слова… Открываю рот, чтобы ответить, но из горла вырываются бессвязные хрипы. В мозгу пульсирует сигнальной лампой: «Сын! Сын! У меня есть сын!».
– Пожалуйста, помоги. Знаю, что он тебе не нужен. Тебе же не нужны дети, но… – Злата всхлипывает и смахивает крупные слезы. – Он очень нужен мне. У меня никого больше нет – ближе и роднее. Пожалуйста… Я на все готова. Я…
– Дура… – хриплю в ответ и порывисто прижимаю их к груди. – Прости меня за те слова. Я… Погорячился. Я был неправ. Злата, все это чушь собачья. Все, что я сказал. Повтори про диагноз. Признаться честно, я не совсем понял, о какой операции речь? – нехотя отстраняюсь от них.
– У Никитушки острый лимфобластный лейкоз. Анализы показали низкую чувствительность к препаратам. Врач сказал, что единственная надежда на долгую и счастливую жизнь для Никиты – пересадка костного мозга. Ты… Ты сможешь помочь, Никита?
– Иди ко мне, малыш. Пойдешь к… папе? – произношу, протягивая к сыну руки. Никита уже взрослый парень – слышал, что Злата сказала. Но ошарашенным, к моему удивлению, не выглядит. Тянется ко мне и обнимает за шею. Господи, только бы не обделаться от эмоций! Их сейчас так много – того гляди, порвут мою кожу и выльются наружу, как водопад. – Никитушка… Все будет хорошо, – глажу его по горячим щекам.
– Спасибо, – шепчет Злата. – Спасибо тебе… Ты поможешь?
– Давай прямо сейчас поедем в больницу? Я смогу поговорить с врачом?
– А разве тебе не нужно обсудить все с женой? Ты минуту назад узнал о сыне и… – задыхается от волнения Злата.
– Я сам в состоянии решить, что мне делать, – отрезаю я. – Едем. А у нас впереди разговор, Злат. Ты же понимаешь? Потом… После врача.
– Я не против разговора. А сейчас поехали.
Никита.
– Злата, давай-ка выйдем через другую дверь, – озираясь по сторонам, предлагаю я.
Я не готов объясняться с Габи и подвергать больного сына опасности… Потом расскажу ей все. А, может, пока повременить с разговорами? Уверен, Габи затопит своим гневом все вокруг, когда узнает, что у меня есть сын.
– Боишься свою жену, Гончаров? – вздыхает Злата. – Понимаю…
– Что ты понимаешь, Злата? Сейчас не самое лучшее время для объяснений. Или ты хочешь концерта на бис?
– Нет, нет. Пошли, давай.
Прижимаю Никитушку и неуклюже поправляю на нем шапочку. Черт, я отец! Наверное, сегодня ночью я не усну от впечатлений. Сын, сын… Мой сын. Кровь и плоть, о которых она смолчала. Но об этом мы поговорим после. Нечаянная радость от новости о сыне сменяется волнением и нетерпением. Наверное, второго среди моих чувств больше. Я скорее хочу оказаться в больнице и услышать из первых уст, что мне предстоит пройти, чтобы спасти сына. Уверен, услышав историю о мальчике, Габи все поймет… Не будет устраивать скандалы, злится или болтать чепуху журналистам.
– Никита, а у тебя есть автокресло? – вырывает меня из задумчивости Злата.
– Да, в моей машине оно имеется по умолчанию. Не волнуйся.
– Да как тут не волноваться, – хрипло выдыхает она, вскидывая на меня смущенный взгляд.
Боже мой… Сердце замирает от вида Золотко. Она сейчас совсем другая. Не та, кем я ее знал и помнил. Да, я частенько воскрешал в памяти наши дни и ночи, прокручивал их, вспоминая ее губы, невольно слетающие с губ слова и вздохи… В прошлом. Все давно погребено, похоронено под слоем обиды, непонимания и тайн. Как она могла столько времени скрывать от меня сына?! Крепко сжимаю руль, с трудом сдерживая рвущиеся из груди вопросы. Не время, Никита… Сначала разговор с врачом, а претензии я ей выскажу потом. Изредка бросаю взгляд на Злату в зеркало заднего вида, безошибочно считывая ее настроение – она тоже думает о предстоящем разговоре.
– Злата, не волнуйся, – успокаиваю ее я. – Я сделаю все, что необходимо сейчас. И узнаю о лучших клиниках за рубежом. У Никитки есть загранпаспорт?
– Нет, – отвечает она. – Давай сначала дождемся результатов типирования крови на совместимость? Может, ты подойдешь ему как донор?
– Давай, я не против. Так будет даже лучше.
Злата оставляет нас с Никитушкой в палате и уходит, чтобы позвать врача. Глажу пацана по лицу, треплю по волосам, понимая, как был слеп. Он же копия я! И баба Зина сразу это заметила, как и Степка… Один я закрывал глаза, боясь окунуться в оглушительную реальность… Чего я боялся? Ответственности, невольной любви к сыну, которого так долго не знал, обиды и непонимания по отношению к Злате… Но сейчас я совсем не чувствую обиды – над нами черной тенью висит опасность потерять Никитушку…
– Здравствуйте, меня зовут Алина Евгеньевна, – в палату входит элегантная невысокая женщина в розовой медицинской пижаме.
– Добрый день, я Никита – отец Никитушки, – поднимаюсь с койки и протягиваю врачу руку для рукопожатия. Врач смущается от моего жеста. Понимаю – они не привыкли к такому обращению, как в Америке.
– Никита…эм…
– Федорович. Я готов на все ради спасения сына. Давайте сделаем необходимые анализы, – твердо говорю я.
– Меня обнадеживает ваше рвение, – улыбается Алина Евгеньевна. – Необходим развернутый анализ крови и анализ содержимого костного мозга. Какая у вас группа крови?
– Вторая, резус-положительный.
– Хм… У Никитушки четвертая и отрицательный резус. Ну… Будем надеяться на лучшее.
Черт… В глазах Алины Евгеньевны зажигается огонёк надежды и тотчас гаснет после реплики о моей группе крови. Но я же его отец… Может, не все потеряно?
– Доктор, надежда есть, что я подойду?
– Конечно. Пройдемте в кабинет на исследование.
Оставляю Никитку со Златой и ухожу в процедурный кабинет. Манипуляции неприятные, но я стойко переношу неудобства. Терпеливо лежу на боку, пока врач делает забор спинномозговой жидкости. Некоторое время сижу на кушетке, а потом возвращаюсь в палату.
Златка и Никитушка спят. Она прижимает сына и тихонько сопит. А Никита обнимает ее плечо и посасывает нижнюю губу. Умилительная картина… И я сгораю от желания рассказать о внуке маме. Все-таки она имеет право знать. Накрываю парочку пледом, висящем на спинке стула, и выхожу в коридор. Вынимаю из кармана пиджака смартфон и набираю телефонный номер мамы.
– Мамуль, привет, как ты?
– Да хорошо все, сыночек. Капельницу вот сделали. Врачи такие внимательные. Да и медсестры…
Мама находится в одном из лучших санаториев черноморского побережья. Как она ни противилась, но я настоял на продолжении лечения там.
– Мам, я… Черт, не думал, что будет так сложно сказать, – приваливаюсь к подоконнику и наблюдаю через окно за уличной суетой.
– Да
