— Злата сделает выбор и без стритрейсинга, а товар сам себя не продаст. Так что — сел, и пока у меня не будет картины по Китаю, чтобы зад свой от кресла не отрывал.
— Но ты же раньше этим занимался! — раздражённо.
— А теперь мне некогда. Дел стало больше.
— Найми человека!
— Давай денег, найму.
— В смысле?
— А как ты думал? Я их из воздуха достаю, что ли?! И можно брать бесконечно? Работай, давай.
Недовольно бубня уходит к себе.
Бестолочь ленивая. Но пока его мать была жива, она делала все, чтобы Родиона не коснулись никакие заботы. В семь он сильно переболел почками. Температура подскочила так, что мы его чуть не потеряли. После этого у неё, как кукушку сорвало. Мальчик, под дотошным контролем матери, только отдыхал и расслаблялся. До сих пор не может в тонус прийти. Хотя семь лет уже, как она умерла.
Снижаю лимит на его карте в три раза. Нам нужно экономить. Сейчас будут простои, а это потеря денег. Сливает же ежедневно бабло на тусовки это бессмысленные.
Набираю Злату.
— Здравствуйте… — шепотом.
— Что у тебя случилось?
Молчание… вздох…
Я как радар реагирую на ее вздох болезненным ощущением в груди.
— Иван Михайлович?
— Мхм… — положительно.
— Ты плачешь, что ли? В больнице? — слышу только её тихий рваный вздох. — Я приеду сейчас. Трубку Тихону передай.
Держа телефон у уха, накидываю пиджак. Шарю по столу рукой в поиске ключей от тачки.
— Это Тихон.
— Минуту…
Выхожу из кабинета.
— Регина! Я уехал.
— Дэм, через час встреча назначена же.
— Перенеси.
— Невозможно.
— Значит, скоро вернусь.
Сбегаю по лестнице вниз.
— Тихон, ты здесь?
— Да.
— Рассказывай…
— У деда сейчас был какой-то приступ. Судороги. Он в себя не приходит.
— А опухоль-то где?
— В мозгу.
— Ясно. Неоперабельная, да?
— Терминальная стадия.
— Врачи что сказали?
— Увезли в реанимацию. Говорят — ожидаемо было. Ничего не поделать.
Выруливаю со стоянки на дорогу. Плотно… Твою мать! Успеть бы вернуться еще. Смотрю на часы…
— Сестра как?
— Молчит.
— Ты рядом будь, понял? Я приеду сейчас.
Отписываюсь Регине, что не успею на встречу.
Регина: «И что мне делать?»
Демид: «Звони отцу. Пусть подъедет, пообщается».
Регина: «Он не владеет полностью ситуацией».
Демид: «Ты владеешь! Давай, Регина, до связи. У меня трешак тут. Я обязан быть».
Через минут сорок подъезжаю к больнице. В коридоре вижу Злату в белом запахнутом халатике. Говорит с врачом. Замедляя шаг, останавливаюсь за ее спиной.
— Будем следить за состоянием, — заканчивает врач. — Но он просил в случае смерти мозга на аппарате не держать.
— Я знаю. Спасибо.
Отвожу её на крыльцо. Глаза блестят, но слёз уже нет. Мы молча стоим, рассматривая задумчиво кроны деревьев.
— Пришёл в себя?
— Нет… — вяло. — На аппарате жизнеобеспечения. Сам не дышит.
— Наверное, я должен какие-то слова утешения сказать. «Не переживай», всё такое. Но я не буду. И когда будет умирать бабушка, я в морду дам тому, кто попробует сказать мне, чтобы я не переживал.
— Да.
— Но мне очень жаль. Как оформлены сейчас документы на прииск?
— Зачем Вам? — выпускает она колючки. — Это Тихона прииск!
— Затем, что Дагиев будет искать момент, Злата, вашей с Тихоном максимальной уязвимости. И он кажется настал. Если бы я хотел провернуть что-то, я бы делал это сейчас. Когда Иван Михайлович уже никак не влияет, а Тихон еще не вступил в права наследования…
— Нечего там захватывать! — болезненно перебивает меня. — Все золото, что там было — на моем счету.
— Я на идиота похож?
— Нет… — опускает взгляд.
— Может, Дагиев похож на идиота?
Отворачивается.
— Как оформлены документы?
— Я не разбираюсь.
— Покажи.
— Нет. Они в ячейке. Я их ни за что оттуда не достану.
— Они же, Злата, проверят породу.
— Там шахта обвалилась. Охрана стоит. Как они проверят?
— Ладно… — глажу пальцами по плечу через халатик. — Собирайте сегодня вещи и, давайте, под нашу защиту. Не дай бог что-то… Скажу, чтобы приготовили комнаты.
Мы стоим еще несколько минут молча.
— Мне ехать нужно. На встречу уже полчаса как опоздал…
— Зачем приезжали тогда? Решили бы всё по телефону.
— Кто-то должен приехать когда такое случается. Когда мне будет так плохо, я надеюсь, что приедешь ты.
Надо идти. Но я продолжаю стоять рядом с ней. Не могу уйти. Страшно их оставлять.
— Что за мужик? — киваю на не спускающего с нас глаз быка.
— Охранник наш.
— Один?
— Да.
— Ладно, хрен с ним. Подождут дела. Потом разрулю. Забирай Тихона, поехали вещи собирать. Один — это мало.
— Сейчас?! — жалобно.
— Да.
— Я еще ничего не решила! — с надрывом.
— Дурочка ты. Дагиев как поймёт, что дарственная твоя в силу вступила, а ты еще девочка свободная, приставит Тихому ствол в башне, и ты его женой станешь, а не моей. Дед же дарственной оформил, чтобы ты наследство полгода не ждала? И в силу дарственная вступает либо сразу после его смерти, либо после твоей свадьбы, так?
— Да! — срывается ее голос.
— Бери Тихона, поехали.
Прикасаюсь на автомате к стволу под пиджаком, проверяя со мной ли он. Ох, рано, Иван Михайлович ушёл. Пары дней свадьбы не дождался. Не верится мне, что в себя уже придёт. Грустная будет у нас свадьба, золотая девочка. Грустная и поспешная.
Злата с Тихоном собираются. Я брожу по дому, заглядывая в комнаты. Закрываю окна, перекрываю вентили в санузлах. Потому что подвал закрыт, а они не могут найти ключ. Позже мы со всем разберёмся.
Слышу — ругаются. Выглядываю в коридор, их комнаты напротив. И они между ними.
— Положи, где взял!
— Нет!
— Это деда вещь.
— Ему уже не нужна. А нам пригодится.
— Совсем уже?! Я замуж выхожу чтобы не пригодился! Отдай!
— Что происходит?
Замирают, как дети застигнутые врасплох. Ну или не «как»…
Встают рядышком, лицом ко мне, словно в строй.
Руки Тихона за спиной.
— Ну ладно, что там? — вздыхаю я. — Покажи.
Опуская взгляд, достаёт из-за спины Беретту.
— Воу. Дай посмотреть… — забираю у него из рук.
Хорошо смазана, натёрта и… заряжена. Сбоку именная надпись: «Ольховский».
Разряжаю, ссыпая патроны себе в ладонь.
— Умеешь пользоваться-то?
— Умею.
— Пусть возьмёт на память, Злата. Положим ко мне в сейф. Подрастет — отдам.
Патроны пересыпаю в карман. Беретту возвращаю в руки Тихону. Дома заберу.
— Пусть другое на память возьмёт! — упрямо. — Зачем оружие?
— Он мужчина, он выбрал оружие. Имеет право. Вещь именная и должна достаться наследнику.
Недовольно развернувшись, Злата уходит к себе. Коса от резкого разворота бьёт мне по груди.
Хочется поймать, накрутить на руку… покусать её! Сладенько и горячо. Прячу взгляд, устремленный ей в спину.
Как жить с ней рядом и не касаться, скажите мне?
— Спасибо, — напоминает о себе Тихон.
— Строгая сестра у тебя?
— Да нет… Нормальная. Боится оружия просто.
— Почему?
— Стреляли…
Трындец. Надо узнать детали.
— Иди, вещи собирай.
Присаживаюсь в маленькой уютной гостиной. И опять маниакально погружаюсь чтение медицинских статей по своему возможному диагнозу. Читаю. И мне хочется забить. Поверить, что я здоров!
Но…
Если у Юли именно СПИД, то она была больна на момент нашего секса. И пропитана вирусом насквозь!
Набираю её.
— Привет.
— Привет, Демид, — вздох. — Ты уж прости. Я не знала.
— У меня только один вопрос — ВИЧ или СПИД?
— СПИД.
— Ясно.
«Это же так просто, Юль, меняешь партнера, сдаёшь анализы!» — хочется отчитать мне её. Но только это все хрень, и так не работает. У тебя же у самого, Черкасов, периодически случайный секс был. Ты ж по врачам не бегал! Резинки кажутся панацеей. Но потом ты узнаешь детали. Что в слюне может оказаться кровь, например, и ранка во рту, или… Деталей много, вероятность есть всегда! Она невелика. Но в каждом конкретном случае — пятьдесят на пятьдесят. О чем я думал?
