— Я тебя когда-нибудь убью, — чувствуя, что сердце выбивает частую дробь, Надежда поднялась с табуретки, и вдруг лицо её побледнело. — Во сколько он обещался прийти, в пять?
— Ну да, в пять, или что-то около этого…
— Вот это номер… — колени Надежды ослабели, и она была вынуждена опуститься на стул.
— Ты чего? — Инуся беспокойно заёрзала на табуретке.
— К пяти должен вернуться Семён, — расстроенно проговорила Надежда. — Ты представляешь, что будет? Как я это переживу?
— Хо-хо… — Инка несколько раз растерянно моргнула, но потом вдруг на её лице появилась улыбка. — Знаешь что, подружка, не грузись, переживёшь. Когда-нибудь они должны были встретиться, а один раз за пятнадцать лет — это не так уж и часто.
* * *
— Надя, здравствуй… — ощущая, как по плечам и ключицам разливается холодная волна отвратительного волнения, Леонид напряжённо улыбнулся. — Можно мне войти?
— Заходи, раз пришёл, — Надежда распахнула дверь и отошла на шаг, впуская бывшего мужа в квартиру.
Вопреки ожиданиям, глядя на бывшего милого, она не ощутила ни радости, ни обиды, ни банального беспокойства, заставившего бы её сердце биться в учащённом ритме. К человеку, стоящему на пороге её дома, она не испытывала абсолютно ничего. Заполнив до краёв, мягкая ватная пустота атрофировала все эмоции. Надежда прислушивалась к себе и ясно понимала, что мужчина, когда-то любимый и любящий, был ей до странности чужим и безразличным.
— Наденька… — нервно сглотнув, Тополь переступил порог знакомого дома, и его сердце сжалось от тоски и боли. — Наверное, мой приход для тебя — полная неожиданность, тем более спустя столько лет…
— Что есть, то есть, — Надежда сложила под грудью полные руки и прислонилась спиной к дверному косяку. — Ну, что скажешь, Лёня?
— Я не знаю, что тебе сказать… — закусив нижнюю губу, Леонид поднял на Надю пронзительно-синие глаза, и его скулы нервно дернулись.
— Зачем ты пришёл?
— Я пришёл сказать, что люблю тебя, — непослушный язык ворочался с трудом, и где-то за ушами, возле самой шеи, пронзительно пульсировали наполненные кровью вены. — Я понимаю, что это звучит глупо, но мне всё равно. Ты вправе не верить мне, ты даже можешь сейчас, немедленно, выставить меня за дверь… — Тополь тяжело вдохнул и облизал губы. — Наверное, я выгляжу смешным и глупым…
— На редкость!
Не моргая, Надежда смотрела на бывшего возлюбленного, пятнадцать лет назад перевернувшего её жизнь и просившего теперь, как милости, двух минут драгоценного внимания той, об которую без сожаления когда-то вытер ноги.
— Я знаю, пятнадцать лет — это немыслимо долго, и возврата к тому, что между нами было, уже не будет никогда… — Тополь выдержал паузу, надеясь, что Надя что-то скажет, но она молчала. — Я не прошу у тебя понимания и не рассчитываю на сочувствие, потому что я их не заслужил, но… — он опустил глаза и несколько раз с силой провёл ладонью по лбу. — Надя, я… я пытался строить свою жизнь. С тех пор как мы с тобой развелись, я был дважды женат. Возможно, за эти годы от кого-то из наших общих знакомых ты слышала обо мне.
— Ты всерьёз считаешь, что меня интересовала твоя личная жизнь? — правая бровь Надежды изогнулась. — Мне было чем заняться помимо твоих амурных похождений.
— С тех пор как я ушёл из дома, — словно не слыша едких слов, продолжал он, — я был женат на двух замечательных женщинах: Лизе и… Впрочем, это действительно не имеет к тебе никакого отношения. — Будто опомнившись, что он находится в квартире, а не на улице, Тополь снял шляпу и, неловко скомкав войлочный край, крепко прижал её к груди. — Думаю, мои слова звучат полным абсурдом, но тогда, в свои тридцать, я не понимал, что творю, и отодвигал от себя счастье обеими руками. Наверное, мои слова покажутся тебе нелепостью, но оба раза я женился удачно.
— Поздравляю, — губы Надежды едва шевельнулись.
— И Лиза, и Катерина были изумительными жёнами, отличными хозяйками и просто чудесными людьми, — Тополь зажмурился и опустил голову. — Знаю, я подлец, каких мало, я испортил жизнь двум замечательным женщинам, поверившим мне и родившим мне по ребёнку…
— Ого, да ты у нас многодетный папаша! — хмыкнула Надежда и с радостью отметила, что губы Леонида мелко задрожали.
— Это какое-то наваждение, — тонкие пальцы Тополя сжались, сминая край шляпы. — Ни днём ни ночью мне не было покоя. Как дурман, как отрава, твои глаза преследовали меня повсюду, где бы я ни находился и что бы ни делал. Я старался… видит Бог, как же я старался избавиться от этого сумасшествия! Мне казалось, пройдёт время — и я смогу вычеркнуть из памяти всё, что хотел забыть…
— Зачем ты мне всё это говоришь? — от вида трясущихся рук и дрожащих губ Леонида к горлу Надежды подкатила тошнота. — Что ты от меня хочешь?
— Ничего… — он прерывисто вздохнул.
— Тогда зачем ты здесь?
— Я больше не могу… без тебя, — неожиданно по щеке Тополя скатилась слезинка и, споткнувшись о густые волосы бороды, застыла крупной прозрачной каплей.
— А ты поплачь, авось поможет! — зло бросила Надежда. — На что ты надеешься, свалившись мне на голову через пятнадцать лет после развода? Ты что думаешь, стоит рассказать душещипательную сказку про белого бычка, пустить пару слезинок, и ты сможешь выпросить немножко любви? — Надежда презрительно улыбнулась. — Тебе ста граммов хватит? Или ты рассчитываешь на полкило?
— Неужели за эти годы в твоей душе ни разу ничего не шевельнулось? — Тополь снова пронзительно посмотрел Наде в глаза.
— Прости, милый, все эти годы мне было не до шевелений! Пока ты разводил свою слюнявую философию, сидя под крылышком у очередной глубоко порядочной и рукодельной супруги, мне требовалось кормить ребёнка, алименты на которого, несмотря на свою вселенскую тоску, ты платить не спешил.
— А ты изменилась, — хрипло проговорил Тополь.
Неожиданно перед его глазами предстала худенькая хрупкая девочка с огромными серыми глазами и светлыми завитушками волос. Девочка из прошлого нисколько не походила на уверенную в себе широкоплечую женщину с холодным режущим взглядом и жёсткой ухмылкой. Вроде бы всё то же: и густо-серые, глубокие глаза, и родинка на щеке, и едва заметный шрам на подбородке — всё, кроме по-детски наивной доверчивости и доброты.
— Ты тоже, — Надежда прислушалась к звукам, доносившимся с лестничной площадки. — У тебя всё? Если да, то уходи. С минуты на минуту должен появиться Семён. И мне бы не хотелось ему объяснять, кто ты и зачем прибыл.
— Надя, послушай… — голос Леонида сорвался. — Если в тебе осталась хоть искорка человечности, ты должна меня понять…
