слова, но на долю секунды ее ноздри раздуваются, что всегда выдает ее, и я знаю, что она думает о
Софи и Риче, самой практичной паре в мире?
— Давай, — уговаривает Джен. — Выкладывай, — она смотрит на Софи, а они в ответ смотрят на меня.
— Это не… имею в виду, что это никуда не могло привести. Я просто веду себя глупо, — начинаю я. — Это, эм, Алекс.
— Аааах, — говорят они и обмениваются еще одним взглядом.
— Что вы имеете в виду под аааах? — я беру чашку с горячим шоколадом обеими руками, держа ее перед собой, словно защищаясь.
— О, просто Алекс… как насчет нового соседа по дому, о котором ты случайно упоминала примерно пятнадцать раз в день на прошлой неделе? — брови Софи приподнимаются, и она фыркает от смеха.
— Нет, — говорит Джен с абсолютно невозмутимым лицом. — Это скорее Алекс, как парень, который учится на медбрата и не такой уж удивительный, потому что он отказался быть юристом, чтобы заниматься чем-то действительно важным…
— Заткнитесь, вы обе, — я чувствую, как мои щеки розовеют, и прижимаю к ним ладони, так что мое лицо становится совсем сморщенным, и я скорчиваю им глупую рыбью рожу, чтобы рассмешить их и скрыть свой румянец. Чувствую себя так, словно мне снова около четырнадцати.
— Да, мы все гадали, сколько времени пройдет, прежде чем ты реально признаешься нам, что по уши влюблена в него. Я имею в виду, что это было довольно очевидно. Но… — Джен делает паузу, чтобы подозвать официанта, прежде чем спросить: — как это согласуется с правилом Бекки «никаких отношений в доме»?
— Почти уверена, что это не подлежит исполнению, — говорит Софи, нахмурив брови. Она сторонница правил, предписаний и прочего. Она достает телефон.
— Не гугли об этом, — предупреждающе говорю я, и она кладет свой мобильный обратно на стол, скорчив гримасу, потому что я поймала ее. — Бекки совершенно права. Это никогда бы не сработало. К тому же я перехожу на новую работу, и у меня впереди совершенно новая жизнь.
— Ага, и великолепные мужчины, которые носят форму медбратьев и появляются в твоей жизни совершенно неожиданно, в Лондоне — хоть отбавляй, — говорит Софи.
— Именно, — Джен серьезно кивает. — Вот почему я одинока уже чертову вечность, и почему у тебя не было секса со времен Грустного Мэтью.
— Не начинай, — говорю я, закрывая лицо руками. У меня был случайный роман на одну ночь с Мэтью-из-школы после того, как мы с Нилом расстались, и каждый раз, когда он злился, то отправлял длинные пьяные сообщения, в которых говорил мне, что, по его мнению, мы идеальная пара, и что еще не слишком поздно. В конце концов, я заблокировала его, чувствуя себя виноватой лишь на пять процентов. Остальная часть меня была безумно счастлива избавиться от него.
— В любом случае. Ты не можешь позволить ему просто ускользнуть у тебя из рук, — Джен поднимает глаза на официанта и просит принести еще выпивки и тарелку чипсов. Сейчас половина одиннадцатого утра, и мой желудок сжимается от ужаса при этой мысли.
— Вряд ли он ускользнет у меня из рук. Он спит в соседней комнате.
— А Бекки на втором этаже. Она никогда не узнает, — говорит Джен, шевеля бровями. — Ты можешь просто прокрасться в его комнату после наступления темноты. Это довольно романтично.
— Или жутковато, — сказала Софи, скорчив гримасу. — Честно говоря, уверена, что с Бекки все будет в порядке. Может быть, когда она сказала «никаких пар», она, вероятно, имела в виду, что в квартиру не въезжают пары, а не то, что вы все должны были дать обет целомудрия, когда подписывали договор аренды.
Я скорчила гримасу. Думаю, Бекки была чертовски недвусмысленна по этому поводу:
— Я думаю, это, наверное, к лучшему. Мне кажется, что соблюдать обет целомудрия с ним в соседней комнате было бы практически невозможно.
Я думаю об Алексе, тянущемся за чем-то из шкафа, и о виде его обнаженной кожи под футболкой, и о том, что я чувствовала, когда стояла рядом с ним, мои руки покрылись гусиной кожей, и я слегка задрожала от предвкушения. Может быть, когда я вернусь, лучшим, что смогу сделать, будет просто высказать это открыто. Пригласить его куда-нибудь выпить. Нет ничего плохого в том, чтобы пригласить кого-нибудь выпить, не так ли? И если это приведет к чему-то еще, что ж…
Джесс
3 января, Лондон
Думаю, существует большая вероятность того, что мое тело будет согнуто в этом положении навсегда. Мы провели в автобусе двадцать один час, и я не могу вспомнить, кто я такая. Когда встаю, то все болит. Я приняла таблетку от тошноты в дороге и спала так долго, что мне приходится считать по пальцам, чтобы понять, какой сегодня день. Автовокзал Виктория в полшестого утра выглядит ничуть не более гламурно, чем в середине дня — на самом деле, без людей он, вероятно, выглядит еще хуже. Здесь пахнет холодом, сыростью и серостью, но внутри я чувствую легкое волнение от того, что я вернулась домой, что Лондон, город, который я всегда любила, является моим домом.
Я сделала то, что казалось мне самым страшным в моей карьере, когда была в полной безопасности. Мой желудок сжимается, когда думаю об этом и обо всем, что может пойти не так. Это немного странный скачок от управления маркетинговой компанией к работе операционным менеджером в издательстве, где я буду отвечать за то, чтобы книги проходили путь от готовых рукописей до продуктов на полках. Если быть до конца честной, все еще странно думать о книгах как о продуктах. Я смотрю на плакаты на автобусных станциях — половина из них посвящена книгам. Кто-то вроде меня помог этому произойти. Похоже на огромную, довольно пугающую ответственность. Я сглатываю и поворачиваюсь обратно к девушкам, которые раскладывают свои сумки.
— Я хочу знать все подробности о том, что произойдет, когда ты вернешься, — говорит Джен, обнимая меня на прощание, прежде чем сесть в «Убер».
— Придешь на ужин в следующую пятницу? — Софи целует меня в щеку. Рич ждет у дороги, чтобы отвезти ее домой. Встать в пять утра, чтобы забрать ее с автобуса — это самая Ричевская вещь, которую он мог сделать. — Уверена, что тебя не надо подвезти?
Я качаю головой. Через десять минут отправляется ранний утренний автобус, и я хочу постоять, пока жду, размять ноги и подумать о том, что собираюсь делать, когда вернусь домой. А потом я сияю от
