вместе. Правую ногу вперед, левую в сторону, вместе. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз танцевал вальс, но это стало для меня второй натурой, как езда на велосипеде. Продолжаю считать, пока мы не находим ритм.
Брови Лорен удивленно приподнимаются, когда мы огибаем кухонный остров:
— Ты действительно хорош, намного лучше, чем парни, с которыми я танцевала. Ты танцевал котильон, когда был в моем возрасте?
Я улыбаюсь:
— Нет. Моя мама научила меня танцевать.
— Хм.
Мы продолжаем двигаться медленно. Движения Лорен роботизированные и напряженные, как будто она не вполне доверяет мне вести ее.
— Мама подумала, что мне важно уметь танцевать, даже если я не смогу танцевать котильон. Расслабь плечи и позволь мне вести. Ты борешься со мной.
Она смеется и смотрит вниз на свои ноги, как будто это самая неприятная часть тела:
— Правда?
Я крепче сжимаю ее правую руку:
— Да. Расслабься.
Без сомнения, половина ее проблемы заключается в том, что парни, с которыми она танцует, сами ужасные танцоры. Она была вынуждена научиться вести, потому что они с треском провалились в этом.
Она делает глубокий вдох, и напряжение в ее плечах постепенно спадает.
Мы продолжаем двигаться, еще несколько раз повторяя движения, а затем Лорен неуверенно улыбается:
— Лучше?
— Немного. Знаешь, я почти испытываю искушение научить тебя вести и позволить тебе взять все под контроль во время репетиции котильона.
Она смеется, и в этом звуке звучит чистая невинность:
— Не думаю, что Престону это понравится.
Кого волнует, что думает Престон? Я и забыл, как много внимания подростки уделяют мнению окружающих.
— Тебе бы это понравилось, когда ты был 17-летним? — продолжает она. — Если бы девушка умела вести?
Мне хочется рассмеяться над ее вопросом. Когда мне было 17, мои школьные танцы были похожи не столько на вальс, сколько на секс в одежде. Девушки, с которыми я встречался, не носили пышных платьев и туфель на каблуках.
Жизнь, которую я прожил, научила меня быть лидером. Рано или поздно ей тоже придется научиться быть такой. Ей нужно стать жестче. Самый трудный урок для большинства детей ее возраста — не позволять говнюкам с «острова Сент-Томаса» (или откуда бы то ни было) диктовать свое счастье. Я говорю ей, что в те времена меня бы впечатлило, если бы девушка умела танцевать, если бы она была уверенной и смелой.
Она загорается от моей поддержки и вскоре расслабляет свои ноги и двигается с вновь обретенной свободой. Мы кружим по кухне ее родителей, пока она не начинает улыбаться и смеяться, оставляя позади все следы своего плохого дня.
Мне трудно отстраниться, когда я вижу, что у нее получается. Моим первоначальным намерением было помочь ей почувствовать себя лучше, но танцы пошли и мне на пользу. Давненько я не давал себе волю.
Ее щеки раскраснелись, к тому моменту, как мы закончили танцевать, и я отпускаю ее руку. Лорен склоняется в преувеличенном реверансе. А я отвешиваю легкий поклон.
— Чувствуешь себя лучше? — спрашиваю я с нежной улыбкой.
Она с энтузиазмом кивает:
— Да! Спасибо! — затем ее взгляд встречается с моим. — Я серьезно.
Я отмахиваюсь от этого, как от пустяка, но на самом деле это не так.
Она наливает немного воды и протягивает мне. Выпиваю все в несколько глотков и уже собираюсь уходить, когда она говорит.
— Мне было интересно… если ты не танцевал котильон и тебе не нужно было ходить на такие танцы, почему твоя мама считала, что для тебя важно уметь танцевать вальс?
— Она просто так считала. Манеры, этикет, танец — все это много значило для нее, поэтому она настояла на том, чтобы научить меня.
Я ставлю свою чашку в раковину и оборачиваюсь, чтобы увидеть, как она прикусывает нижнюю губу:
— Мой отец на днях упоминал, что вы… ну, Фортье раньше владели домом через дорогу.
Я понимаю, на что она намекает.
— Да, моя семья владела им.
— Но больше нет?
— Нет. Мой дедушка продал дом.
Она хмурится:
— Это было глупо с его стороны. Мои родители говорят, что в этом районе действительно трудно купить недвижимость. Если бы он сохранил его…
— Это был не совсем его выбор, — говорю я язвительным тоном.
— Ой.
Отвожу взгляд, раздраженный тем, что мне приходится объяснять это ей, девочке, родившейся с серебряной ложкой во рту, и все потому, что ее дедушка лучше обращался с деньгами.
— В любом случае хорошо, что твоя мама научила тебя этому. Даже если ты не вырос в обществе Нового Орлеана, мой папа говорит, что имя Фортье все еще имеет вес, и… ну, он думает, что ты можешь вернуть все обратно, если будешь достаточно усердно работать.
У меня дежавю. Все потому, что, хоть я и слышал эти слова раньше, они никогда не исходили от Лорен. Это вбивалось в меня на протяжении всего моего детства. Моя мама накрывала стол в нашем трейлере двойной ширины с матерчатыми салфетками и тремя видами вилок. Она учила меня манерам поведения за столом и вдолбила их в меня настолько, что я мог сесть за стол в Букингемском дворце и не вспотеть. Меня с отличием зачисляли во все классы, которые были в моей школе, учили, что образование превыше всего, но не для того, чтобы получать удовольствие от учебы. Нет, это было ради того, чтобы вооружить инструментами, необходимыми для восхождения по социальной лестнице.
Лорен
Это несправедливо. Мы с Роуз одного возраста, так что наши тела должны выглядеть более или менее похожими, верно? В реальности, скажем так, Роуз могла бы зайти в Victoria's Secret, и продавщицы показали бы ей кружевные бюстгальтеры, которые, как по волшебству, приподнимают грудь. А я? Они попросили бы охранника отвести несовершеннолетнюю без сопровождения в магазин Disney, расположенный в другом конце торгового центра.
Это просто смешно.
С таким же успехом с моей плоской грудью и угловатыми коленками я могла бы быть мальчиком-подростком. Буквально на днях Джули Робишо попыталась сделать мне комплимент за то, что у меня длинные ноги: «…как у модели или как у курицы». Добавьте это к списку моих неуверенностей.
Может быть, было бы лучше больше не дружить с Роуз. В данный момент она стоит перед моим зеркалом в полный рост, поправляя бикини, чтобы оно прикрывало все, что нельзя показывать, и лишь слегка приоткрывало то, что показать стоит. Ее темные волосы, шелковистые и гладкие, собраны в спортивный конский хвост. Я трогаю пальцем один из своих
