят не переставая. Все как сговорились.
А я не могу отвечать. Я мечусь по городу, созваниваюсь с нужными людьми… Умудряюсь разрулить ситуацию за пятнадцать часов. Это практически рекорд.
И безнадежно опаздываю на собственную вечеринку. Саша тем временем разбирается с прессой.
И вот, в девять вечера Яра отпускают.
Пошатываясь, он выходит из отделения, проходит за ворота. Отыскав взглядом нас, направляется навстречу. Жмет Саше руку.
А я просто поворачиваюсь, чтоб уйти.
— Кать, — горячая ладонь сжимает предплечье, — спасибо тебе! Правда!
— Спасибо?! — ору, оборачиваясь. — Спасибо, да? Ты, долбанный идиот, без прав на полгода останешься, понял?! Я пальцем не пошевелю, чтоб разрулить, а если это сделает Саша, то в жизни больше с ним работать не буду! Ты башкой своей отбитой не понимаешь, что покалечить кого-то мог? Убить? Что сам мог убиться?
На последней фразе голос срывается, а из глаз брызгают слезы. Понимание очевидной вероятности подобного исхода как ножом по сердцу.
Яр пытается меня обнять, а я молочу его кулаками по груди. Тогда он хватает меня на руки, точнее снова перекидывает через плечо и легко несет к машинам. Кровь приливает к лицу, нос безнадежно заложен, а остатки разума маякуют, что на нас смотрят люди и вообще мы все еще возле полицейского участка.
— Поставь меня немедленно!
Яр опускает меня на асфальт. Но не отпускает, привлекает к груди. Меня колотит, а в его руках так тепло…
— Ты знаешь, да? Что тебе можно вот так орать на меня посреди улицы. Только тебе, — хриплым шепотом говорит, гладя по щеке.
— Какая честь, Барковский, — фыркаю, сбрасывая его руки. — И чем только заслужила?
— Тем, что я тебя…
Осекается, глядя мне за спину. Ах, да, про Сашу-то мы позабыли.
— Саша, отвези его домой, — поворачиваюсь к другу. — Пожалуйста, донеси как-нибудь, что надо сидеть тихо и не высовываться хотя бы неделю!
— Я вообще-то рядом нахожусь, — беззлобно ворчит Яр.
— Отлично. Значит, возможно, хоть со второго раза дойдет.
Саша кивает.
— Все, я уехала, — открываю машину.
— Кать, вечеринка…
— Пойму, если вы не придете, Саш. Сама устала, как собака. Но мне там надо быть, и так уже…
— Мы будем.
Не взглянув на Барковского, сажусь в машину и еду домой. На светофоре кидаю взгляд в зеркало на козырьке. Зареванная, уставшая. Вид на все тридцать пять. А поведение на все пятнадцать.
Приходит сообщение в мессенджер.
Jaguar: «Тебе не плевать на меня, Киткат. И черта с два я отступлюсь. С Днем рождения».
Глава 14
Отбрасываю телефон на сиденье. В голове его голосом «Тем, что я тебя…».
Что ты меня, Яр? Хочешь? А может любишь? О, нет, любишь ты только себя.
В моей квартире горит свет. Только бы не Игорь. Только бы не он, ну пожалуйста!
Поднимаюсь на этаж, открываю дверь.
— Ма-а-ма!
Просто не верю своим глазам. Подбегаю к ней и обнимаю. Ее запах и нежные руки напоминают о детстве. Когда можно было забраться к ней на руки, порыдать, и все вселенские беды чудесным образом исчезали.
— Ты приехала!
— Маленькая моя, — заглядывает в лицо. — Ты плакала? Что случилось?
— Мам, на сколько? А Николас?
— На все выходные.
— Ура-а, — хлопаю в ладоши.
Это лучший подарок на День рождения.
— А Николас не смог. Работа, — ведет меня к дивану. — Присядь-ка.
— Извини, пожалуйста, за все это.
— Тебе не за что извиняться, — отмахивается она. — Моя маленькая взрослая доченька.
Звонит ее телефон.
— Да, Олег. Катя дома. Все в порядке. Не знаю. Нет, не нужно. Не знаю. Давай, все.
Сбрасывает вызов и закатывает глаза.
— Я должна позвонить папе. И Игорю. И вообще собираться, я и так ужасно опоздала…
— Ты должна провести этот день так, как хочешь, Кать.
— Мам, там люди. Важные люди, и все они ждут меня. Мне с ними работать, когда папа отойдет от дел.
— Ты же этого никогда не хотела, дочка. Ты любишь вот эти вот все вопросы решать, а не заниматься бизнесом, — не в первый и не в пятый раз начинает мама.
— Буду совмещать, мам, или не буду, как получится. Не забывай, если б не папа, не пришлось бы мне решать вот эти вот все вопросы. Прикопали бы где-то за долги ненаглядного и дело с концом.
— Дочка, неужели ты считаешь себя чем-то обязанной?
— Не считаю. Просто сама этого хочу. Мам, как мне собраться? — паникую.
— А я на что?
Через час мы приезжаем в клуб.
На мне серебристое двухслойное платье — футляр без рукавов. Нижний слой из плотной матовой ткани длиной до колена, а верхний — в мелкую сетку и макси с разрезами по бокам — таинственно мерцает. К этому всему умопомрачительно высокие шпильки. Наверх кожанка, погода, увы, еще далеко не летняя. Но ее я оставляю в машине.
Завитые локонами русые волосы, стильный макияж — все made in мама. Если кто и может превратить чудовище в красавицу за пятнадцать минут, то это она.
Сама мама в черном шелковом комбинезоне с драпировкой, нереально круто сидящем на ее стройной фигуре, и на высоких каблуках. Шоколадного цвета боб небрежно растрепан. Миндалевидные глаза с пушистыми ресницами задорно блестят. Прибавьте к этому острый ум, неиссякаемый оптимизм и огромное доброе сердце, и сразу возникнет вопрос к отцу: как можно было променять эту женщину — настоящую королеву, которая прошла с тобой огонь и воду, с которой ты вырастил дочь, на кого-то вроде Арины? Просто помладше, попокладистей и поглупее?
Этот вопрос я вряд ли перестану когда-то задавать в собственной голове. Но ни за что не задам вслух. Оба моих родителя вполне себе счастливы в их новых жизнях с новыми людьми. Это самое главное. Потому свое детское желание, чтоб мама с папой были вместе, стоит засунуть куда подальше.
