голос как у Зыкиной, большие руки, сильные и теплые, с кокетливо выкрашенными ноготочками на массивных пальцах. Большие сиськи, живот и попа. И нога 42 размера. И малюсенькие колечки на пальчиках. Девочка, ей-богу. Ей бы еще бантики в густые черные кудри.
Стоит ли говорить, что Таньку обожали все. Характер — золото. До чего легкий и непосредственный человек, не передать. Мужья, любовники в очереди стояли и не ссорились, Таньки хватало всем. А она их подбирала как бездомных собак, всех отогревала, на руках носила и сама же бросала, плача и стеная, ради нового кавалера. Каждый раз — любовь. Каждый раз — мексиканские страсти. И все бывшие никуда не деваются, бегают как привороженные, Танечке в зубах носят, кто картошки домашней, кто запчасти для ее старой Мазды, кто прокладку для смесителя. Такая большая дружная семья. Странно что с такими страстями только одного сына родила. Хотела еще, но бог не дал почему-то. И неудивительно, что сын получился в мать, двухметровый красавец, офицер-моряк, вечно в рейсах по заграницам, а в перерывах к матери с мешком подарков.
И вот эта гора открыла мне дверь и сконфуженно потупилась.
— Где эта змея? — прошипела я. — Лучше пусть сама выйдет, пока я тут не покрушила все к чертовой матери!
— Да погоди ты! — Танька положила мне руку на плечо. — Тут такое…
Я моментально остыла. В голове пронеслись картинки, что Машка при смерти, как Дездемона, на алтаре, обложенная белыми цветами, а я безутешно рыдаю и сокрушаюсь, что не успела ее убить прежде, чем это сделал кто-то другой.
— Ее Толик бросил! — горячо зашептала Танька мне в ухо. — Подумал, что она с соседом крутит. Застукал их, говорит.
Я оперлась на стену, чтобы не грохнуться навзничь.
— С каким соседом? С Сергеем? Да ты что! Как это она?! Я обязана все узнать!
И, отпихнув Таньку, ринулась в комнату.
Опухшая Машка сидела на стуле в гостиной и выла. На лице кроме мокрых глаз-щелочек, красного носа и перекошенного рта, обнаружился еще солидный бланш на пол-щеки.
— Охренеть! — выдохнула я. — Вот это кино. Ну-ка рассказывай!
— Да чего рассказывать! — завопила она. — Я тебя хотела пристроить, дуру! Я к нему и так, и сяк! Дырку проковыряла в стене! Подслушивала через стакан! Расхваливала тебя ему при встрече! Пирожками угостила! А он мутный какой-то, блеет как баран, и шарахается! А вчера хотела ему подтопить стенку, как будто это у тебя протекла труба, чтобы пошел чинить и задержался! А Толя увидел!
Она всхлипнула и потрогала синяк.
— Конечно, не поверил. Решил, что я сама к нему клеюсь! Вот, собрал вещи и ушел!
— Твою мать, Маша, тебе сколько лет? Когда ты уже поумнеешь? — уже беззлобно посетовала я. — Ну ничему жизнь тебя не учит! Что теперь делать-то, стратег? Везде обосралась, по всем фронтам!
— Не зна-а-а-ю! — зарыдала она снова.
— Зато я знаю! — закатывая рукава, грозно сказала Танька.
Глава 7 Неслучайности случайны
«Чтооо стоишь качаясь тооонкая рябина…» — выводили мы на четыре голоса. В нас плескалось две бутылки коньяка, бутерброды, маслины, мандарины и принесенный Сергеем домашний холодец.
Так, с самого начала.
Когда никто не знает, что делать, Танька всегда знает: надо выпить. Безотказно срабатывает.
Я сгоняла в магазин, купила две бутылки (опытная!), и вскоре мы уже распевались на три голоса. Опять же, Таньке пришла в голову светлая мысль, раз уж Сергей ничей любовник, следует позвать его тоже.
Вторую бутылку распили уже на четверых.
Как-то так хорошо зашло, что после песен начались танцы, потом боролись на руках, потом откуда-то взялась еще бутылка, потом я упала, и еще кто-то упал, все ржали, я начала изображать нижний брейк, как мне казалось, очень талантливо и похоже. Отрывочно помню, как Танька полезла танцевать канкан на столе и как потом мы собирали обломки стола и курили. Стоп! Я же не курю!!!
Кажется, я сломала ребро. И лодыжку.
Глаза открывать я боялась, наслаждалась колокольным звоном в пустой голове, и мельканием воображаемого вентилятора под закрытыми веками. Потихоньку пошевелила пальцами рук, ног, потом дернула головой. Шею заклинило. Проблема.
Постепенно из общей боли выделилось несколько основных подвидов. Ребро, коленка, голова, лодыжка, задница. Я сделала усилие и открыла глаза.
Кровать не моя. Потолок не мой. Холодно. Укрылась, потянув одеяло с лежащего рядом Сергея. Прикрыла голую грудь.
«Учкудууук, три колодца!» — запел внутренний голос. Неудивительно, с такой пустыней во рту.
Охнув, села. Оперлась на здоровую руку. Тоскливо констатировала, что Сергей тоже гол как сокол. В смысле, без одежды. Каковая, кстати, была аккуратно сложена на стульчике у кровати. А вот моя…
Лифчик висел на люстре. Штаны — на подоконнике, толстовка на телевизоре. Носки в разных комнатах. Трусы под столом.
Я все собрала как ягодки в лесу. Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью примечаю, четвертая мерещится. За трусами полезла с кучей своей одежды в руках.
Щелк!
Сергей проснулся от моих всхлипов. Не понял, полежал прислушиваясь. Встал, оделся и пошел искать источник звука. Нашел.
— Простите! — хлюпала я. — Я нечаянно! Случайно! Меня заклинило!
Он наконец сообразил что происходит, одним движением убрал стол и застыл, прикидывая, как меня поднять — я ведь вся неодетая. Я уже отпустила ситуацию, позволив фатуму продолжить издеваться надо мной.
Ему пришлось меня одевать, как маленькую, включая нижнее белье. Я при этом еще и сильно ему мешала, хватала за руки и порывалась встать.
Потом он напоил меня водой, сгонял ко мне домой за моим телефоном, пальто, сапогами. Закрыл наконец квартиру хоть. Хорошо, что я ночью даже и не вспомнила, что она стоит открытая. Силой своей тревожности я бы притянула всю криминальную общину квартала в свои незапертые хоромы и меня бы обнесли подчистую. Второй раз. Хотя, диван бы не взяли все равно. Да и остальной хлам кому нафиг нужен? Даже тумбочка.
На руках он отнес меня в свою машину, молча повез куда-то (я искренне надеялась, что в овраг на съедение волкам, потому что жить в таком конфузе мне не хотелось вовсе).
Оказалось, не в овраг, а к знакомому массажисту.
Ой! Ай! Хрусть! Хрррым!
Я почувствовала себя куском мяса в руках опытного повара. Меня сложили пополам, развернули, вытянули, скрутили как простыню после стирки, выжали, дернули, похлопали и помяли.
И на меня навалилось такое блаженство, что и не описать. Жизнь вернулась во все мои клеточки, забурлила в каждом суставчике, мне стало восемнадцать лет, я только проснулась, потянулась и поняла, что счастлива.
