поле зрения незнакомца. Его тело накрывает меня спереди, и все это твердое, сильное и такое страшное, что мне кажется, будто меня сейчас вырвет.
Воспоминания о том, что было две ночи назад, режут мое уязвленное сознание, а в голове кричат противные голоса.
Громко.
Громче.
Я думаю... У меня паническая атака.
У меня не может быть панической атаки. Я всегда была в некотором роде апатичной, из меня трудно вытащить эмоции, и еще труднее перевести их в сенсорный мир без кисти. Так какого черта я паникую?
Мои глаза не отрываются от приглушенных глаз незнакомца, и тут меня осеняет.
Это из-за них у меня такая реакция.
Эти глаза, которые напоминают столкновение дождливого леса с ночью. Ночью я не могла расшифровать их цвет, но даже на свету зеленый и синий настолько темные, что кажется, будто они бесцветные.
Он бесцветный, и не в смысле безвкусный, а в прямо противоположном смысле.
Мама говорит, что глаза — это окно в душу человека. В таком случае, там, где должна быть душа этого ублюдка, находится черная дыра.
Рука, которой он прижимает меня к стене, не жесткая, но достаточно твердая, чтобы понять, что именно он обладает силой. Тот, кто может превратить простое прикосновение в акт насилия, как он делал это раньше. Поскольку у меня уже была встреча с ним, он уже подтвердил свою дикость и то, что никакие общественные стандарты его не связывают. Поэтому, несмотря на то, что он держит меня с бесконечной легкостью и кажется, что он не применяет никакой силы, я знаю лучше.
Я действительно, действительно знаю лучше.
Горячее дыхание целует мою щеку, когда он поднимает руку над моей головой и наклоняется, чтобы говорить так близко к моему лицу, что я чувствую вкус слов вместо того, чтобы слышать их.
— Я уберу руку от твоего рта, и ты замолчишь. Закричишь, и я прибегну к неприятным методам.
Я продолжаю смотреть на него, чувствуя себя в ловушке из-за его роста и телосложения. Два дня назад он казался мне крупным, но теперь он как будто стал еще больше.
Его пальцы сгибаются на моих щеках, требуя всего моего внимания.
— Кивни, если поняла.
Я медленно киваю головой. У меня нет никакого желания выяснять, что этот псих находит неприятным. Кроме того, я убеждена, что он не сможет ничего со мной сделать, когда вокруг столько людей.
Да, мы находимся в уединенном месте возле библиотеки, но это не значит, что никто не проходит мимо. Это все равно общественное место.
Он убирает руку от моего лица, но прежде чем я успеваю вдохнуть воздух, он проводит ею по впадине моего горла, его пальцы впиваются в бока. Это не для того, чтобы задушить меня, а скорее для того, чтобы обозначить угрозу.
Это означает, что если он захочет, то в любой момент может лишить меня воздуха.
— Ты сказал, что отпустишь меня. — Я благодарна тому, что говорю спокойно, и я не паникую, абсолютно позорная версия, которая была раньше.
— Я сказала, что уберу руку, а не то, что отпущу тебя.
— Ты можешь меня отпустить?
— Мне нравится, когда ты спрашиваешь, но ответ на твой вопрос – нет. — Подушечки его пальцев вдавливаются в плоть моей шеи. — Мне нравится эта позиция.
Не похоже, что ему что-то может нравиться. Черт, его выражение лица настолько нейтрально, что трудно представить, что он делает что-то веселое.
У него вообще есть эмоции, как у всех нас?
Учитывая, что он был готов увидеть мою смерть только для того, чтобы сфотографировать меня, а потом заставил меня отсосать ему, вероятно, нет.
Тем не менее, я заставляю себя смотреть в его апатичные глаза ценой того, что меня поглотит их темнота.
— Чего ты хочешь от меня?
— Еще не понял, но скоро пойму.
— Пока ты здесь, тебе также следует выяснить, как ты выберешься из тюрьмы.
Легкая ухмылка наклоняет его губы.
— Почему я должен сидеть в тюрьме?
— За нападение на меня, — шиплю я себе под нос, наблюдая за окружающей обстановкой на предмет прохожих.
— Тот факт, что ты говоришь об этом тихим тоном, означает, что ты не сообщила об этом.
— Это не значит, что я не сообщу.
— Во что бы то ни стало, сделай это.
— Ты не боишься?
— С чего бы мне бояться?
— Тебя могут арестовать
— За минет, который ты так любезно предложила?
— Я ничего тебе не предлагала. — Огонь бурлит в моих венах, и я пытаюсь высвободиться, но его безжалостная хватка на моей шее не позволяет мне даже пошевелиться.
— О, но ты предлагала. Ты сказала, что предпочитаешь губы, а не киску или задницу.
— Потому что моя жизнь была под угрозой!
Он поднимает плечо.
— Семантика.
Я смотрю на него. Как будто действительно смотрю на его беспорядочные волосы и мускулы, проступающие сквозь черную рубашку. Я смотрю на его пассивное лицо и неизменные глаза, и я почти уверена, что в этот момент имею дело с роботом.
— Ты... действительно не думаешь, что сделал что-то плохое, не так ли?
— Разве спасение тебя считается чем-то плохим?
— Ты не спасал меня!
— Ты собиралась упасть навзничь, но я поймал тебя. Насколько я знаю, в любом словаре это называется спасением, так что, может, ты проявишь больше благодарности?
— О, простите. Как я должна это сделать? Снова встать на колени?
— Предпочтительно. — Его большой палец ласкает мою нижнюю губу, и у меня перехватывает дыхание, когда он произносит: — Мне нравятся эти губы. Им не хватает опыта, но они компенсируют это чистым энтузиазмом. Есть что-то в нервной энергии первого раза и твоей невинности, что сделало это незабываемым. Готов поспорить, что ощущения будут еще более эйфорическими, когда я разорву твою киску и заставлю тебя подпрыгивать на моем члене.
Мой рот раскрывается, я полностью теряю дар речи. Незнакомец пользуется случаем и прижимает большой палец к моей нижней губе так сильно, что мне кажется, он пытается приклеить ее к моему подбородку.
— Я все время представляю, как ты будешь выглядеть, когда я повалю тебя на землю и засуну свой член глубоко в твою киску. Держу пари, будет трудно выбрать между ею и твоим ртом.
Я дрожу, и понимаю, что мои пальцы дергаются, а конечности почти отказали. Но я все равно смотрю на
