Когда мы встретились (ЛП) - Шей Шталь

— Готова забрать Сисси?

— Я скучаю по ней. — Помните, я говорил, что они не ладят? Так и есть. Но иногда они неразлучны. Сев убирает руки с пульта управления и тянется к буррито, выхватывая мою тарелку, крадет мой обед. — Фу. Холодный.

— Тогда перестань красть мой обед. — Я забираю едум у нее. — Слезай отсюда. Мы должны забрать Сисси и заехать на ранчо.

Сев слезает раньше меня и хватает свое пальто.

— Мы можем перекусить?

Качая головой, тянусь за ключами и доедаю буррито.

— Ты съела вафли, пончик, сэндвич и полпачки чипсов. Ты все еще голодна?

Идя рядом со мной, она берет мою руку в свою.

— Я не знаю. Я люблю поесть.

Разве это ложь.

Я говорю Лилиан, что вернусь позже днем, и избегаю разговора с ней.

— Мне не нравится Таннер. Он придирается ко мне.

— Кто такой Таннер? — Выключив радио, которое предупреждает нас о грозе, я смотрю в зеркало заднего вида на Кэмдин и еду по длинной грунтовой дороге, которая ведет к ранчо нашей семьи.

— Это мальчик в саду. — Теперь у нее в руках грязный медведь, и она уже не вешает эту чертову штуку на окно. — Сегодня он дернул меня за волосы.

— Я ненавижу мальчиков, — добавляет Сев. Сомневаюсь, что Сев будет ходить на свидания, а если и будет, то у ее парня везде будет пирсинг, синие волосы, и я вам гарантирую, что не одобрю его.

Моя челюсть сжимается.

— Ты ударила его по лицу и сказала держать себя в руках?

— Нет, папочка, — Кэмдин ухмыляется, ее глаза загораются, когда она видит, куда мы направляемся. — Я не могу бить мальчиков.

Дочка права. Не может. И я рад, что она понимает, что бить другого человека ничего не решает, но опять же, если маленький мальчик поднимает руку на мою дочь, то он очень скоро встретится с ее гребаным отцом.

— Если он снова потянет тебя за волосы, скажи ему, что я поговорю с этим мальчиком.

— Я расскажу, какой ты злой, — говорит Кэмдин, фыркая в приступе хихиканья вместе с Сев, которая тоже смеется, несмотря на то, что, вероятно, понятия не имеет, о чем мы говорим.

Я тянусь назад и щекочу колено Кэмдин.

— Никто не связывается с моими девочками.

Сказать, что я заботливый папа, — ничего не сказать.

Подъезжая к главному входу на ранчо Грэди, вы сначала замечаете большую букву Г на воротах, а затем знак «Ничего не предлагать и не просить». Что написано под жирными черными буквами?

Мы слишком бедны, чтобы покупать ваше дерьмо.

Мы уже проголосовали.

Мы познали Бога.

Уходите.

Улыбка разрушает мой серьёзный внешний вид. Мы с Морганом сделали этот знак из стали, и за последние десять лет возле ворот он приветствовал около тысячи ковбоев и несколько торговцев библией, которые встречали дуло дробовика и разворачивались столь же быстро.

Мой отец живет в главном доме на ранчо размером в тысячу триста акров (Прим. пер. 1300 акров — 253 га). Снаружи его дом выглядит как охотничий домик, но я уверяю вас, епископ Грейди простой человек и живет такой же жизнью. Материальные блага ему не нужны. Вы не найдете экстравагантных итальянских импортных деревянных полов или экзотической деревянной отделки, сделанной на заказ. Но найдете дом, построенный человеком, который упорно трудился за каждую заработанную копейку. Также вы увидите круглое крыльцо, на котором он проводит свои вечера, и массивный каменный камин, который мы с братом построили вместе с ним вручную.

Вся семья Грейди живет на ранчо. Я живу на южной стороне рядом с границей участка и ремонтной мастерской. Морган живет на восточной стороне рядом с работниками ранчо. А тетя Тилли живет на западной стороне недалеко от стрельбища.

— Нана Ли! — кричит Кэмдин, бросаясь к дому моего отца, ветер хлещет еще сильнее, чем раньше. Он дует так сильно, что Кэмдин спотыкается и падает в грязь.

Недолго думая, она поднимается, отряхивает колени и продолжает бежать.

Лара Линн, или Нана Ли, как ее называют девочки, — жена моего отца. Но не моя мать. Я люблю ее так, как будто она родная, но все же Лара не моя биологическая мать.

Моя мама? Черт. Это история для вас, но не из тех, что рассказывают здесь. На самом деле мой отец никогда не упоминал о ней, а Морган ведет себя так, как будто ее вообще не существует.

Помню ли я ее?

Наверное, больше, чем мои девочки будут помнить Тару.

Мое первое воспоминание — это когда она лежала голая на полу в ванной, окруженная собственной кровью и рвотой. Она была пьяна и упала через дверь душа. Я помню, как сходил с ума, думая, что она умерла, но в то время я понятия не имел, насколько глубоко ее пристрастие к алкоголю. И хотя я сам иногда