— Он псих, — бормочу, едва поспевая за подругой. — Больной.
— Господи! — пыхтит Мила. Ей и самой непросто держать темп, но страх невидимой метлой подгоняет идти быстрее. — А ты сомневалась? Я же говорила тебе!
— Ты рассказывала, что он красивый, — горько усмехаюсь собственной глупости.
— Так я и не отрицаю! Гера почти Аполлон! Но главное ты пропустила мимо ушей, Тася! Савицкий — дьявол во плоти, понимаешь?
— Да не беги ты так! — Дёргаю Милу за руку, задыхаясь то ли от физической нагрузки, то ли от послевкусия встречи с Герой.
— Не беги? — Подруга тормозит возле тачки своего брата, одиноко припаркованной под ветвистым тополем, и потрясённо смотрит на меня. — А если Савицкий нас догонит, порубит на мелкие кусочки и съест?
—Тьфу на тебя, Мила! — Морщу нос, а сама дрожу от страха. Турчина же пошутила, верно? — Ника живёт с Герой под одной крышей много лет, и всё ещё жива!
— Если ты забыла, так я тебе напомню. — Выпучив глаза, подруга подкрадывается ближе и, едва совладав с гулким дыханием, шепчет: — Гера из психушки сбежал, и никто не знает, с какими мыслями и для чего!
— Точно, — судорожно киваю и лезу в рюкзак за смартфоном. — Надо Вадиму позвонить и сообщить, что его подопечный нашёлся. Пусть сворачивает поисковую бригаду!
— Тебе что, больше всех нужно?! — Мила вырывает из моих рук мобильный и суёт его к себе в карман. Привычка таскать чужие смартфоны, видимо, заложена в них с Аром с молоком матери. — Пошли ко мне, Тась? С Герой и без нас разберутся!
Мила права, да мне и самой поскорее хочется выкинуть из головы голос сумасшедшего парня, отравляющий сознание спорами ядовитой плесени.
— Ладно, — решительно соглашаюсь. — Идём!
Но не успеваю я сделать хотя бы шаг, как испуганно вздрагиваю от громкого — да что там — разрывающего барабанные перепонки! — дребезжащего звука.
— Что это? — Сердце пропускает удар, а волосы на голове встают дыбом.
— Ар, конечно! — разводит руками Мила, ничуть не удивившись грохоту. — К вечеринке готовится. Не обращай внимания, пошли! — Она снова берёт меня за руку и тянет за собой как ни в чём не бывало. Мне бы её выдержку! Чувствую, к концу дня я растеряю последние крохи самообладания.
— Расскажи мне… — Упираясь пятками, нехотя следую за подругой. Желание переступать порог дома Турчиных увяло ещё после стычки с Аром.
— Ты об этом? — Мила наигранно прикрывает уши руками и виновато стреляет глазками, будто просит прощения за брата-идиота. — Арик настраивает колонки, только и всего.
Она поджимает губки, а мне не даёт покоя вопрос:
— Почему Ника была против вечеринки?
— Мне иногда кажется, Тася, ты с Луны свалилась! — хихикает Камилла, склонив набок кудрявую голову. — Ты совсем свою семью не знаешь?
— А при чём тут моя семья?
— А при том, что Гера не выносит громких звуков, — закатив глаза, сообщает Мила. Наверное, об этом знают все, ну, разумеется, кроме меня… — А мой братец бессовестно пользуется слабостью Савицкого. У парня окна, как назло, выходят к нашему гаражу, вот Ар и устраивает все эти безумные гулянки, чтобы лишний раз насолить Гере.
— Бред какой-то! Тебе не кажется, что их обоих нужно лечить?
— Официально Арик здоров, как бык, просто у него характер такой…
— Дерьмовый у него характер! — срываюсь, позабыв, что Турчин — брат Милы.
— Думаешь, у вашего Савицкого лучше?
Милу однозначно задевают мои слова. Мы можем сколько угодно ругать своих близких, но, когда это делает посторонний, замечания больно ранят, а мы сами самозабвенно спешим на защиту.
Вот и Мила вступается за Ара, да только я не могу остановиться:
— Гера, быть может, и больной, но твоего брата не провоцирует, а Арик… Такое чувство, что он только и живёт тем, чтобы насолить Савицкому.
— Много ты знаешь, да?! — вспыхивает Мила. Она, вроде, и понимает, что я права, но согласиться со мной — значит, записать Ара в сумасшедшие наряду с Герой.
— Я не оправдываю брата… — Подруга начинает ходить кругами. — Но знаешь, Тася, одно дело слушать музыку у себя дома, и совсем другое — крушить всё вокруг! Хочешь узнать, кто из этих двоих безумнее — загляни на вечеринку к моему братцу.
— И ты туда же! —Заправляя волосы за ухо, решаю не спорить, иначе ссоры не миновать. — Я, наверно, пойду!
— Стой! — Мила качает головой и спешит ко мне. — Ну куда ты пойдёшь?
— Ты забыла? Я живу в кладовой, — пожимаю плечами. — Зайду через вход для прислуги — никто даже не заметит.
— А если Гера… снова…
— Уверена, ему не до меня, — усмехаюсь, намекая на шум, доносящийся со стороны гаражей. Ар, сам того не ведая, переключил внимание Савицкого на себя.
Мила пытается отговорить меня, перевести нашу перепалку в шутку, но как бы она ни старалась сгладить углы, я всё равно больно натыкаюсь на них, а потому стою на своём и уже минут через десять крадусь, как воришка, в собственную комнату, благо, за это время научилась незаметно возвращаться домой. Самое волнующее — пройти мимо бассейна. Он и раньше пугал меня своей безразличной синевой, сейчас же и вовсе сводит с ума. Всего одной фразой Савицкому удалось возродить мой самый сильный страх — страх глубины…
Добежав до своей каморки, закрываюсь на ключ и придвигаю к двери прикроватную тумбу. Дабы не выдать своего нелегального возвращения, не включаю свет. Свернувшись клубочком на узкой кровати, невольно думаю о Савицком и уговариваю Всевышнего поторопить мать с разрешением вернуться домой. Но обо мне все забыли. Мама не звонит, не ищет, не волнуется. И только тогда, когда комната пропитывается ночной темнотой, а с улицы начинают доноситься забористые звуки электронной музыки, я вспоминаю, что несчастный мобильный остался у Милы в кармане, и как ошпаренная вылетаю в коридор.
Я почти добегаю до гостиной. Едва сдерживаю себя, чтобы не закричать: «Мама, я жива! Всё хорошо». Мне страшно представить, как она, должно быть, испугалась, как волновалась, когда не сумела до меня дозвониться. Одна, в чужом городе, без денег и защиты — не это ли составляющие материнской паники? Возможно, но только не тогда, когда речь идёт о моей маме.
Я вовремя включаю заднюю передачу и торможу на своём излюбленном месте — под лестницей. Высунув любопытный нос, замечаю в гостиной Вадима. Вальяжно рассевшись на изящном диване с витыми ножками, он тяжело вздыхает, а чуть позже произносит усталым голосом:
— Ну и денёк!
— Главное — Георгий нашёлся. Всё хорошо, милый. — Мама подходит к отчиму со спины и начинает нежно массировать ему плечи.
— С Герой ещё будет не один разговор. — Мещеряков растворяется в блаженстве от прикосновений рук жены.
— Не будь с ним так суров! — мурлычет мама. Интересно, с папой она была такой же кроткой и чуткой? — Что вы решили? Гера остаётся?
— Лиз, я не могу заставить его лечиться, а сам он больше не желает прозябать в клинике. Да и что толку от неё?
— Просто… — Мама кусает губы, а я по простоте душевной надеюсь, что она всё же вспомнит обо мне. — Ар опять взялся за старое. Слышишь, как гремит?
— Лиза, я так устал! Георгий сказал, что справится с этим. Дадим ему шанс?
— Конечно. Пошли спать, дорогой!
— Да, пойдём! — нехотя соглашается отчим, накрывая своими ладонями мамины. — Утро вечера мудренее…
Утопая в ласке и нежности, эти двое не замечают меня… Да что там — они даже не вспомнили о моём существовании! Подняли панику, выгнали из дома и напрочь позабыли обо мне… Их мир кружится вокруг Геры и Ники, а для меня в нём по-прежнему нет места.
И снова слёзы колючим комком застревают в горле, а ноги сами несут меня к соседнему дому. Кажется, я начинаю ненавидеть Савицкого не меньше, чем Ара.
Внутри всё клокочет. Обида смешивается с нестерпимым желанием наделать глупостей. Быть может, так я перестану быть невидимкой для собственной матери!
Чем ближе подбираюсь к дому Турчиных, тем хуже начинаю соображать. Басы сотрясают все вокруг, сбивают с ритма взволнованное сердце и подталкивают к необдуманным поступкам. Мне бы вспомнить предостережения Ники, воскресить в памяти гнилые слова Арика и вернуться домой, но я продолжаю протаптывать дорогу в никуда.
