плеча.
— И советую вести себя разумно! Вы уже ничего не измените. Но можете сделать наше общение приятным, максимально смягчив условия вашего пребывания здесь, и последствия нашего сотрудничества. Все подробности позже. Я итак сказал слишком многое, из моей симпатии к вам.
Он демонстративно отворачивается и замолкает.
Я перевариваю услышанное, и в голове моей почему-то без конца прокручивается это его «последствия нашего сотрудничества». Какого сотрудничества? У нас что, правда есть шанс выбраться отсюда?!
— Что он сказал? — шипит сестра, вцепляясь двумя руками в мой локоть.
— Все хорошо, — бесцветно, с трудом произношу я, понимая, что, на самом деле, ни хрена не хорошо, — Кать. Будь сильной. Тебе-то точно ничего не грозит!
— А тебе?
Нет сил отвечать.
Моя догадка оказывается верна — на каком-то этапе пути нам закрыли лица черными платками, и привезли в некий дом на окраине.
Вокруг уже была темень, поэтому осматриваться не было смысла. И вот мы уже сидим за одним столом перед женщиной, которая вполне доброжелательно ведёт со мной диалог.
Возможно, они посчитали, что женщина больше расположит меня к себе. Мужчины, захватившие нас, тоже здесь. Все, кроме Томпсона, которого куда-то удаляют. Я наотрез отказалась отпустить Катю от себя «отдохнуть в сопровождении медсестры». Передо мной ставят стакан воды и вводят в курс дела.
Их схема достаточно проста.
— У нас для вас есть две новости — хорошая и плохая. С какой начать? — подчеркнуто приветливо интересуется женщина.
Я смотрю на нее с плохо скрытой ненавистью. Она ведь тоже чья-то дочь, возможно мать, возможно сестра… мысленно одергиваю себя! Рвать душу подобными размышлениями сейчас бессмысленно.
— Говорите уже! — отрывисто бросаю.
— Видите ли, вы — молодая здоровая женщина, мы ознакомлены с результатами всех ваших анализов. И вы можете помочь спасти чью-то жизнь! Конечно, мы обследуем вас повторно в нашей лаборатории, прежде чем… Если все будет в порядке, то вы сделаете по-настоящему благое дело.
— Какое дело?
— Мы хотим изъять одну вашу почку для ожидающего спасения больного человека. К сожалению, вы не подходите как донор для вашей сестры, и сами знаете об этом. Операция абсолютно безопасна для вас. С оставшейся здоровой почкой вы прекрасно будете жить, — она объясняет мне обстоятельно и подробно как слабоумной, — и теперь хорошие новости! У нас замечательная закрытая больница, врачи, полная конфиденциальность. Никто ничего не узнает. Вы будете жить с сестрой в хороших условиях, в специальной палате, только вдвоем. Ее безопасность теперь полностью зависит от вашего правильного поведения! Мне жаль, но ей мы помочь не в силах. Наша задача — забота об американцах. Позже, когда вы окрепнете, мы отпустим вас, приобретем вам с сестрой билеты обратно и сопроводим в аэропорт.
Молчу, глубоко шокированная услышанным. Она продолжает:
— О сестре можете не беспокоиться! Питание, проживание, медикаментозная поддержка на все время пребывания, диализ в случае необходимости — всем этим мы ее обеспечим.
— Кто это, мы? — уточняю. Во рту неприятно пересыхает от того, что я спрошу следующим, — я могу отказаться?!
— К сожалению, нет, — скорбно кивает женщина, — а мы — это очень серьёзная организация. Пусть и не совсем легальная.
— Не совсем?!
— Но, — подчеркивает, — всячески поддерживаемая на самом высоком уровне некоторыми… гм… госчиновниками высшего звена! Будьте уверены, что нам ничего не грозит. Вы ничего не докажете, даже если захотите пожаловаться кому-то. Официально мы международная благотворительная организация с хорошей репутацией, а что касается вас, то вы подписали договор с нами о предоставлении бесплатной консультации и, по возможности, некоторых гуманитарных медикаментов в Украине и США. И только!
На какое-то время я просто теряю дар речи. Меня планируют сделать донором против моей воли!
— Кроме того, здесь вы с сестрой просто туристы. Еще раз, уверяю, юридически мы абсолютно чисты, — она усмехается. Мужчины, если их можно так назвать, одобрительно помалкивают, — наша организация ворочает миллионами! Вы — букашка против нашей системы. Раздавим и не заметим. Итак, будем считать, что вы предупреждены.
Повисает зловещее молчание.
— Теперь ваша жизнь и жизнь вашей сестры зависят только от вас! Ведите себя разумно. И мы сделаем ваше пребывание здесь более чем приемлемым…
— Вы не благотворительная организация, вы — бандиты! — перебиваю я ее резко и отрывисто. От истерики, от крика, от того, чтобы не врезать ей по этой ехидной самодовольной физиономии меня удерживает сейчас только присутствие сестры, — вы просто уроды… Своей почкой поделиться не хочешь?! Благотворительница…
Не выдержав, я вскакиваю с места, сжимая кулаки, тяжело дыша. И все вокруг нас вдруг приходит в движение.
Катю выводят, меня хватают за руки, а я бьюсь среди них как птица в клетке и дерусь как могу, ногами, руками, выкрикивая пустые угрозы, пока они не скручивают меня силой. Проваливаюсь как в небытие, медленно.
Равнодушно наблюдая, словно в замедленной съемке, как кто-то оголяет мое предплечье, делает укол. Тьма окутывает меня своим черным покрывалом со всех сторон сразу, и я бессильной куклой повисаю на чьих-то руках…
Пятнадцать лет назад
Иду не спеша, с ровной спиной, но легкой дрожью в коленках. Считаю про себя лавочки. До последнего я не знала, приду ли сюда! Он и притягивает, и пугает меня. Странный тип.
Между лавочками довольно много пространства… Терзаюсь мыслью, что зря напялила это светлое платье. Надо было просто надеть джинсы и толстовку, и все. А теперь он ещё подумает, что я хочу ему понравиться! Платье самое обычное, и длина чуть выше колена, но тут все так демократично одеваются. На девочках сплошь джинсы и бесформенный верх. Буду белой вороной.
В тот момент, когда думаю, что повернуть назад еще не поздно, замечаю, что кто-то машет мне с девятой по счету лавочки. Значит, не пошутил? А если бы она была занята, маячил бы рядом?
С этими мыслями, степенно подхожу. Думаю, махнуть ли рукой в ответ? Сердце начинает бешено колотиться, когда вижу широкую улыбку того самого парня.
Я не дохожу буквально двух шагов до лавочки, как он галантно поднимается мне навстречу.
— Привет, — говорит мягко, непринужденно, как будто это далеко не первое наше свидание.
— Привет, — настороженно отвечаю.
— Шикарно выглядишь, — замечает небрежно, а я краснею, — присаживайся, прошу.
Он разговаривает так, будто мы не на обшарпанном куске набережной возле лавочки, а в каком-нибудь изысканном ресторане. Невольно хмыкаю, улыбаясь.
— Вы так любезны, — отвечаю ему, и вся моя робость волшебным образом вдруг куда-то исчезает. Бросаю взгляд на его одежду: джинсы, белая футболка, — вау! Твоя футболка прямо под цвет моего платья.
Плюхаюсь на лавку, кокетливо
