усмехнулся, я услышала это по тихому фырканью.
– Я не дам забыть.
– Почему? – вскинула на него взгляд.
– Мне понравилось с тобой, Малая.
Мы с Ильёй провели ещё один день и ночь. Не могу сказать, что была против, хотя и стыдилась своего поступка. Мне дали возможность получить хорошее образование, а я, вместо того чтобы пользоваться дарами, доступными далеко не каждому желающему, отдыхаю на даче у мажора. Да ещё и в его постели.
Но деваться было некуда, нас действительно засыпало снегом так, что даже джип Ильи не проедет. Вот уж зима удалась.
Весь день мы украшали дом гирляндами и мишурой с фонариками, а после, уже под вечер, сидя на веранде, укутанные в пледы, пили горячий глинтвейн, сваренный Ильёй, и заедали зефиром.
– Так почему про парня соврала? – продолжил ночную тему, а я, смутившись, уткнулась носом в бокал с горячим напитком. – Ну? Хотела круче выглядеть в моих глазах? – и смеётся снова.
– Нет! Просто ты так сказал, и я… Ну, решила пошутить. Вот и всё, – отворачиваюсь, чтобы он не увидел замешательства в моих глазах и не стал расспрашивать о родителях. Для меня это больная тема, да и ни к чему ему знать. Всё происходящее у нас ненадолго.
– Я мог причинить тебе вред, – уже без тени улыбки добавляет он. – Не поступай так больше.
В этот момент я посмотрела на него, и что-то в глазах Ильи меня насторожило. Что-то такое далёкое, но пугающее. Будто предупреждение.
– Ладно, – пожала плечами, отгоняя дурацкие мысли. – Не буду.
– Хорошо. Допивай, и пойдём ужин готовить.
– Ты и готовить умеешь? – улыбнулась. Вот это принц, кто бы мог подумать.
– Умею. К примеру, итальянскую пасту. Будешь?
– Итальянскую? Буду, – кивнула я со знанием дела. На самом деле до университетской столовки я не ела ничего дороже макарон по-флотски, да и в столовке, собственно, итальянских блюд не подавали. Однако выглядеть деревенщиной не хотелось, и я сделала вид, что питаюсь подобной едой ежедневно.
– А где ты научился готовить? – мне всегда казалось, мажоров обслуживают гувернантки или домработницы. Прислуга, в общем. Разумеется, озвучивать эту мысль я не стала.
– Одно время приходилось добывать себе пищу самому, – невесело усмехнулся, разрезая кухонным ножом помидорину. – Мать ушла, мы остались с отцом вдвоём. Ни он, ни я не были к этому готовы. Отец беспробудно пил несколько недель. А я был предоставлен самому себе. В общем, в шестнадцать лет научился готовить любимые блюда. Чуть позже отец пришёл в себя, нанял домработницу, но мне нравилось готовить. Успокаивает. Сейчас, правда, редко время находится. Подай мне яблоко.
– Яблоко? В пасту?
– В соус. Давай-давай, – протягивает мне ладонь, в которую я кладу красный сочный фрукт.
Через сорок минут наедаемся до отвала пастой и откидываемся на диване перед большим экраном. Там какая-то мелодрама, но ни он, ни я не смотрим. То и дело бросаем друг на друга любопытные взгляды. Я любуюсь, а он, похоже, изучает. Вообще волнующий он парень. Кажется, его интересует не только секс. С ним интересно поболтать, у него хорошее чувство юмора, хотя проявляется оно крайне редко, и, что самое удивительное, он не говорит на сленге, как многие наши ровесники.
– Действительно вкусно. Никогда бы не подумала, что парень может так готовить, – я уже заметно расслабилась, и Илья ловит момент. Ставит наши тарелки на столик, а меня сгребает в объятия. Целует требовательно, захватывает в плен мою шею, сжав её пальцами. И у меня меркнет перед глазами от нехватки воздуха.
– Стой, – останавливаю его рукой, упираясь в твёрдую грудь.
– Что? – ему, кажется, не нравится, что я отпрянула. В глазах появляется недовольство.
– Давай не сегодня? Ну, то есть… Я пока не готова снова, – опускаю глаза вниз и отчётливо вижу, как вздымается ширинка его джинсов. Лучше бы в глаза смотрела, честное слово.
– Что за глупости? – его тон меняется, и теперь в нём слышатся твёрдые нотки. Опасные. – Иди сюда, – он укладывает меня на диван одним ловким движением и наваливается сверху.
– Илья, презерватив! – напоминаю ему, пока не произошло непоправимое, а он зло рычит, лезет в задний карман за пакетиком из фольги, с раздражением его разрывает.
– Не будь такой правильной, Малая. Иногда это бесит.
Всё проходит уже не так болезненно, как вчера, но и особого удовольствия я не испытываю. Илья делает своё дело и, скатившись с меня, тяжело выдыхает.
– Прости. Нашло что-то.
– Всё нормально, – отвечаю ему тихо, хотя отчего-то хочется плакать.
– Ты чего накуксилась? – ловит меня за подбородок, вглядывается в лицо. – А? Не понравилось? Больно сделал?
Поджимаю губы.
– Немного.
– Понял. Ошибку осознал, – подкладывает руку под мой затылок и склоняется, снова целуя уже распухшие от его напора губы. Я уворачиваюсь, но он цыкает на меня.
– Расслабься. Я не трону. Просто сделаю тебе приятно.
Что в понимании Филатова «приятно», я узнаю совсем скоро, когда он, склонившись надо мной, столкнёт в пучину похоти и разврата. Хотя сам чуть позже назовёт это страстью.
– Мамочки… – шепчу, задыхаясь, зарываясь в его волосы пальцами.
– Мамочка не поможет, – сообщает он, слегка оторвавшись от меня и снова приступая к делу.
Я же поражённо смотрю на его голову у меня между ног и тяжело сглатываю от подступающего, ни с чем не сравнимого удовольствия. Я рехнулась. Совсем рехнулась. Крыша у меня поехала, раз я такое вытворяю. Но вскоре и эта несчастная, хромая на обе ноги мыслишка растворяется в накатывающем волнами наслаждении.
Утром просыпаюсь рано. Смотрю в панорамное окно, а там темень. Предрассветная мгла, самая настоящая. Всегда боялась этого времени суток. Мне до сих пор кажется, что там, в непроглядной тьме, скрываются чудовища. Не все детские страхи проходят, увы.
Ильи рядом нет, а из ванной я слышу стон. Это не прибавляет мне спокойствия. Может, показалось? Почудилось со страху?
Чтобы убедиться в этом, поднимаюсь на ноги и, крадучись, спешу к приоткрытой двери. Щелочки хватает ровно на то, чтобы просунуть туда любопытный нос. Лучше бы я этого не делала.
Наблюдаю Илью, что, склонившись над раковиной, схватился за виски и уставился в своё отражение каким-то жутким, больным взглядом. И скулы сжал так сильно, что показалось, будто они сейчас у него раскрошатся. Бледный, словно в побелке извалялся.
Я тихонечко приоткрываю дверь, подхожу к нему.
– Что с тобой? – пробую тронуть за руку, но Филатов резко поворачивается и яростно зыркает на меня.
– Пошла вон!
– Что? – отшатнувшись, переспрашиваю, потому что не уверена, что правильно расслышала его.
– Вон пошла, сказал! – рявкает на
