Мои легкие только что выплюнули небольшое количество мокроты с явными прожилками алой крови.
Глаза тут же встречаются с взволнованным взглядом Карен, и в этот момент легкие начинают гореть, провоцируя все новые и новые приступы кашля.
— Она вся горит! — кричит девушка где-то на задворках моего сознания. — Нужно звонить в скорую!…
Мое изможденное тело полностью отключается и последнее, что я вижу — две свинцовые тучи, направленные в мою сторону. В меру спокойные, в меру напряженные и взволнованные.
***
Я не знаю сколько проходит дней, ночей, часов или, может быть, даже недель, пока я провожу время в лихорадочном, предобморочном состоянии, толком не осознавая, где сейчас нахожусь и что вокруг меня происходит. Больше не существует дня или ночи, я лишь время от времени открываю глаза, улавливая знакомые очертания Карен и сосредоточенный взгляд Адриана. Все, что я чувствую — пронзительная головная боль, жар по всему телу и ужасающий, разрывающий тело на части кашель, приступы которого мгновенно одолевают меня с каждым новым вдохом.
Пару раз, на задворках сознания, я ощущаю, как протыкают вену иголкой, но эта боль кажется настолько незначительной по сравнению с острой болью в легких, что иногда кажется, будто мне все это причудилось. Порою я слышу неразборчивую незнакомую речь мужчины, за ней тут же следует твердый ответ Адриана и после этого мою вену вновь пронзает неприятный укол с неизвестным содержимым.
Но пару раз мне становится легче, я прихожу в себя и, всем телом опираясь на Карен, пытаюсь дойти до туалета, руками облокачиваясь об холодные стены, и в полуобморочном состоянии я даже не в силах рассмотреть помещение, в котором нахожусь. Несколько раз она пытается впихнуть в меня какую-то еду, но я лишь морщусь, обессиленно падая на кровать, отворачиваясь в сторону стены.
Я много пью. Изможденный интоксикацией организм требует много воды и с каждым разом я осушаю все больший объем бутылок, который мне предлагают.
Время от времени я просыпаюсь среди ночи, толком не осознавая, где сейчас нахожусь и обнаруживаю перед собой мирно спящую Карен. Она устроилась на неудобном твердом стуле и всем телом навалилась на обыкновенный письменный стол, руками подпирая голову. Один раз среди ночи я с удивлением застаю перед собой Алекса, усердно что-то печатающего в своем телефоне. Он также, как и Карен, одним локтем упирается об письменный стол, вальяжно распластавшись на стуле, свободно вытягивая ноги вперед. И я вновь проваливаюсь в сон, наблюдая как тусклый экран телефона едва освещает его лицо, озаряя карие глаза.
Не знаю сколько проходит времени, я уже давно потеряла счет дням, но в какой-то момент я разлепляю веки, сталкиваясь с кромешной темнотой один на один.
Натягиваю одеяло на себя и осознаю, что меня начинает знобить. Челюсть дрожит, ледяные конечности начинает нервно потряхивать, и со временем все тело дрожит так, словно я лежу на плавающем куске деревянной обшивки посреди Атлантического океана, как главная героиня популярного фильма девяностых.
Сворачиваясь в позу дрожащего эмбриона, я вдруг осознаю, что на меня направлен чей-то внимательный взгляд. Пару раз моргаю и в темноте обнаруживаю четкое очертание мужского силуэта: плечи напряжены, голова слегка опущена на бок, словно изучая меня, руки спрятаны в карманах темных брюк, на теле сидит идеально отглаженная светлая рубашка. Он делает шаг вперед и тусклый свет уличных фонарей освещает знакомые очертания его лица. Мой взгляд сразу же ловит небрежно уложенную копну светлых волос, и несколько раз я моргаю, чтобы удостовериться в том, что это не сон и он не исчезнет через секунду у меня на глазах.
Но он не исчезает.
Непроницаемое выражение лица Кристиана продолжает маячить передо мной, напряженный взгляд голубых глаз изучает болезненное лицо, но сознание слишком затуманено, чтобы доверять всему тому, что я сейчас вижу. Я не знаю, радоваться сейчас, плакать, смеяться или злиться, я не понимаю, где я сейчас нахожусь — в реальности или же мое болезненное сознание решило поиздеваться надо мной…
Стараясь никак не реагировать на неожиданное и невозможное появление Кристиана — я мысленно успокаиваюсь и крепко зажмуриваю глаза, всеми силами пытаясь угомонить нервную дрожь во всем теле.
***
Я прихожу в сознание и обнаруживаю Адриана, снующего по комнате туда-сюда, со свойственной ему манерой скрещивать руки на груди с напряженным взглядом, направленным куда-то вдаль. В какой-то момент он останавливается, не замечая моего пробуждения, и я пользуюсь моментом понаблюдать, как солнечные лучи, проникающие через окно комнаты, освещают его стальное выражение лица. Он слегка сощуривает веки от яркого света, и я рассматриваю едва заметные морщинки «радости» вокруг его глаз, а озорные переливающие лучики солнца бегают по взъерошенным каштановым волосам. Мой взгляд опускается на едва заметную татуировку в виде католического перевернутого креста, руки, скрещенные на груди, и задерживается на оголенных бицепсах. Я молча продолжаю рассматривать его черную свободную футболку, пока предательский кашель не заставляет меня согнуться пополам, выплевывая содержимое нездоровых легких.
— Эй, — тихо проговаривает он и мигом бросается в мою сторону, опускаясь на корточки, чтобы взглянуть мне в глаза. — Тебе нельзя вставать.
Я терпеливо жду, пока дыхание восстановится после очередного приступа кашля и сглатываю большое количество слюны, ощущая неприятный комок слизи в горле.
— Что… что произошло? — впервые за несколько дней я слышу свой сиплый голос.
Поднимаю взгляд на Адриана, на мой вопрос он лишь плотно смыкает губы, опуская взгляд предгрозовых туч в ноги. Пару секунд он молчит, будто стараясь удержать в себе какую-то важную информацию, и мои плечи медленно напрягаются.
— У тебя пневмония, — заключает он, наконец, решаясь взглянуть мне в глаза. — Скорее всего, ты подцепила ее в госпитале из-за ослабленного иммунитета, но это уже не важно. Я нашел отличного доктора, сейчас он полностью контролирует твое состояние и колет курс антибиотиков.
Я догадывалась о своем состоянии, но ближайшие пару дней мне было не до всего. Лихорадка, головная боль, отдышка, слабость и невыносимая боль в легких не оставляли мне ни единого шанса на постановку собственного диагноза.
— Пить, — слабо проговариваю я, ощущая невероятную сухость во рту.
Адриан захватывает пару небольших бутылок со стола, открывает одну из них и протягивает ее мне, пока я медленно усаживаюсь на кровати, свешивая ноги вниз. Минута, и я до последней капли осушаю содержимое бутылки, высасывая из нее весь воздух, пока в ней не остается ни единого намека на какую-либо жидкость. Пластик противно щелкает, когда я отпускаю бутылку и тут же с жадностью принимаюсь осушать новую.
Все это время парень пускает на меня странные взгляды, граничащие с жалостью, и у меня, складывается четкое ощущение того, что прямо сейчас я нахожусь в роли спасенного бездомного котенка, которого бросили не только безответственные люди, но и собственная мать. И я не понимаю, связано ли это с моей внезапной и незапланированной болезнью или с чем-то еще, ведь я еще никогда не видела герцога Шлезвига таким… обеспокоенным и покладистым?..
Осушая вторую бутылку подряд, я бросаю на него вопросительный взгляд, надеясь хоть на какое-то объяснение происходящего, но в ответ он лишь встает на ноги и нервно проводит рукой по волосам, взъерошивая каштановые кончики.
Я ощущаю, как в одном из легких резко начинает печь и сгибаюсь пополам от очередного приступа кашля, во время которого у меня даже не получается сделать обычный вдох. От сильного напряжения голова начинает раскалываться пополам, напоминая о своем существовании.
— Через пару дней тебе станет намного легче, — бросает он через плечо, словно избегая моего взгляда. — Температура еще держится, а значит, тебе стоит отдохнуть.
На этих словах он покидает комнату, прикрывая за собой межкомнатную дверь из светлого дерева, а я только сейчас принимаюсь разглядывать помещение, в котором находилась в бессознательном состоянии все эти дни.
